С. Я. Мошковский «МОИ ПЛАВАНИЯ» (главы из книги)

«У каждого яхтсмена своя кругосветка.
Неважно, будет ли это путешестви
вокруг света или просто от одного
берега до другого - в каждом плавании
 он утверждает себя»

Сэр Алек Роуз, яхтсмен,
одиночка-кругосветчик

 

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ 

Вот и я за 45 лет плаваний утверждал себя 38 раз - проделал 41 дальнее спортивное на парусных судах. И лет 10 назад  возник у меня вопрос,:а кругосветка-то набралась за эти годы или нет? Окружность земного шара по экватору - 40 000 километров или 21 600 морских миль. Занялся я подсчетами: выписал в столбик все свои плавания, обозначил их протяженность.

    

           Сергей Яковлевич Мошковский и Дмитрий Демин. Москва.сентябрь 2013г.


Где ее не помнил - слазил в карты, благо они у меня все дома, пошагал по ним циркулем.
Потом взял калькулятор, подбил итог - нет, не хватает у меня до кругосветки, всего  набралось по генеральным курсам 39560 км. Ай-яй-яй! За столько лет не сумел обогнуть земной шар! Позор!
Позор? А, по раздумав, решил: нет, никакой не позор. Ведь все эти годы я работал (на суше, а не на воде) и в плавания ходить мог только во время отпусков. Да и спонсоров у меня не было, в отличие от сэра Роуза.
Тем не менее, в плавания ходил, да и еще надеюсь поплавать. Какие наши годы! Ну, какие - 69 лет всего, здоровье пока есть, недавно вышел в отставку, в смысле - стал неработающим пенсионером, полностью свободен. Бог даст, завершу я свою «кругосветку».
А сейчас, когда я пишу эти строки, стоит глубокая осень, парусный сезон окончен, яхты стоят на берегу. Времени свободного много. Вот я и решил начать дело, о котором давно подумывал - написать о том, что полжизни мне было дорого и мило: о парусах, о яхтах, о людях на яхтах, о парусных плаваниях, о гонках. И обо всем, что с этим связано. А заодно и о себе: как я попал в парусный спорт, как и почему вот уже 45 лет не могу с ним расстаться.
Я хорошо знаю, о чем буду писать - многое стоит у меня перед глазами, много сохранилось записей, сделанных в плаваниях, живы и здоровы большинство моих друзей и соратников по парусному спорту, с кем я начинал и с кем рядом прошел я свои тысячи миль. Гораздо труднее ответить на другой вопрос: а для кого я буду это писать? Потому что от этого зависит, Как я буду писать. И как это будет выглядеть. Роман? Хроника? Справочное пособие? Сборник рассказов?
Роман - это мне слабо. Сознаю свои возможности и говорю себе: слабо. Перышком-то я владею, во все времена так или иначе бумагу марал - и для себя, и для газет и журналов. И меня публиковали. Но затевать на старости лет роман, по-моему, просто глупо. И выдумки у меня не хватит, и нет умения строить сюжетную линию, а главное - душевных сил не достанет. Уверен, что для такого дела их понадобится немало.
Хроника? А кому она интересна? Десятку-двум моих товарищей по спорту, да и то - не всем.
Справочное пособие? Так их уже немало напечатано, и писали их люди более грамотные, да и по талантливее меня.
Сборник рассказов? Тоже нет. Здесь у меня опять-таки не хватит фантазии. Рассказ подразумевает авторский домысел или вымысел. А у меня домысливать или выдумывать просто душа не лежит. Слишком ярко и интересно все то, что прошло перед моими глазами. Да и писать я привык лишь о том, что сам видел и слышал.
Мемуары? Тьфу, так и видишь перед собой престарелого генерала, мечтающего о грамотном редакторе, который за него все напишет.
Так для кого и что я буду писать? Не знаю. Ладно! Как говорили в разное время два совсем разных  деятеля - надо  ввязаться в драку, а там поглядим, что получится. Тем более, что эти деятели могли получить (и получали) по морде, а мне это не грозит. В худшем случае моё творение будет пылиться в моем архиве, пока мои наследники не сдадут рукопись в макулатуру.
Оттуда, где я тогда буду, я и обижаться на них не стану.

 Глава 1

ЯЛ-6

Как все начиналось

Я москвич; в 1962 году пришел работать в ЦНИИКА (НИИ комплексной автоматизации). За плечами у меня был Плехановский институт и 8 лет работы в разных местах. А в ЦНИИКА я был приглашен на должность начальника отдела снабжения.
Работа была непростая и нелегкая. Но мне сразу понравилось работать в этом институте. Дело в том, что здесь мне впервые  пришлось по работе сталкиваться со многими интересными и интеллигентными людьми. Раньше как-то маловато их мне встречалось на работе. А, кроме того, мне очень пришлась по душе чрезвычайно демократичная атмосфера в институте, несмотря на то, а, может быть, благодаря тому, что во главе института стояла очень сильная личность - Евгений Павлович Стефани - человек огромного ума, огромной силы духа и не боявшийся ничего и никого на свете.
В институт я пришел в возрасте Иисуса Христа - 33 года, сил было невпроворот, опыт работы кое-какой уже накопился. И, будучи по натуре человеком  демократичным и общительным, я очень быстро нашел общий язык практически со всем институтом. По моей должности нужен был всем и общался со всеми - от директора до последнего лаборанта. Память на имена и лица была крепкая, и через полгода знал уже по именам пол-института. А народу тогда в институте было около двух тысяч. Старался помогать всем, а уж достать тогда мог все на свете - связи и раньше были неплохие, а, начав работать в отделе снабжения, я много внимания уделял укреплению и расширению связей - придавал этому серьезное значение и не жалел на это времени.
Много хлопот у меня было с учеными - работая с ними, я никак не мог наладить научное, расчетное снабжение - чаще всего ни один ученый не знает, что ему может понадобиться завтра к вечеру. Нелегко было обеспечить и опытное производство. Но - старался сам и заставлял стараться своих снабженцев. Это были, в основном, опытные люди, все дело было в наличии или отсутствии энтузиазма. Я и старался заразить их своим энтузиазмом; иногда это получалось, и тогда мы могли горы своротить, иногда – нет, тогда дела шли ни шатко, ни валко.
Бывало мне трудно, иногда - противно. Только скучно никогда не было.
В числе тех, кто ко мне обращался за помощью, были институтские спортсмены - футболисты, туристы, а потом появилась и развила бурную деятельность парусная секция. Я сам на своем веку и в футбол поиграл и в туристские походы ходил - в пешие и на байдарках. Понимал, значит, в этих делах и доставал, что требовалось: мячи, форму, байдарки, палатки и прочее,
Но вот, в одночасье, является ко мне человек моего возраста и представляется:
- Старший инженер Фриденберг Генрих Оттович, работаю в отделе автоматизации энергетики.
- Очень приятно, чем могу быть полезен благородному делу автоматизации энергетики?
- Сергей Яковлевич, я к вам по другому делу, Я занимаюсь в парусной секции института.
- Ага, значит, есть и такая?
- Есть, и она нуждается в вашей помощи,
- Ну, раз нуждается, будем помогать, Что требуется?
В ответ Фриденберг выкладывает список. Читаю: краски, лаки, растворители, крепеж, дерево разных сортов и многое другое. Все это не было тогда  в большом дефиците, но объем работы - не малый. Покряхтел я, но заявку принял и стал потихоньку ее обеспечивать, Фриденберг ко мне похаживал, позванивал и мало-помалу мы с ним подружились. Оказалось, что он - бывший флота капитан-лейтенант, уволенный в запас по хрущевскому сокращению.
Не знал я, что знакомство это сильно повлияет на мою жизнь и приобщит меня к делу, которому я впоследствии посвящу многие годы и труды.
От имени парусной секции обращался ко мне и Володя Суворов – дьявольски энергичный и обаятельный парень. Отказать ему было невозможно, настолько он сам был убежден в необходимости своего дела. Простой парень, а убедить мог кого угодно. Я ещё напишу о нём, личность была выдающаяся.
И с другими яхтсменами я тоже знакомился, помогал им по возможности, но особого  интереса к парусным делам не испытывал.Как-то раз пригласили меня на выходные дни на институтскую базу отдыха, где базировалась и парусная секция. Взял я своего восьмилетнего сына Сашу, и мы поехали. База отдыха тогда была у деревни Троицкое, это примерно на границе Клязьминского водохранилища и Пироговского рукава. Помню, что добираться туда было неудобно: на электричке, а потом пешком около часа. Пришли, увидели: узкий и длинный заливчик, палаточки стоя на деревянных настилах, посреди поляны - открытая с боков веранда-столовая. Волейбольная площадка. А у берега на воде стоят 5 - 6 яхт, в их типах я тогда не разбирался. Не успели мы расположиться, подошел ко мне такой симпатичный научный сотрудник Леня Барский и говорит: «Сергей Яковлевич, не хотите ли прокатиться на яхте?» Мы захотели, нас привели к яхте, сказали, что она называется «Дракон», и мы отошли от берега.
Внутри яхты, на обоих бортах мы увидели два колеса, похожих на небольшие штурвалы. Нам объяснили, что это - «натяжки бакштагов» и что при команде « поворот» их надо крутить  туда и сюда.  Для чего это надо, мы не поняли, но мы были людьми дисциплинированными и крутили эти колеса по команде Лени, который сидел за румпелем, небрежно  приподняв его и положив себе на плечо. Помаленьку я разобрался, для чего мы крутим эти колеса, для чего еще двое парней тянут или «травят» веревки под названием «шкоты». Вот и все, что я тогда понял. Большого восторга от этого катания я тогда не испытал. Во-первых, я старательно крутил колесо и из-за этого некогда даже было посмотреть по сторонам, полюбоваться окрестными видами. А, кроме того, на яхте было человек восемь, в том числе и девушки, а я вскоре сильно захотел в туалет, а сказать, что мне надо - стеснялся. С трудом дотерпел до берега и, кубарем скатившись с яхты, почесал к ближайшим кустам. Что ж, из песни слова не выкинешь, это и осталось у меня основным впечатлением от первого моего хождения под парусами. Еще зима прошла. Весной выхожу я во двор институтской территории на Можайском Валу, где был расположен мой отдел снабжения. Смотрю, под тельфером для подъема тяжестей лежит вверх килем здоровенная, метров шесть длиной, лодка. А вокруг нее - люди с банками и кистями. Красят. И мой приятель Фриденберг тут же – руководит - Бог в помощь, громадяне!
- Давай сам помогай, - говорит Фриденберг. - А , если хочешь, С.Я., можешь  принять участие в плавании, в июне мы выходим.
- Что за плавание?
- Да вот, собираемся по Волге сходить до Калинина и обратно.
А у меня отпуск был запланирован как раз на июнь, а где и как его провести, я еще не знал.
- А две вакансии у вас найдутся? - спрашиваю я, вспомнив о своем друге и соседе по дому Юре Капранове.
- Найдутся.
Я сходил к себе в отдел, нашел рабочий халат и стал помогать ребятам. Ничего этого делать я тогда не умел, но старательно выполнял указания Генриха, он, оказывается, был капитаном этой шлюпки.
Вечером я поговорил с Юрой, и мы решили: попробуем. А, коли так, я дал Фриденбергу согласие и в свободное время стал принимать участие в ремонте шлюпки. Как мне объяснил Генрих Фриденберг, это была шестивесельная парусно-гребная шлюпка  Ял-6,  такие шлюпки используют на кораблях военно - морского флота в качестве спасательных средств, и для спортивных занятий. Мы её скребли, шкурили, красили, лакировали. Я, наравне со всеми, делал всё, что требовалось, приобретал навыки, которые мне потом много раз пригодились.
В начале мая шлюпку, а также яхты, которые также зимовали на нашей территории, мы погрузили автокраном на грузовики. Транспорт был в моем распоряжении, грузовиков хватало, только автокран пришлось мне заказать. Погрузили и поехали. Поехали мы не в Троицкое – теперь база отдыха и яхт-клуб располагались в другом месте. Почему – это другая история, и рассказ о ней будет в другой книге.
Ехать надо было километров 50. Но, поскольку при базе отдыха не было удобного подъезда к воде, то яхт снимали с машин и опускали на воду (тоже автокраном) в селе Тишкове, у дамбы, ведущей через Тишковский залив Пестовского водохранилища. А оттуда своим ходом яхты и шлюпки шли к базе отдыха в Михалевский залив – кто как: под парусами, на моторах, а кто и на веслах.
Вот тогда я и увидел впервые Михалевский залив - это божественное по красоте место, одно из лучших в Подмосковье. Должен признаться: Господь обделил меня восприятием прекрасного в природе, плохо я воспринимал тогда всякие красоты. Но этот залив впервые в жизни заставил меня всмотреться и впитать в душу красоту. В результате, с этого времени я стал обращать внимание на прекрасные картины природы. Т.е., видимо, нужен был первый толчок, и его мне дал Михалевский залив.
Больше 40 лет назад это было, а я и по сей день не устаю им любоваться.
База отдыха и яхт-клуб расположены  в излучине залива. Здесь - обрывистый берег, поросший большими соснами, берёзами и кустарником. А наверху, на поляне, расположились палатки. Вдоль берега проходит бывшее русло речки Кокотки, берег получился приглубым, и мы смогли у самого берега построить причалы, к которым имели возможность швартовать килевые яхты с большой осадкой.
Это был май 1964 года. До нашего ухода в плавание оставался всего месяц, и за это время мы успели пару раз выйти в тренировочные плавания под командой Генриха Фриденберга. Он назывался «командир шлюпки», а помощник его Олег Шипилов носил звание «старшина шлюпки». Как молодой матрос, я относился к ним обоим с большим пиететом, считая эти звания недосягаемыми для себя. Позже читатель увидит, как я ошибался.
За эти тренировочные выходы успел я усвоить немногое. Например: парус у шлюпки Ял-6 называется «разрезной латинский фок», передняя его часть - кливер, а задняя, побольше размером - фок. А еще я понял, что на шлюпке имеются шесть огромных весел, длиной метра по четыре, а весом килограмм по 10. И, когда ветра нет, или он неподходящий, то втыкают по бортам уключины, а в них вставляют весла и гребут, по одному человеку на весло.
И еще я понял, что грести  этими веслами - дело непростое и нелегкое. Грести надо сильно и слаженно, иначе весла начинают цеплять одно за другое, и получается не гребля, а безобразие. А, если ты, занося весло назад, зацепишь лопастью воду, то оно вальком упирается тебе в живот, и ты летишь назад, ногами вверх, на радость всем остальным. Это называется «поймать леща».
Еще понял: вроде и несложная штука эта шлюпка, а названий частей и деталей у нее столько, что черта с два всё это запомнишь. Вот и все, что я сумел усвоить до начала своего первого плавания.

 Глава 2

Первое плавание

 «А, может, и не помню,

Но буду вспоминать»

Э.Успенский

 Приходится писать об этом более 40 лет спустя. Как все вспомнить? Это потом, в следующих плаваниях, я сообразил, что эти плавания - вещь в жизни - замечательная, и надо бязательно оставлять о них память в виде записей и фотографий. А тогда – впервые, масса всяких новых впечатлений, только успевай глазеть по сторонам. Куда там что-то записывать!
Между нашим Пестовским водохранилищем и «Московским морем» - Иваньковским водохранилищем – канал имени Москвы с пятью шлюзами. Шлюзоваться под парусами или на веслах запрещается. Как быть? У меня в распоряжении 5-тонный грузовик. Решили погрузить на него шлюпку и шлюпочное имущество (по военно-морскому оно называется «снабжение»), человека в кабину к водителю - дорогу показывать, двоих - в кузов, под перевернутую вверх килем шлюпку – следить, чтобы ничего не выпало по дороге. И - по Дмитровскому шоссе до Дубны. Остальные, а всего нас было 11 человек - электричкой до Дубны. Встреча у лестницы, ведущей к воде, там и шлюпку спустим на воду.
Сказано - сделано. Вытащили ЯЛ на берег, навалившись вшестером, перевернули его вверх килем. Грузовик задним ходом подъезжает к корме. Ухнув, поднимаем корму выше уровня кузова, водитель подает ещё назад, корма шлюпки уже в кузове. Ну, а дальше - дело техники. Поднимаем нос шлюпки и задвигаем ее в кузов.  Нос немного свисает с кузова,   крепим его веревками к машине, чтобы шлюпка на ходу не съезжала назад. И начинаем грузить снабжение. А его много!
Шлюпочное имущество: мачта, реек с парусом, перо руля, румпель, семь весел (одно запасное), анкерки, это такие дубовые бочонки для питьевой  воды. И многое другое. А ещё всякое имущество для береговой жизни: палатки, куски поролона, чтобы спать на них, ведра, кастрюли, чайники, прочая посуда и ещё многое.
Народ отправляется на электричку, Генрих с десятилетним сыном Сашей лезет в кабину, а мы с Юрой Капрановым карабкаемся в кузов, под корпус шлюпки и с комфортом укладываемся там, на кусках поролона. Уже водитель завел мотор, сейчас двинемся. Но вдруг в шлюпку снизу всовывается голова Генриха:
- А как я буду держать с вам связь?
- А на кой чёрт она нам нужна?
- Ну, мало ли что вам может понадобиться, да еще, чего доброго, попадут под шлюпку выхлопные газы, вы мне посигналите,,,
Нашел  Генрих достаточно длинную веревку («не веревку, а «конец» - строго поправил он нас), вывинтил из днища шлюпки пробку, называется «кингстон», пропустил верёвку через этот кингстон и протянул к себе в кабину. Условились о сигналах: Генрих дергает один раз, это значит: «Как дела?». Мы дергаем один раз - все в порядке, а два раза - нужна остановка. Опробовали эту связь и поехали. Ехали долго, больше часа мы с Юрой все песни перепели, какие знали. Анекдотов не выдавали, потому что жили в одном доме, виделись каждый вечер и давно все анекдоты друг другу рассказали.
Поспали. Проснулись. Скучно. Где едем - не видно,  только кусок убегающего назад асфальта видим. Однажды Генрих, дернув за веревку, осведомился о нашем самочувствии, мы тоже дернули один раз, мол, все в порядке.
Вдруг мне приходит мысль: « А давай сообщим Фриденбергу без  запроса, что у нас все в лучшем  виде!». Так и сделали: ухватившись вдвоем за веревку, дернули ее из всех сил. Тр-р-р!
С грохотом затормозил наш здоровенный грузовик, мы с Юрой попадали друг на друга. Всовывается под шлюпку заспанная, но ошарашенная голова Генриха:
Что случилось?
- Ничего. Мы же дернули один раз, сообщили тебе, что у нас все в порядке!
- Ах, черти, чтоб вас. Чуть руку мне не оторвали!
Маленькое, но развлечение. Ругаясь, Генрих лезет в кабину, и машина трогается в дальнейший путь. А мы с Юрой некоторое время веселимся.
Наконец, приезжаем в Дубну. Не столько видим, сколько чувствуем: машина развернулась, подала задним ходом и остановилась. Вылезаем, с трудом разминая затекшие ноги и спины. Да, стоим у лестницы, сходящей к воде.  Напротив, через канал, гигантский монумент Ленину.
Генрих с сыном и мы с Юрой начинаем вытаскивать из-под шлюпки и складывать всё наше добро. Огромная получается куча, как  всё это поместится в шлюпку?
Тем временем прибывает с электрички остальная команда. Опускаем борта у грузовика, и вручную вытаскиваем Ял на землю. Поднимаем один борт, шлюпка стоит на другом борту. Перебегая по одному, подхватываем её с другой стороны и медленно опускаем. Ухватившись за борта, выпрямляем Ял и разворачиваем его носом к воде. Тащим его вниз по лестнице. Вот он коснулся носом воды, вот он весь закачался на плаву.
Воду берёт! Пробку забыли закрыть!
Кто-то прыгает в шлюпку и дрожащими руками завинчивает пробку кингстона. Отчерпываем досуха воду. Всё!
Погрузили всё имущество. Поставили мачту. Около 5 часов вечера всё было готово. По команде Генриха мы разместились в шлюпке, и отошли от берега.
- Весла-а. на воду! Два-а - раз! Два-а - раз!
Гребем. Генрих за рулем направляет шлюпку к выходу на Московское море.
По сторонам смотреть некогда, надо внимательно грести. Существует определенная техника гребли, и надо ее соблюдать. Когда весло заносится назад, лопасть весла следует развернуть почти параллельно воде, а по мере гребка она разворачивается поперек и еще больше, тогда весло легко выходит из воды. А неправильно гребанёшь, - весло из воды не вытащишь, и оно тебя опрокинет под общее веселье. Практики у нас маловато, но стараемся. Несколько девушек у нас в команде, но гребут, в основном, мужики, да еще Люся Рыбинкина, которая по силе не уступит мужчине.
Еще до темноты причаливаем к какому-то берегу, и начинаются береговые работы: одни ставят палатки, другие разводят костер, третьи готовят еду. Поели, каждый помыл свою посуду, а дежурные - еще и ведра, в которых готовили обед.
Полезли по палаткам, по одному, по двое. Спаньё - не самое комфортное, у каждого поролонина величиной со спину, не более. Под головой рюкзак, сверху колючее шерстяное одеяло. Но спим, как каменные: устали, свежего воздуха надышались. Да и молодые мы все тогда были.
Впечатлений у меня по первому разу много. А вот, где мы находимся, мне и невдомек. Но, похоже, что прошли немного, шлюпка на веслах  идет  километров по 6 - 7 в час, а шли около трех часов, значит, от Дубны ушли недалеко.
Так и в последующие дни продолжалось это плавание. Под парусами продвигались мало, в основном гребли - ветра  подходящего  не было. На другой день пришли на остров «Б».
Генрих объяснил, что здесь острова почему-то называются буквами. У этого острова стоят две яхты их нашего яхт-клуба - «Дракон» и «Ашка». «Дракон» - это не имя, а класс яхты, имен тогда у наших яхт не было. И «Ашка» - тоже не имя. У нее на парусе буква «Н», что означает «неклассная яхта», а ребята эту букву» приняли за латинское «Аш» и яхту прозвали «Ашкой». Имена яхтам стали у нас давать попозже.
Встреча с этими яхтами была оговорена заранее. «Рандеву» по военно-морскому.
На яхтах наши друзья по яхт-клубу, кто с женой, а кто - так.
Сыграли в футбол - яхтсмены против шлюпочников. Мы продули - не сыгрались еще.
А назавтра двинулись дальше - вверх по Волге, в сторону Калинина (так тогда называлась Тверь). Задул хороший попутный ветер.
- Поднять паруса!
Подняли. Пошли. Народу на шлюпке много, но дел хватает почти всем. Один на руле, двое на кливер-шкотах, двое на фока-шкотах. Остальные глазеют по берегам и по команде рулевого передвигаются с борта на борт и с носа на корму и обратно. Шлюпка-Ял не имеет балластного киля и, если не передвигать экипаж, заставляя Ял сохранять равновесие, то, при порыве ветра можем опрокинуться. Так же, весом команды регулируется дифферент, т.е. уклон шлюпки к носу или корме. Для чего это - я тогда не понимал. Ну, не всё же сразу можно понимать, многое я просто принимал на веру, что так, мол, и надо, и выполнял по команде.
В общем, на ходу шлюпки под парусами спокойной жизни у команды не бывает.
Что ещё мне запомнилось из этого плавания? Однажды на ходу попали под проливной дождь, непромокаемых костюмов у нас тогда не было, и  чере  тр  минут  мы все  –  насквозь.
Причаливаем к берегу, между деревьями натягиваем брезент и под ним пытаемся развести костер. Я, весь в саже и в поту, кручусь вокруг костра, подкладываю щепочки, дую. А «костру разгораться не хочется, вот и весь разговор». Генрих мне пожертвовал пузырёк с бензином для зажигалки, и с его помощью костер я всё же раскочегарил, и мы сварили обед, включая «военно-морской компот» - вода, много сахара, много изюма.
На первый же стоянке обнаружили, что забыли взять половник – нечем суп разливать. Я тут же изобрел замену, привязав кружку к прочному суку. За изобретение – поощрение – лишняя кружка компота.
По ночам все спали в палатках, а шлюпку стерегли вахтенные по очереди. Однажды нам с Юрой досталась «рассветная вахта» - с 3 до 5 часов утра. Вставать было неохота, зато потом мы с ощущением счастья наблюдали прекрасный восход солнца. Моменты счастья не часты в нашей жизни; жаль, что их нельзя зафиксировать ни на бумаге, ни на пленке.
Коротким   было для меня это плавание. Мы даже до Калинина не дошли, постояли пару дней у турбазы Лисицкий Бор и повернули обратно, к Москве. А через пару дней мы с Юрой, как было раньше договорено, сошли на берег в деревне Терехово, где жили Юрины родственники, и там провели остаток своего отпуска. А остальная команда догребла до Дубны, там попросилась на буксир к какому-то толкачу, за ним прошли все шлюзы и благополучно прибыли в «Парус».
Так завершилось это плавание. Оно на меня произвело сильное впечатление, хотя я сразу и не понял, почему. Это мне стало ясно значительно позже, а пока я много раздумывал над практическими вопросами. Имел в виду и дальше принимать участие в таких плаваниях. А, по раздумав, понял, что плавание требует хорошей организационной подготовки. Многое забыли, обо многом вспомнили в последний момент и, вообще, страшно суетились. А где суета, там и ошибки.
Я в свое время много читал о полярных экспедициях, и мне вспомнилась одна фраза Амундсена: «Успех экспедиции на 99 % зависит от ее подготовки». Следовательно, все вопросы подготовки должны быть заранее продуманы и расписаны. Вот так в дальнейшем я и старался поступать.
Мы в этом плавании подружились с Мишей Гольденбергом, оба были в плавании впервые, и обоим захотелось плавать и в будущем. Вот мы с ним и раздумывали зимой, подводили, так сказать, итоги и пришли к выводу: имея в качестве движителей только паруса и весла, далеко не уедешь. Нужен мотор, чтобы проходить шлюзы, каналы и двигаться при отсутствии ветра.
Во-вторых: одиннадцать человек в шлюпке - это безобразие. И перегруз, и тесно. Да и команда слишком велика, трудно с ней управляться.
В третьих: готовить на костре и неудобно и долго, да и копоть с посуды потом трудно отдирать и много ее попадает в шлюпку. Нужна какая-либо плитка для приготовления еды.
Нужны непромокаемые костюмы, с какой стати мокнуть под дождем часами, а иногда – днями.
Пока все эти выводы мы с Мишкой оставили при себе. Кто мы такие? Матросы-первогодки, салаги! Начальство лучше знает, как и что надо делать. Но вскоре события повернулись так, что нам с Мишей пришлось не только думать, но и принимать решения. И проводить их в жизнь.

 Глава 3

Усовершенствуем Ял

Общий интерес у нас с ним обозначился - плавания. Хотим поплыть еще, да подальше. Ну,  есть у нас капитан, от него всё зависит. Заговорили мы зимой на эту тему с Фриденбергом.
А он как-то странно себя ведет. Как у Зощенко:  «хозяин держится индифферентно - Ваньку валяет». В частности толкует нам, что плавания-то плаваниями, а вот вам бы, ребята, сейчас надо права получить на управление шлюпкой. Не очень мы понимали, зачем нам эти права, на раз капитан говорит.
Дал нам Генрих книжечку - пособие по шлюпке, мы с Мишкой внимательно её проштудировали, всё, что надо, запомнили. И однажды  Генрих повез нас с Мишей в Химки, в школу ДОСААФ. Это уже в разгар зимы.
Там такие занятные старички у нас экзамены принимали, я так понял, что все они – бывшие речники, капитаны теплоходов. Перед экзаменом подпили они с нами (водочку-то мы с собой прихватили), а потом стали задавать нам вопросы. На некоторые мы ответили, на некоторые –  нет. Принимал бы я экзамены – выгнал бы. А старички переглянулись, ухмыльнулись, и - выдали нам корочки. Называются «Удостоверение командира шлюпки». Там было написано: «с правом управления шлюпкой на веслах и под парусами, проведения занятий на шлюпках и быть командиром в дальних шлюпочных походах». А район плавания обозначен: «по всем внутренним водам Союза ССР».
Выписали, печать пришлепнули и выдали. То-то мы с Мишкой возгордились!
Я с такой точностью сумел процитировать то, что в этих правах написано потому, что эти корочки у меня сохранились до сих пор, хотя и прошло уже более 30 лет. Под размокли они слегка, но разобрать все можно.
Ну, хорошо, большими мы стали людьми, это ясно, но как же с планами на будущее? На следующее лето? Спросили капитана. А Фриденберг нам и говорит: «На следующее лето у меня планы другие».
Вот так! Призадумались мы с Мишей. Покидает нас капитан, что же делать-то? А потом вспомнили, какие роскошные документы лежат у нас в кармане. И решили, что каждый из нас может теперь быть  командиром шлюпки. Наглость, конечно, один сезон всего отходили, но другого выхода у нас просто не было.  Олег Шипилов,  который ходил помощником Фриденберга, к тому времени уже получил под командование яхту, и ему было не до шлюпки.
А коли так, то мы с Мишкой вдвоем провели выборы капитана. И я его  выбрал. Единогласно. А он тут же своим приказом меня назначил старшим помощником. Так мы сформировали «правительство», совет яхт-клуба это утвердил.
А за всеми этими делами подошла весна 1965 года. И мы с помощью  сагитированных нами матросов произвели обычный весенний ремонт шлюпки. Кое о чем  советовались с Фриденбергом, что-то сами сообразили. Словом, когда пришло время вывозить наш флот в «Парус» (такое имя к тому времени получили наш яхт-клуб и база отдыха), наша шлюпка была готова.
Надо сказать, что мы не только ее отремонтировали, но и многое сделали по её усовершенствованию.  Как я уже говорил, Миша был конструктором, и любую поделку он, обсудив ее со мной, воплощал в чертежах, и мы заказывали нужную деталь на Опытном производстве института  или изготавливали сами. Я тогда еще командовал отделом снабжения, поэтому проблем с материалами у нас не было.
А сделали мы вот что. Изготовили сварной металлический кронштейн для подвесного мотора. Этот кронштейн мы прикрепили к массивному деревянному транцу шлюпки, и он не мешал работе руля. Мотор «Ветерок» мы купили за счет профкома, убедив профкомовское начальство оплатить счёт.
Еще: скроили и сшили брезентовую каюту почти во всю длину шлюпки. Даже иллюминаторы из толстого плексигласа вшили по обоим бортам. А натягивалась эта каюта на разборные дуги из нержавейки, которые мы втыкали в дырки для уключин по бортам Яла. Конечно, при поставленной каюте нельзя было ставить паруса, но мы наловчились быстро ставить и убирать нашу каюту, а в свернутом виде и брезент и дуги занимали немного места.
Уже тогда мы столкнулись с проблемой места на судне для всего, что надо иметь в плавании: Иметь надо многое, а места мало. Следовательно, надо всё аккуратно складывать и укладывать, а во-вторых, каждая вещь должна быть всегда на своем, постоянном месте, иначе ничего не найдешь, а в шлюпке будет некуда ступить.
Этого я придерживался и впоследствии, на всех яхтах, которыми пришлось командовать.
А еще нам не понравилось, что любой ночлег был связан с установкой палаток на берегу. Мы не были лентяями, но жалко было каждый вечер и утро тратить на это дорогое время. Что же мы придумали?
Изготовили деревянную съемную палубу из отдельных щитов, которая на ночь  крепилась между банками (сиденьями) шлюпки, а на день убирались под банки. Оказалось, что на что на такой самодельной палубе, постелив куски поролона или надувные матрацы, могут разместиться на ночь шесть человек.
А, если без особых удобств, то и восемь. Удобства, конечно, весьма относительные - спанье вповалку, ноги надо подгибать, т.к. ложились поперёк шлюпки. Но всё же Ял мог нам служить  местом отдыха, т.е. стал нам домом. Чего мы и добивались.
Как уже я говорил, мы не хотели всегда зависеть от костра. Купили двухкомфорочную бензиновую плитку, бензин-то всё равно надо было возить с собой для мотора. Ну, и коптила же она! Несколько лет с ней плавали, но так и не научили ее гореть без копоти.
Зато она научила нас отдирать, не жалея рук, закопченные кастрюли и чайники.
В общем, немало трудов вложили мы в наше судно зимой и весной. И уже привязались к нему, полюбили его. И нам захотелось дать ему имя. Оно определилось почти сразу.
Шлюпка - пузатая, выкрашена в темно-серый, - по флотскому, шаровый цвет. Глянули со стороны: на кого похожа? На кашалота! Вот и имя, так мы и назвали нашу шлюпку, написав это название белой краской на красном ширстреке (это верхний пояс борта).
 

Глава 4

Самостоятельно

И вот, наконец, настал долгожданный сезон плаваний, или, как говорят плавающие люди: «открылась навигация».
Перед первым мая «Кашалот» был доставлен в «Парус». Туда же приехали участники нашего первого самостоятельного Плавания: мы с Мишей, Мишкин друг Слава Жоров и три барышни, которых мы пригласили поучаствовать в нашем пробном мероприятии. А планы были несложные: использовать первомайские праздники - 4 дня, чтобы выйти на Московское море, покрутиться там и вернуться назад. Основная задача - освоить шлюзование, дело для нас малознакомое.
С вечера погрузили в шлюпку все, что нужно, а в 5 часов утра завели мотор и отвалили.
От «Паруса» до шлюза  № 6, что в поселке Икша, около 20 км. Мы их одолели за два часа, т. е. выяснили, что скорость под мотором у нас 10 км/ час.
На корме у шлюпки - два полукруглых сиденьица, называются «банкетки». Рулевой сидит на одной из них, держит румпель, а свободной рукой может дотянуться до мотора - прибавить газу, убавить его или заглушить двигатель совсем.
Шлюзовались мы поначалу суетливо, нервничали, дергались. Потом приспособились.
О шлюзованиях я еще буду писать, много их пришлось мне проделать. Но в этом плавании мы получили первую практику.
К вечеру пришли в Дубну, к развилке, где водные пути расходятся: вправо вниз по Волге, влево – на Московское море.
Для ночевки свернули за дамбу, отделяющую канал от большого залива. В глубине этого залива обнаружили Дом рыбака, ошвартовались около него. В Доме оказались свободные места, нам отвели комнату,  и мы расположились в ней на ночь, оставив Славу в шлюпке вахтенным. Он прекрасно проспал свою вахту, тепло укрывшись. Как позже выяснилось, правильно мы сделали, отделив Славу от остальных. Он, оказывается, по ночам храпит силой в 80 - 100 децибел, т.е. чуть потише реактивных двигателей.
Наутро, расплатившись, отошли от Дома рыбака и при слабом ветре медленно поползли на Московское море. Вскоре добрались до ближайшего необитаемого острова и подошли к его берегу. На шлюпке это несложно – осадка у неё всего полметра, почти в любом месте можно ткнуться носом в берег.
А если берег очень пологий, и мы не доходим, то втыкаемся носом в мель, один из мужчин, скинув штаны, лезет по колени в воду и по очереди перетаскивает на плечах  всех остальных на берег. Я тогда был молод и силен, радикулита еще не нажил, и мне частенько случалось переносить на берег 100-килограммовых Мишу и Славу. На этом островке мы разбили береговой лагерь и простояли там два дня и одну ночь. Пару раз выходили под парусами, когда был подходящий ветер.
А потом снялись и направились к каналу. Вышли рано утром, а к вечеру, завершив прохождение канала и шлюзов, явились в «Парус».
Вот и все плавание. Но мы его посчитали просто тренировкой, а настоящее плавание было у нас назначено на июль, на время наших отпусков. Подольше и подальше. На том же нашем «Кашалоте». На месяц. К Рыбинскому водохранилищу и обратно.
Рыбинское водохранилище или Рыбинка, как мы её называем - искусственный водоем, созданный в 1941 - 1947 годах, в местах впадения в Волгу рек Шексны, Мологи, Согожи и многих помельче. Реки подперли плотинами с трех сторон - Волгу в Угличе и Рыбинске, Шексну в городе Шексне, выше Череповца. Образовалось огромное озеро - 112 км по длине с юга на север и около 60 км по ширине. Лес, как водится, не вырубили, поэтому у берегов во многих местах торчат из воды безобразные коряги, похожие на кикимор.
Под водой оказались большие площади торфяников, откуда позже торф начал всплывать и образовывать  острова - маленькие, плавучие и огромные, стоячие, даже обозначенные на картах.
Да, безобразий на Рыбинке много, но, как и везде в среднерусской полосе, немало красивых и приятных мест.
Климат на водохранилище для нас, парусников, достаточно сложный. Шквалы, налетающие очень быстро, так же быстро разгоняют короткую, крутую, «злую» волну. Ветры, которые могут крепко дуть несколько суток подряд. Правда, после ослабления ветра зыбь прекращается почти сразу.
Карт Волги и Рыбинки у нас не было, и мы не знали, где их доставать. Но ребята из яхт-клуба раздобыли где-то карты взаймы. Нашлись добровольцы, скопировали карту на кальку, а потом отдали эти карты в институтский отдел Оформления, и там эти карты «отсинили», т. е. размножили на светокопировальных аппаратах - такая тогда была техника.
Не бог весть, какие это были карты, но значительно лучше, чем ничего. В свободное время мы учились их читать.
И вот мы сплавали на Рыбинку. А точнее - до Рыбинки. Только нос на нее высунули. Я немногое запомнил из этого плавания. Помню, что при первом же шлюзовании мы попросились на буксир к каравану судов. И они нас взяли, тогда это разрешалось. Буксировались мы за толкачом с двумя баржами. Выглядело это вот так:
Неопытность подвела нас при этой буксировке. Слишком короткий конец подали мы на высокую корму баржи, и когда караван набрал ход, нос у Яла задрался высоко-высоко, и «Кашалот» начал гулять вправо-влево, совершенно не слушаясь руля. Всю команду, кроме рулевого, погнали на нос, но все равно рулить было очень трудно. Хорошо, что до следующего шлюза было недалеко, и, когда нас втянули в него, мы тут же нарастили буксирный конец метров до 30, и дальше буксировка проходила нормально. А, входя в шлюзы, мы становились под борт толкачу и общались с его командой.
Так, в течение одного ходового дня мы благополучно прибыли в Дубну и, обогнув дамбу, ошвартовались у знакомого Дома рыбака. И нас туда пустили, и дали комнату, и в ней мы переночевали. А наутро завели мотор и с первым же попутным теплоходом прошли Дубнинский шлюз и оказались на Волге.
Дня четыре или пять шли по Волге, останавливаясь на ночевки в живописных местах. Ели нас комары, а бороться с ними мы тогда не умели.
Пришли к Рыбинке и по рекомендации друзей из яхт-клуба, бывавших здесь, остановились на острове Надежда архипелага Трясье. Остров оказался красивым - песок и сосны. Длинный - километра полтора, а шириной всего метров  50 - 70, весь продувается ветром, и комаров почти нет.
На острове, кроме нас никого не было. Подходили рыбаки на моторке, подсказали, что светлый домик,  видный на южном берегу Рыбинки, - это рыбоприемный пункт, и там можно разжиться рыбкой. Наутро мы подняли паруса и при слабом ветре, медленно пересекли пролив, подошли к берегу в районе этого домика и там за бутылку водки получили у рыбаков полное ведро здоровенных лещей. Вернулись на остров и там наварили ухи, а на второе нажарили рыбы. Вкусно, конечно, но костей - невпроворот.
Как возвращались в Москву, тоже плохо помню, записей не вели, а жаль!
А завершив благополучно это плавание, мы немедленно начали строить планы на будущее. Только на ближайшие два года планы так и остались планами - у меня два года не было отпусков, а Миша без меня не  раскачался. Ну, конечно, по выходным мы бывали в яхт-клубе и выходили на «Кашалоте». А также принимали участие  в клубных  работах, в частности, в строительстве эллинга. В 1968 году мы его воздвигли, сделали рельсовый слип для подъема судов на берег, и у нас отпала нужда вывозить наши суда на зиму в Москву.

 Глава 5

Снова на Рыбинку

Что-то многовато народа собралось у нас в этот раз на «Кашалоте». Хоть и не 11 человек, но и 8 - все равно много. В этом плавании впервые принял участие мой сын Саня, на одной из стоянок торжественно отметили его 13-летие. Возглавил плавание Миша, а еще в нем поучаствовали мой друг Леня Черняковский, Слава Жоров. Ну, и дамы.
В канале  нас сопровождал сильный  и продолжительный ливень. Шли мы, естественно, под мотором, по каналу под парусами идти не разрешается. Народ сидел в каюте, но кто-то должен стоять на руле, т. е. мокнуть. К этому времени мы уже обзавелись непромокаемыми костюмами, а вот привычкой быстро надевать их при начале дождя - не обзавелись. Мало было опыта. Да и здравого смысла тоже. Миша стоял на руле в обычных одежках, пока не промок насквозь. Тогда «сообразил» натянул непромоканец  на все мокрое. Ну, и под конец вахты прошиб его такой озноб что, он перестал соображать что-либо. А потом его сменил я и повторил все то же самое.
К вечеру были мы всё ещё в канале. Темнеет, надо вставать на ночевку, устали все. Уперлись носом в бетонный откос берега. Под этим же проливным дождем ставили мы палатки на берегу. Спали все как убитые. Наутро дождь кончился, мы пришли в Дубну и там, в Доме рыбака, сушили свое мокрое имущество. А, высушив, отправились дальше. Опять ночевки были у нас в хороших местах. Леня развлекал нас своей прекрасной игрой на гитаре, а ходу свободные от вахты играли в шахматы, а также в «буру» с расплатой картами по носу.
Снова побывали на прекрасных островах Трясье. В этот раз решили высунуть нос на Рыбинку. И высунули - пошли под парусами в сторону Рыбинска. Но очень скоро Рыбинка свой дурной нрав показала - быстро потемнело, дунуло, плюнуло, разогнало волну. Шлюпку стало швырять, брызги полетели, через минуту вся команда была мокрой. Тем более нам всем пришлось сидеть на наветренном борту - откренивать, и все брызги принимать на себя.
Не долго думая, Миша скомандовал: «Поворот!», и мы быстро, при попутном ветре вернулись к приятным берегам Трясья. Там побыли три дня, на костерке готовили еду, опять  рыбкой  разжились у рыбаков. А когда подошло время, снова тронулись в обратный путь и без приключений вернулись в «Парус».
«Нет, - говорили мы с Мишей друг другу, - надо ходить дальше.
К этому времени мы немного изучили географию водных путей Европейской части РСФСР и знали, что по воде можно дойти и до Онежского озера и дальше - до Белого моря. А на Белом море говорят, есть Соловецкие острова. А на этих островах, говорят, интересно!
Незадолго до Нового, 1969 года мы с Колей Земляковым из команды яхты «Гринда» потолковали о будущих плаваниях. Стало ясно, что у них тоже «зуб горит» на Белое море. И тогда
мы с Николаем сочинили стих:

 «Долой усталость, к черту старость,

Пора нам двинуть в моряки -

Пусть знаменем нам будет «Парус»,

А нашей целью - Соловки.

Приятель, ждет нас Беломорье,

Туда свой взор ты устреми

И в учредительном соборе

Прими участие. Прими!

 Что ж, стишок, конечно - так себе. Не Пушкин и не Тютчев. Даже не Долматовский. Но мы сами этот стих сочинили, сами и одобрили. Сами напечатали его на открытках и разослали членам команд нашего «Кашалота» и двух «Драконов»: «Гринды» и «Изумруда». Обе эти яхты к тому времени силами команд были перестроены в крейсерские.
В назначенный день и собрался этот «учредительный собор». Обсудили дела, которые надо было сделать для того, чтобы задуманное плавание произошло. Сразу выяснилось, что в эскадренном плавание нам не поучаствовать - наш «Кашалот» слишком тихоходен под парусами по сравнению с «Драконами», да и сроки нас и их устраивали разные.
Что ж, решили мы с Мишей - пойдем самостоятельно. А еще мы сообразили, что наш «Кашалот» староват и гниловат для такого серьезного плавания. Нужна шлюпка поновее. Добрые люди подсказали, что в Химках, в школе ДОСААФ, можно арендовать шлюпку, у них там Ялов много. Оплату аренды мы согласовали в профкоме, а после отправились с Мишей в Химки, разыскали начальника, от которого все это зависело. Там был такой старикан Иван Иванович Пушкин - из бывших речников. Большой любитель водочки, а, подпивши, любил слушать стихи Есенина. Мы к визиту тщательно приготовились, прихватили несколько бутылок водяры, а я подучил Есенина.
В результате была получена почти новая шлюпка с огромным количеством всяческого снабжения к ней.
Эту шлюпку мы на грузовике доставили в «Парус» и весной сделали ей необходимый ремонт. Он так и называется «шлюпочный ремонт». Обдирка старой краски, ошкуривание, грунтовка, шпаклевка, снова грунтовка, а после - покраска в 2 - 3 слоя. Все эти работы мы с Мишей освоили раньше  и теперь уже могли научить новичков. Конечно, на этой новой шлюпке мы устроили все те дополнительные удобства, которые были нами раньше сделаны на «Кашалоте»: транец для подвесного мотора, каюту, съемную палубу и пр.
А назвали мы эту шлюпку «Финвалом» - это порода китов такая.
В это же время проходили и наши «кадровые» дела, т.е. формирование команд. Почему - «команд», во множественном числе? Мы сообразили, что плавание до Соловков и обратно одной командой - дело невозможное - никаких отпусков и отгулов не хватит. Значит - что? Сменные команды – вот что!
Одна команда идет до Белого моря, а другая туда, т.е. в город Беломорск, приезжает по железной дороге. Обе команды мы переправляем (пока непонятно как) на Соловки, потом первая команда уезжает домой, а вторая на «Финвале» идет на юг, т.е. в Москву. Договорились, что Миша возглавит первую команду, а я - вторую, сменную.
Стали подбирать людей. К Мише присоединился его друг Слава Жоров, уже ходивший с нами, затем Саша Аржанов - человек многое знавший и умевший, ну и еще двое друзей.
Моим помощником стал Георгий  Иванович Чесноков. По работе он был моим начальником, а на шлюпке - подчиненным. Он - бывший военный моряк, штурман, физически крепкий. И не укачивался, в отличие от меня. Подвыпив (а он любил это дело), становился агрессивным, отчего энергично лез в драку. Но я эту его особенность знал и еще в Москве предупредил его, и в плавании он вел себя нормально. А как штурман он был выше всяких похвал.
Несмотря на наши безобразные «карты» на синьке и компасик типа шлюпочного, проблем с навигацией у нас не было - мы всегда знали свое место. Более того, я многому научился у Чеснокова в части штурманских дел, и это пошло мне впрок в моих будущих плаваниях.
Боцманом у нас был Сережа Гусев. Молодой здоровенный парень, недавно демобилизованный, работал в отделе снабжения. Очень толковый, и очень хозяйственный. К тому же веселый и остроумный - такие люди очень ценны для команды. Сергей всегда знал, надо делать и делал это хорошо.
Володя Квятковский работал у нас в институте художником-оформителем, а на шлюпке - матросом. Фигура колоритная. Начать с того, что он был сумасшедший. Ей-богу, не шучу! Он был шизофреник и эпилептик. Я сильно рисковал, взяв его в это плавание, а потом и в следующее. Но риск оправдался - все перевесили его энтузиазм и тяга к парусу. Он в плавании много фотографировал и рисовал, все это потом очень пригодилось при оформлении нашего корабельного дневника. Была с ним его жена Татьяна. Не матрос, конечно, но всегда старалась быть полезной.
Ну, а Люсю Рыбинкину я взял в команду сознательно и охотно. Я уже писал о ней, - в предыдущих плаваниях она себя показала. Здоровенная, энергичная и решительная. К этому плаванию она поднабралась уже опыта и взяла на себя обязанности баталера и старшего кока. Под ее руководством мы закупали продукты. А готовили в плавании, так или иначе, все, но тоже под ее руководством.
Седьмым по просьбе Сашки Аржанова взял я Гарика Сущинского. Ничего плохого о нём сказать не могу. А хорошего - еще меньше. Ленивый очень, и от этого соображал не лучшим образом. Очень любил поспать. Вот и все его ценные качества.

 Глава 6

Соловецкое плавание

 Ушла в плавание Мишина команда. Конечно, я со своей командой накануне прибыл в «Парус», мы активно помогали им загружаться. Они спали в шлюпке, а мы - в палатке. И, конечно, мы повскакали в 5 часов утра и спустились к причалу на церемонию проводов.
Откупорили шампанское, разлили по яхт-клубовским эмалированным кружкам. И отплывающим и провожающим было «нолито». Традиционный тост: «Счастливого  плавания! Семь футов под килем!». Традиционный ответ: «Хватит и одного, лишь бы всегда был!».
Щелкают фотоаппараты. Ревет мотор. Ревет Миша, отдавая команды. «Финвал» отваливает от причала и постепенно тает в утреннем тумане.
Дальнейшее мне известно из дневника Мишиной команды. Первые дни прошли под знаком упорного продвижения вперед. Надо было создать запас пройденного расстояния, ибо, во-первых, путь не близкий, а, во вторых, от того, как далеко уйдет первая команда, зависел маршрут и второй смены. Кроме того, Миша побился об заклад с Володей Суворовым, что непременно дойдет до Соловков.
За первые 4 дня «Финвал» добрался до Рыбинки. Шли без приключений кроме одного: Миша свалился за борт в непромоканце, и понадобились усилия всей команды, чтобы вытащить увесистого капитана.
Рыбинку прошли только под парусами при попутном ветре, вначале умеренном, а потом засвежело. К вечеру пришлось брать рифы, а потом даже подбирать фок к мачте: слишком уж стало кренить. Но этот переход  благополучно завершился, и я получил телеграмму из Череповца: «Рыбинка позади, настроение бодрое, продолжаем путь. Гольденберг.»
Сколько я учил Мишку не писать в телеграммах лишние слова. А в этой телеграмме они все лишние. Особенно про настроение. А что Рыбинка позади, это и так ясно, раз пункт отправление обозначен - Череповец. Я в плаваниях обычно посылал такой текст: «Порядок Мошковский».
А дальше - «не было бы несчастья, да счастье помогло». Пословицу пришлось переиначить, но ведь так оно и получилось. Команде Миши повезло: договорились с капитаном небольшого теплохода ГТ-2 о буксировке. Буксировались лагом, т.е. борт к борту Носовой и кормовой швартовы - из 12-миллиметрового капрона, прочность которого сомнению не подвергалась. Но сила сопротивления воды, возникшая между корпусами двух судов, оказалась больше. Вот что произошло:
Так как при повороте носовой швартов натянулся и лопнул, шлюпку развернуло бортом к направлению движения и положило на бок. Тогда мы все еще не знали, что такое шпринг, т. е. дополнительные оттяжки с носа назад, а с кормы вперед, Если бы завели шпринги, неприятности не получилось бы.
В момент происшествия вся команда шлюпки была на борту теплохода, кроме Миши и Славы, которым пришлось искупаться. Наудачу, на борту в это время был Санька Аржанов, который, увидев случившееся, заорал громче пароходного  гудка. Теплоход остановили, помощь оказали быстро. «Утопающие» тут же оказались на борту, «Финвал» поставили на ровный киль, воду быстро откачали при помощи корабельной помпы.
Не удалось оказать помощь утонувшим предметам. Ушли на дно: один из двух моторов «Ветерок-8», 12-кратный бинокль, пара палаток, много личных вещей, фотокамеры, продукты и прочее.
Команда ГТ-2 отнеслась к потерпевшим сочувственно и радушно - отогрела, откормила и отпоила. А наши друзья старались не остаться в долгу. Кок «Финвала» готовил еду на обе команды; нашлись среди наших электронщики - починили судовую радиосвязь.
Это неприятное происшествие случилось около пос.  Топорня на Волго-Балте. А расставались в г. Вытегре, не доходя до Онежского озера 15 км. При расставании капитан ГТ-2 в знак дружбы подарил Мише списанные навигационные карты, которые впоследствии очень пригодились, а также симпатичный шлюпочный компас.
Из Вытегры Миша мне позвонил и жалостно рассказывал о том, что с ними приключилось. Спрашивал, что им теперь делать. По-моему, он очень рассчитывал услышать от меня: «Возвращайтесь!» или  «Ждите нас там, где стоите».  Услышал: «Миша, вперед, на Белое море! Ты обещал мне сдать шлюпку там, ну, и будь любезен!».
После этого разговора все Мишкины сомнения отпали, и он скомандовал выход в дальнейший путь.
Онежское озеро встретило «Финвал» солнечной погодой и абсолютным штилем - ни малейшего дуновения ветерка, вода - зеркало. Шли на моторе. Жара, ровное движение, монотонный рокот «Ветерка» сморили всю команду, а потом и сидящего на руле Саню Аржанова - он тоже заснул, уткнув голову в колени. И поплыл «Финвал» неведомо куда.
Проснулся Миша-капитан, мощным ревом и не менее мощным ударом по шее разбудил заснувшего рулевого. Берегов не видно, сколько  времени Санька спал, и куда в это время ехали - непонятно. Что делать? Подумав, повернули на вест, со временем завидели берег, приблизившись к нему, обнаружили лодку с рыбаками и, расспросив их, установили своё место. Есть и такой способ обсервации, т.е. определения своего места!
Побывали в Петрозаводске, познакомились с этим симпатичным городом. Заходили на Кижи, полюбовались их достопримечательностями. А далее направились на север, к поселку Повенец, где берет начало Беломоро-Балтийский канал.
Тут сразу же - шлюз № 1. И сразу же - от ворот  поворот. Оказывается, на прохождение этого канала требуется разрешение начальника Управления канала. А Управление находится в г. Медвежьегорске, это еще день на ходы туда и обратно. Миша решил связаться с тов. Александровым по телефону, и приготовился долго объяснять, в чем дело. Но тот мгновенно все понял и мгновенно отказал наотрез. Уговоры не помогли.
Что теперь? У Миши в голове одно: сидит в Москве сменный капитан, и знать ничего не хочет – подай ему шлюпку на Белом море, и всё тут.
Ну, и пустился Мишка во все тяжкие. Каким-то образом охмурил диспетчера участка, и тот дал разрешение на прохождение этого участка, т.е. первых 10 шлюзов. А всего на Беломоро-Балтийском канале 19 шлюзов, из них 12 – двухкамерных. Выходишь из камеры шлюза и сразу оказываешься в следующей. Всего 31 камера. Волынка!
Прошли наши друзья 10 шлюзов и оказались в Выгозере. Это – водоём серьёзный! Тут северная погода показала им, на что она способна. Потемнело, дунуло, волна поднялась. Снег пошел! С большим трудом добрались до городка Сегежа, там укрылись, переждали. Наутро поутихло; растолкали плоты, которыми их загородили, и добрались до следующего шлюза. А там – стоп! Это уже другой участок канала, и диспетчер оказался менее сговорчивым.
Вступили в переговоры с капитаном, стоящего на рейде сухогруза. Ну, моряки-речники, мы уже знаем - не люди, а ангелы! Договорились. На теплоходе была грузовая стрела, подцепили ею наш «Финвал», положили его на палубу сухогруза, замаскировали, а наша команда попряталась по щелям, как тараканы. Сухогруз пошел по шлюзам и через какое-то время выгрузил «Финвал» и его команду прямо в волны Белого моря.
А волны-то были приличные, и ветер свежий.  Вернулись наши в порт Беломорск и укрывшись за его волноломом, переждали у угольного пирса. А, дождавшись  хорошей  погоды, сообразили, что до приезда сменной команды, т. е. нас, осталось еще два дня. Стоять на месте им не хотелось. Тогда, как было договорено, оставили на почтамте для нас письмо и взяли курс на г. Кемь. Это все-таки поближе к Соловкам. Полсуток шли от Беломорска до Кеми. Многовато, конечно, но следует учесть, что из-за отлива прочно посидели на мели около 6 часов, пока прилив на приподнял «Финвал».
А тем временем я в Москве  зря времени не терял: уговорил профком института и за его счет купил новенький «Ветерок-8». Один-то Мишкина команда утопила, когда перевернулись. А, получив новый мотор, я сдал его в багаж, он поедет тем же поездом, что и мы. Новый бинокль приобрел и ещё кое-что.
Приехали мы в Беломорск, нас никто не встречает. Захожу на почту и получаю письмо: «Ждем в Кеми». Погрузились в очередной поезд и через несколько часов вывалились из него в Кеми. Сразу увидели на перроне загорелую и небритую Мишину физиономию. Со своим объемистым имуществом вколачиваемся в автобус и приезжаем к пристани, где стоит «Финвал».
Имеем две команды и огромную кучу барахла. Если все это загрузить в шлюпку, она потонет. Решаем: переправить всех и все на Соловки в два рейса. Половина народа остаётся на пристани, охраняя вещи, а вторая половина отправляется в первый рейс. Он начался в 1 час 30 минут ночи. Но ночь светла, т. е. ее просто нет. Видимость - как среди дня. Обстановочные огни не горят, да они и не нужны.
Ветер - ноль, абсолютный штиль, и мы вынуждены идти на моторе. Вокруг полно островов. Сразу же по выходе огибаем острова Русский Кузов и Немецкий Кузов. А, выйдя из-за них увидели вдалеке широкую холмистую землю. Соловки! Еще через час разглядели в бинокль Соловецкий Кремль. А в 7 часов утра «Финвал» входит в гавань Благополучия, у пассажирской пристани ссадили пятерых и выгрузили имущество. Втроем - Миша, Саня Аржанов и я отправляемся обратно в Кемь за остальными. Вышли около 8 часов утра, а пришли в 13, путь уже знакомый. На пристани в Кеми забираем остальных и вещи, и - на Соловки.
Ослепительное солнце и полный штиль на море. Видели много миражей - острова там, где их нет; а один островок предстал перед нашими глазами вверх ногами - видны сосны, торчащие макушками вниз. Я наблюдал это, сидя за рулем, остальные спали. Мне стало обидно,  что они не увидят такое интересное явление природы. Пихнул ногой спавшего около меня Аржанова:
- Ну, чего?
- Посмотри-ка вон туда, что видишь?
- Островок…
- А какой островок-то?
- Ну, вверх ногами.
И тут же бухнулся на дно шлюпки и опять заснул. Спать-то интереснее, чем на всякие миражи глядеть!
К 19 часам мы снова на Соловках. Расспросив местных жителей, выяснили что хорошее место для стоянки - Долгая Губа, вход в которую – через туннель в дамбе с восточной стороны Большого Соловецкого остова. По суше до этого места недалеко, поэтому отправляем 7 человек пешком, а пятеро отправились на «Финвале» в обход острова.
Обход оказался неблизкий – километров 25. Пугали нас, что шлюпка не пройдет в туннель под дамбой. Мачту мы сняли ещё при подходе, а, подойдя к дыре в дамбе, мы и оглянуться не успели, как нас подхватило сильное приливное течение. Мы только головы пригнуть успели, да за бортами последить, чтобы их не царапало о стенки туннеля. А приливное течение уже выплюнуло нас в Долгую губу.
Дамбу эту построили соловецкие монахи во имя Господне. Могли бы они во имя Его дырку в дамбе пошире сделать!
На дамбе уже ждали нас наши пешеходы, посадили их в шлюпку. За час прошли всю Долгую губу и в виду Соловецкого Кремля встали на стоянку при устье ручейка, впадавшего в губу.
Развели костер, приготовили еду и отпраздновали достижение Соловков. А потом, несмотря, что солнце стояло уже высоко (было 3 часа ночи), легли спать. Устали.
Пока здесь, на Соловках, живем мы двумя командами; часть народа спит в палатках, а остальные - в шлюпке,  оттянувшись от берега и стоя на якоре - на воде комаров меньше. Но всё равно много.
Обе команды пробыли на Соловках трое суток. Немало времени посвятили осмотру местных чудес. А чудес - много, в том числе рукотворных, в частности, монашьих. Но мы тогда еще мало знали о делах СЛОНа - соловецких лагерей особого назначения.
Но монахи... Из каких же огромных каменных глыб выстроили они стены и башни Кремля! Сколько же труда и смекалки надо было вложить в эту работу! А еще на Большом Соловецком острове более 400 озер, так большинство из них эти чертовы монахи ухитрились соединить каналами, чтобы можно было передвигаться на лодках. Сады, огороды, жильё!
А вот сегодня у местных властей нехватает силенок и средств на реставрацию Кремля - памятника старины и культуры мирового значения. Одна экскурсоводочка говорила нам, что, если реставрацию будут вести такими темпами, то закончат ее лет через 75, т. е. к тому времени все развалится.
Зато природа на Соловках содержит себя в образцовом порядке. Исправно светит и не по северному греет солнце, сотни озер отражают его блеск, птицы поют без перерыва (ночи-то нет!) и качественно. Местные жители говорят, и мы склонны им верить, что на Соловках летом - микроклимат: вокруг могут идти дожди, а здесь все лето солнечное.
Так же грамотно, как и везде, кусаются комары. Спасаемся от них нашатырно-анисовыми каплями - мажемся, и на время это помогает.
Некоторые местные явления природы просто сбивали нас с панталыку. Например, полное отсутствие ночи. Сидим на нашем бивуаке, у ручейка, лясы точим, песни поём. Кто-то предлагает: «А давайте сходим на Секирную гору!». Все с энтузиазмом начинают собираться. Вдруг кто-то смотрит на часы и выясняется, что часа три назад надо бы было ложиться спать.
Или еще приливы-отливы. Подходим где-то к берегу, нашу шлюпку швартуем к дереву. Чем-то занимаемся, вдруг видим: наш «Финвал» лежит на борту. Вода ушла! Я сходил на пассажирскую пристань и, с помощью диспетчера, выписал на ближайшую неделю расписание приливов и отливов. И в дальнейшем действовал, заглядывая в это расписание. Еще бы! Ведь разница между высокой и низкой водой здесь - около трех метров.
Конечно, трёх дней мало, чтобы ознакомиться как следует с Соловками. Не побывали мы на соседних островах - на Муксалме, Анзерском. А там, говорят, тоже много  интересного, но – время, времечко нас поджимает – путь до Москвы не близкий.
Мы устроили торжественные проводы. Зачитали наш с Мишей совместный приказ с благодарностью всем, вручили памятные значки, заготовленные ещё в Москве. Отправили в институт телеграмму о том, что у нас всё в порядке. Выпили сколько-то водки и стали прощаться. Мишина команда купила билеты на теплоход «Лермонтов» до Архангельска, а оттуда они поездом уедут в Москву.
А моя команда готовится к выходу. Нам нужно пройти часть Белого моря, какая будет погода – неизвестно, поэтому крепим всё по штормовому. Мачту пока сняли – через туннель надо пройти.
И 26 июля, дождавшись отлива, направляем «Финвал» к выходу из Долгой губы. Течением нас снова быстро выкинуло из-под дамбы, и мы – в Белом море. Ставим мачту, поднимаем паруса и стоим как приклеенные. Опять штиль, ни малейшего дуновения. Что ж, опять запускаем наш двигатель внутреннего сгорания. Жаль расходовать бензин, ну и, конечно, противно ходить по морю на моторе. Володя Квятковский негодует: «Ведь по морю плывём! Мне бы штормик бы, мне бы шквалик бы, мне бы шкалик бы!». Но шквалик не пришел, а шкалик ему не дали.
Штурман Чесноков должен к нам присоединиться в Беломорске. Накануне я сам, как умел, поколдовал с картой: рассчитал курсы до Беломорска. Следуем этими курсами. Идем. За рулём все по очереди: Серёжа Гусев, Люська Рыбинкина, Володя Квятковский. А кто не за рулём – спят, делать на ходу больше нечего. Море абсолютно гладкое, солнце и его отражение в воде слепят глаза. Видимо, курсы я рассчитал правильно, потому что острова и маяки на них появляются во время, и там, где мы этого ждали. Дни ещё длинные и мы могли бы за ходовой день добежать до Беломорска, но нам жалко было расставаться с Белым морем, и мы решили сделать ночёвку на острове Парусница. К тому же приезд нашего штурмана Чеснокова в Беломорск назначен на завтра. Причалили, походили по берегу. Остров в начале показался нам необитаемым, а потом здоровенный заяц выскочил у нас из под ног, сильно нас напугав. Он обитал на этом острове.
Проснувшись утром, обнаружили, что опять мы позабыли про приливы и отливы. Шлюпка лежит на боку, а пролив между двумя островками сделался перешейком. Но прилив уже начался, пару часов мы подождали, вода пришла, «Финвал» всплыл.
Снимаемся, ветра опять нет совсем, идём на моторе. И через несколько часов проходим между волноломами порта Беломорск. Для начала встали у причалов угольного порта, сюда должен подойти Чесноков. Вскоре он и появился. Ура, мы при квалифицированном штурмане!  Пока стояли в его ожидании, начался отлив, и мы наблюдали, как река Шижня, устье которой было недалеко от нас, из полноводной и судоходной реки превратилась в мелководную горную речку с порогами и водоворотами. Больше мы в этом плавании такого не увидим.
Фотографируем почем зря, я в этом году увлекся съемками на слайдах. На ходу видели мы нескольких тюленей, они высовывали из-под воды свои забавные физиономии, очень похожие на человеческие - круглоглазые и усатые. На нас глядели с явным любопытством, но фотографироваться нипочем не хотели - только наведешь аппарат, тюлень тут же ныряет. Кто-то из ребят предположил, что у тюленей напряженные отношения с уголовным розыском, поэтому и сниматься не хотят.
Жалко было расставаться с Белым морем, оно хорошо нас приняло и хорошо проводило, ласково.
В Беломорске присоединился к нам Георгий Иванович - старпом и штурман. Там же на вокзале получили из багажного отделения наш новый мотор. Впоследствии он нас здорово выручал. Оба мотора по нескольку раз выходили из строя, но не одновременно - один ремонтируем, на втором едем. Простоев из-за моторов не было.
Беломорский ковш прикрыт от Белого моря двумя волноломами, между ними проход и в ковше также действуют приливы и отливы. Мы с изумлением наблюдали устье реки Сороки, которая на наших глазах из спокойной судоходной реки превращалась  в горную речку с кипящей на порогах пеной.
От Беломорска начинается (или кончается, смотря, откуда считать) ББК - Беломоро-Балтийский канал. Вот мы запаслись в городе бензином, подходим к шлюзу № 19 и хотим шлюзоваться. А  шлюзовое  начальство этого не хочет - требует разрешения начальника канала. Я их попросил, и они через три добавочных связали меня с тов. Александровым, пребывающем в г. Медвежьегорске,  за 250 км отсюда. Докладываюсь: так, мол, и так, московская шлюпка «Финвал» просит вашего разрешения...
- Погодите. «Финвал»? Я тут на днях один «Финвал» не пропустил на север. Это что – другой «Финвал»?
- Да, нет – честно признался я. – Это тот самый «Финвал»!
- Та-ак! И как же вы оказались в Белом море?!
Тут
я, запинаясь, начал всякими словами поносить предыдущего капитана (уж пусть Миша переправился на Белое море на теплоходе, да мы его за это накажем, прав лишим и т.д.
Сперва Александров хриплым басом старого речника орал что он нас ни за что не пропустит, мол, плывите вокруг, через Белое море и Северную Двину, а потом, когда разговор пошел в более спокойных тонах, объяснил мне, почему он не любит пропускать через канал туристов.
- У меня в канале бывают военные объекты, а ваш брат турист мало того, что сфотографирует, так еще потом и в журнальчике тиснет - у меня уже были неприятности по этому поводу.
- Тов. Александров - взмолился я. - Даю вам честное партийное слово (я тогда партийным был что до конца канала фотоаппараты уйдут на дно рюкзаков, я лично, чтобы ни одного кадра не было снято.
Разговор  наш продолжался около 40 минут и стоил мне больших душевных сил, устал я, будто на мне воду возили, но деваться было некуда - в Москву-то надо попадать, да и команда у меня на плечах. Видимо, я все-таки сумел достаточно доходчиво объяснить это, Александров, хоть и начальник, но тоже человек. Кончилось тем, что он дал телефонограмму на все шлюзы, чтобы «Финвал» был пропущен.
Отирая пот со лба, бегу к шлюпке, ору издалека: «Заводи мотор!». И пошли мы через Беломорканал, куря одноименные папиросы.
Наверное, телеграмма начальства произвела впечатление, и почти на всех шлюзах нас пропускали одних, как будто мы - теплоход.
Ну, и чудные же шлюзы, здесь на ББК! Странно выглядят после огромных бетонных сооружений под Москвой. И не в том дело, что камеры вдвое уже и короче, а в том, что стены камер - это горная порода, скальная вырубка, на ней - бревенчатая клеть, порядком прогнившая. Да и камень местами осыпается, кое-где из него вода просачивается или бьет фонтанчиками на головы нашей команды. Плавучих рымов нет. Вот мы входим в камеру, направляемся к стенке и втыкаем в ближайшее бревно сразу три багра-отпорника. Вместе с водой «Финвал» поднимается или опускается, и мы по очереди перебрасываем отпорники на следующее бревно.
Прекрасный карельский лес по обе стороны канала. Почти ни одного населенного пункта. Свое слово я сдержал – напрочь запретил ребятам фотографировать. А жаль - места красивые!
В одном из шлюзов нам  сказали по громкой  связи: «На «Финвале! Как выйдете из шлюза,  сразу укрывайтесь куда-нибудь, вам навстречу идет самоходный плавкран, вся команда на нем пьяная!». Ничего себе уха! Мы, выйдя из камеры, сразу нашли заводь, свернули туда и с ужасом наблюдали, как огромный плавкран идет по каналу зигзагами, тычась то в один берег, то в другой. А уж как они в шлюз входили! Все стенки камеры протаранили и немало бревен поломали...
Пройдя первые девять шлюзов, оказались мы в Выгозере, где так потрепало Мишину команду. Нас это красивое озеро встретило солнечной и тихой погодой. Все же часть его смогли мы пройти под парусами. К ночи потемнело - дело уже к августу, да и мы несколько к югу продвинулись - кончились белые ночи. Идем по огням буев.
Около полуночи раздуло и волну разогнало. Рисковать мне не хотелось. Спрятались за ближайший островок, зайдя с его подветренной стороны. Еще один необитаемый остров на нашем пути и тоже приятный, правда, весь берег завален плавником - бревнами серебристого цвета. С трудом нашли кусочек галечного пляжа, на который и вытащили нос нашего «Финвала».
Утром волнение уменьшилось, а ветер остался, для  нас попутный. Всю вторую половину озера прошли под парусами. Почти трое суток проходили мы ББК, пока ранним утром 1 августа «Финвал» не вышел из шлюза № 1 в Повенце. Уж так надоело нам шлюзование, что при выходе из шлюза Серега Гусев плюнул в канал.
Повенец на первый взгляд дыра (на второй – тоже). Однако, он стал местом нашего пребывания на три дня – штормило на Онежском озере. Я пошел к капитану порта узнать прогноз, а он мне говорит: «Штормовое предупреждение! Не вздумайте выходить, не то пошлю катер, и вас завернут обратно!»
Да я и сам в такую погоду не стал бы выходить: ветер шести балльный, порывами до восьми, волна до 3-х метров. Для шлюпки вполне достаточно, чтобы утонуть.
Мы посетили повенецкую баню, в которой давно нуждались. А после бани обнаружили исчезновение Г.И.Чеснокова. Беспокоились несколько часов, а потом он явился под изрядной «балдой». Но повел себя наилучшим образом - не отвечая на наши вопросы, улегся спать. У нас на «Финвале» сухого закона не было. Все пьют, но умеренно, а Г.И. время от времени необходимо было по-крупному отвести душу. Вот он и предпринял «самоволку».
Мы не любим, стоять в «населенке», поэтому перешли на другую сторону  Повенецкой бухты и высадились на песчаный пляжик шириной метров восемь, далее был небольшой обрывчик и сразу же - густой карельский сосново-березовый лес. Земля устлана толстым слоем сухого мха. Вообще здесь все пересохло, давно не было дождей, стояла жара.
Расположились мы здесь с удобствами. На опушке леса поставили палатки, из плавника построили обеденный стол на пляжике, там же оборудовали место для костра, обложив его валунами.
И все же окаянный мох нас подвел. Случилось это на третий день нашего пребывания здесь, когда ветер и волна начали стихать, и мы собирались наутро выходить.
С вечера, приготовив еду и сварив ведро компота на завтра, мы, как обычно, залили костер и отправились по палаткам, а кое-кто ушел спать в шлюпку. Я улегся в палатке с Квятковскими. Поболтали и стали засыпать. Хорошо, что Татьяне перед сном понадобилось выйти. Вышла и тут же заорала: «Выходите, мы горим!». Вылетели, в чем были и ахнули: вокруг нас ярко тлеет мох на большой площади, а несколько кустов и деревьев полыхают кострами.
У меня сразу же мелькнула мысль: «Ветер с озера, а за нами, в сухом лесу - пионерский лагерь!». Помню, как у меня перехватило горло, когда я рявкнул: «На шлюпке! Аврал! Подъем!» Услышали, выскочили. Начали воевать с огнем. Поначалу действия были, как теперь говорят, неадекватными, т.е. дурацкими. Например, я схватил ведро с компотом и саданул его в ближайший очаг огня. Володька лупил одеялом по горящему кусту, раздувая огонь еще больше. Но потом организовались, расставили цепочку до озера и передавали друг другу воду во всех подходящих и неподходящих посудинах.
Непросто было погасить этот лесной пожар, около часа продолжалась наша беготня с ведрами, кастрюлями и мисками. Мешал ветер, раздувающий огонь. Уже вроде бы все погасили, а нет-нет, да где-то из-под мха вырываются язычки пламени.
Пришлось мне до утра оставить сменные вахты, и это оказалось правильным - еще часа два-три время от времени вырывались из мха огоньки.
Мы сообразили, что искра от нашего вчерашнего костра попала в мох над обрывчиком, он незаметно для нас тлел, а потом его раздуло ветром и - пошло!
С утра долго переживать не стали, а увидев, что ветер и волна заслабли, быстро собрались и отвалили. Ждали усиления ветра, но он дул ровно и нам попутно, и «Финвал» бежал под парусами совсем неплохо. Из Повенецкой бухты мы вышли ровно в 12 часов дня, прошли всю северную часть Онежского озера, Заонежский пролив, а к ночи, обогнув мыс Лейнаволок, вошли в Кижские шхеры.
Подход с Озера к острову Кижи, куда нам хотелось попасть, достаточно сложен - десяток направлений по створам с крутыми поворотами. Но здесь мы двигались уже под мотором, огни на буях и створах видны были хорошо, а наш штурман Г.И.Чесноков заранее все это просчитал и был внимателен, поэтому «Финвал» благополучно дошел до Кижей.
Уже издалека поразил нас вид кижских деревянных соборов. Увидели мы их на фоне не то рассвета, не то заката, здесь не поймёшь. И это было неописуемо сказочно, молчаливо и таинственно.  Захотелось выключить мотор и разговаривать шепотом. На другой день мы много фотографировали, но никакие фото не передают очарования того, что мы видели.
К двум часам ночи мы ошвартовались у дебаркадера о. Кижи.
Спали все в шлюпке, легли поперёк неё. День был долгий, и трудный, устали все и спали крепко. Только долговязый Чесноков временами приподнимал брезентовый край каюты и высовывал то ноги, то голову, распрямляя затекшее тело.
Утром рассказывал Серёжа Гусев: «С утра, чувствую, зашевелился рядом со мной Квятковский. Поворочался. Встал, приподнял край каюты. Я открыл один глаз, наблюдаю. Володя мутным взором окинул окрестности, взял фотоаппарат, наступил мне на голову и ушел на берег». Душа художника!
Пробудившись, все отправились на осмотр остова и деревянных памятников русского задчества. Прицепились к экскурсии и осмотрели всё, что полагается.
Ночевать пошли к мысу Лейнаволок, оттуда с нашей точки зрения, открывается прямой ход через Онегу на Вытегру. А в Петрозаводск мы решили не заходить.
Переночевали еще в одном красивом месте, и с утра наш штурман просчитал курс, которым нам надо идти к устью Вытегры. С места встали под паруса и, получив попутный ветер, пошли хорошим ходом. Отходили при небольшой волне, а, когда миновали остров Большой Клименецкий и оказались на большом просторе, здесь погода посуровела. Опытный Георгий Иванович оценил ветер, как шести балльный, на нашу удачу - попутный. «Финвал» лихо съезжает с волны и идет с хорошей для шлюпки скоростью. Я тогда не умел на глаз определять скорость хода, а приборов у нас, конечно, не было.
Но швыряло нас немилосердно. Причем качка всевозможная: и бортовая,  и килевая,  и просто вверх-вниз.
Пол команды укачалось, и я, к стыду своему - не лучше других. Полбеды, что травлю за борт, хуже то, что был практически нетрудоспособным полное бессилие и в конечностях, и в голове. Я потом еще расскажу о своих соображениях насчет морской болезни. А пока мне было с одной стороны тошно, с другой - стыдно. Капитан, а валяюсь, как труп. Даже сейчас стыдно писать об этом. Но из песни слова не выкинешь - так оно было.
Паруса у нас стоят, как положено при попутняке, «бабочкой», т.е. фок на одну сторону, кливер - на другую.  Расперли их баграми и все снасти закрепили. Работает один рулевой. Но вся команда пребывает в напряжении. Только Гарик пытался острить, но Г.И. ему сурово пояснил, что причин для веселья сейчас мало, вполне можем отдать концы, Гарик призадумался, острить перестал. Впрочем, все держат себя в руках и необходимые действия производят четко.
Долгий и нелегкий день. Отошли мы от Лейнаволока в 7 утра, а к устью Вытегры подошли около полуночи. За 17 часов прошли 65 миль или 120 км. Средняя скорость - около 4-х узлов, для шлюпки это много.
Белые ночи остались позади, и к южным берегам Онеги мы подходили в полной темноте. Правда, еще в сумерках углядели мы слева берег, вроде бы даже - песчаный пляж. Нам-то надо входить в устье Вытегры, да только где оно?  Там должны быть огни, а их не видно.
Я к этому времени несколько оклемался, посмотрели мы с Чесноковым нашу промокшую карту и прикинули, что берег здесь  должен быть  песчаный. Решили выбрасываться на берег, осадка шлюпки это позволяет. А волна здесь не меньше, а больше, чем посреди озера.
Убавили парусов, а потом, когда заслышали шум прибоя - совсем их убрали. Ход стал поменьше.
Вся команда наготове и с напряжением всматривается вперед. Как только «Финвал» коснулся килем  песчаного дна, вся команда, включая Люсю и Татьяну, сиганула за борт, ухватились за борта и выволокли шлюпку как можно дальше на берег. Перед подходом успели отдать якорь, он оттягивает корму. Стоим. Волна подхлестывает в транец, но мы слишком устали, чтобы обращать на это внимание.
Пожевали кое-что всухомятку, запили холодной онежской водичкой, и попадали спать в шлюпке, ставить палатки сил не было. Спанье было беспокойное, кормовая часть шлюпки была в воде, волна била в транец, шлюпку раскачивало.
А утром якорь наш пополз, «Финвал» развернуло бортом к волне и начало валять с борта на борт, заливая всё и всех водой. Подъем, аврал! Как попало, швыряем свое имущество в шлюпку, лезем в холодную воду и, надрываясь, сталкиваем «Финвал».
Чесноков стоит по горло в воде и удерживает Ял, пока я завожу мотор, который вчера нахлебался воды и заводиться не хочет. Завёлся! Прогрелся! «Чесноков, на борт!» Пошли по волнам. На всякий случай я завожу и второй мотор. Волны швыряют «Финвал», как скорлупку. Мы уже видим устье Вытегры, оказывается, ночевали в миле от него. Но тут оба мотора хлебают воду и снова глохнут. Шлюпка высоко взлетает на волне, затем ухает вниз. И в этой обстановке я, матерясь шёпотом, вывинчиваю свечи, продуваю камеры цилиндров, ставлю сухие свечи.
Дёрг!  Дёрг! Завелись, поехали. Ещё несколько минут нещадной болтанки, «Финвал» минует две пары входных буёв, и мы оказываемся на тихой и спокойной воде канала.
Какая разительная перемена!  Просто глохнем  от тишины и спокойствия. Ф-ф-у-у!  Переводим дух. Прошли мы Онегу, очень ей не хотелось отпускать нас, особенно под конец.
Часа через полтора приходим в г.Вытегру. Никто из нас здесь не был, ищем место для стоянки. Полезли под мост, а он оказался ниже,   чем нам казалось - зацепили мачтой. Тьфу ты, черт! Сплошные неприятности! Закренили шлюпку, прошли под мостом и ошвартовавали «Финвал» у мостков, где вытегорские дамы полощут белье.
Начинаем сушить наше насквозь промокшее имущество. Растянули веревки между деревьями, развесили одеяла, мокрые одежки, а наши брезенты расстелили прямо на траве.
Вокруг собралось немало городских зевак посмотреть на это безобразие. Наш боцман Серега называет это: «Цирк приехал». Многие подходили к нам, допытывались, как это нам удалось пройти Онегу в шторм, да почему мы не потонули, да как нам не страшно и т.п. Мы отвечали, что не потонули потому, что не хотелось, что страшно нам было, но возвращаться назад было не с руки - ветер попутный...
Явился подполковник милиции, потребовал капитана и строго вопрошал: кто такие, откуда, куда, да на каком основании устроили табор на берегу. Мои объяснения его устроили, тем более, я ему пообещал, что мы к вечеру уйдем дальше. Я к этому времени уже побывал на шлюзе, который находится прямо в городе, и договорился с начальником вахты о шлюзовании. К вечеру у нас все просохло,  загрузились и направились к шлюзу, провожаемые любопытными вытегрянами (позже я узнал: надо говорить «вытегоры») и большой стаей местных ворон. Их здесь тысячи. Одну мы даже видели в местном краеведческом музее, в виде чучела. Экспонат называется «ворона серая обыкновенная».
Шесть вытегорских шлюзов прошли благополучно. Здесь шлюзоваться - одно удовольствие: тебе по радио дают команду, входишь в камеру, швартуешься к плавучему рыму и вместе с ним и с водой поднимаешься. Не как в беломорских шлюзах, а как в московских.
Идем по Волго-Балту. Места гнилые, комариные и скучные. Не скучаем мы с Сережей: по очереди выходят из строя моторы, и мы их беспрерывно ремонтируем.
Вошли в Белое озеро - огромное блюдце диаметром 50 км, глубиной в любом месте около 5 метров. Ветер и волна для нас неудобные. Поболтались некоторое время на месте, вперед продвижения почти нет. Тогда свернули к дамбе, что отделяет от озера Белозёрский обводный канал, нашли прорезь в этой дамбе, пропихнули через неё шлюпку и оказались в канале. Здесь тихо и спокойно. Но, как только мы причалили к берегу, на нас немедленно обрушились бесчисленные стаи волго-балтийских комаров. Породистые, злые, кусаются как собаки. Комар на Волго-Балте – предмет отдельного исследования, подмосковный комар по сравнению с ними - ласковое домашнее животное. Яхтсмены, впервые прошедшие Волго-Балт,  рассказывают, округляя глаза: «Здесь – это что за комар! Вот на Волго-Балте! Величиной со среднюю курицу!! Хобот – толщиной с авторучку!!!». Подумав: «С перьевую! Телогрейку и непромоканец прокусывает с лёту!». Это, конечно, мифы, порожденные воспаленным воображением, но, что правда, то правда: на стоянках здесь жить невозможно. Потом, когда мы начали ходить на яхтах с герметичными каютами, мы нашли способы борьбы с комарами, а на шлюпке…словом, утром мы вместо часа, собрались и вышли через 10 минут.
В канале нам преградил дорогу огромный плот. Пропихивались мимо него около часа. Чесноков лихо орудовал отпорным крюком. Но прошли, и через пять часов хода оказались в Средней Шексне.
Некоторое развлечение доставило нам широкое череповецкое колено, или, как его здесь называют, Сизьминский разлив. Мы его проходили ночью при порядочной волне и оживлённом движении теплоходов, Волна от встречного «пассажира» ударила шлюпку в скулу и залила нос, где спал Володя. Позднее он уверял, что в ухо ему залилось около 2-х литров воды. Проверить было трудно, так как обратно вода не вылилась.
11 августа мы проходили шлюз № 7 в городе Шексне. Здесь у нас произошло ещё одно ЧП. Идут в камеру шлюза теплоходы, мы – наготове невдалеке от входных ворот. Я – за рулём, из-за шума мотора не слышу команд шлюзовой вахты по громкой связи. Поэтому поставил на нос Гарика с заданием: внимательно слушать команды и громко транслировать их мне. Часть команды спит в поставленной каюте.
Все теплоходы ушли в камеру; ошвартовались они или нет? Что-то говорят по громкой связи. «Гарик, что?». В ответ - энергичный взмах рукой в сторону шлюза. Включаю  скорость, начинаю двигаться к воротам. Опять что-то говорят по радио. «Гарик, что?». Опять показывает рукой - вперед! Вхожу в камеру, ставлю «Финвал» к рыму. И тотчас же корма сухогруза,
ещё не ошвартованная, начинает надвигаться на нас. И наваливается на носовую часть шлюпки! А у меня в каюте люди спят! Треск, крики. Орут на шлюзе, орут на теплоходе, орут у нас на шлюпке. Я ору громче всех, и, смешно сказать, пытаюсь багром отпихнуть корму 5000-тонного теплохода. Мне даже показалось, что я его отпихнул. Но это, конечно, сам теплоход отработал одной машиной и отвел корму в сторону. Вопли  затихли, ворота закрылись, началось шлюзование. «Финвал» вроде не тонет.
Опустили воду, вышли из шлюза суда. Вышли и мы. И - к ближайшему берегу. Рассматриваем носовую часть. Она несколько изменила свою форму, как лицо человека, получившего сильный удар кулаком сбоку. Дыра в борту, к счастью, выше ватерлинии, повреждено несколько поясов обшивки, лопнул один шпангоут, растрескался планширь  -  верхняя горизонтальная полоса на борту. Вроде бы все не смертельно и подлежит несложному ремонту. Но ведь могло быть гораздо хуже.
Аналогия носа яхты с лицом человека, получившего по морде, навела меня на мысль о сигналах, которые мне подавал Гарик. И еще я вспомнил, как в момент навала он стоял на борту и поглядывал на лестницу, идущую вверх по стенке шлюза. Отвел я его в ближайшие кусты.
- Гарик, что тебе сказали по радио первый раз?
- Сказали: «На шлюпке, подождите заходить в камеру, суда еще не ошвартовались».
- Так. А что сказали второй раз?
- То же самое...
- Что же ты, сволочь, махал мне, чтобы я заходил в шлюз?
- Да понимаешь, боялся, что мы не успеем, и ворота закроют.
Ото всей души залепил я ему по физиономии, и она сразу приняла форму, похожую на покалеченный нос нашей шлюпки.
- Понял?
- Понял.
Инцидент исчерпан.
Ремонтировать поврежденный борт мы решили в Череповце, до которого оставалось около полусотни километров, а пока дыру в борту заткнули тряпками. И пошли дальше.
К вечеру пришли в Череповец, там заночевали, а утром команда разбрелась в поисках
подходящих досок для ремонта. Эпоксидка и крепёж у нас были в запасе. Подштопали свой поврежденный борт, сделали профилактику моторам. На это ушел весь день, а с утра вышли на Рыбинское водохранилище. Северную часть Рыбинки мы совсем не знаем. На нашей карте-синьке ни черта не разберешь, и Георгий Иванович, разглядывая невразумительные значки на карте, нехорошо выражается.
Перед уходом из Череповца я сбегал на пассажирскую пристань и попросил прогноз на водохранилище.  Сообщили:  ветер - ноль, волна ноль. Так и было на самом деле.  Шли на моторе.  Следили за буями, они хорошо видны.
К вечеру судовой ход  стал удаляться от берегов. А на воду ложится туман. Надо вставать на ночевку. Подошли к ближайшему берегу. Развели костер, собрали много грибов, всей командой их чистили.
С утра туман рассеялся, мы отошли и на ходу начали варить на нашей плитке грибной суп. Но доварить его не удалось. Окаянная  Рыбинка опять показала свой дурной нрав. С севера появился фронт черных туч, догоняющий нас. Через полчаса дунуло крепко, правда, нам попутно. Еще через 10 минут поднялась волна. Все это быстро усиливается. Ставим паруса и шустро бежим в нужном направлении. Но через некоторое время заметили, что мачта, получившая трещину в Вытегре, когда зацепили ею за мост, начинает угрожающе скрипеть.
- На фалах! Долой паруса!
Реек с парусами опускается вниз. Но на моторе идти нельзя - корма «Финвала» высоко вздымается вверх и ухает вниз, мотор или зальет или он сгорит, молотя винтом по воздуху.
Опытный Чесноков ухитряется поднять паруса до половины мачты, раскрепив их баграми. Теперь наша мачта выдержит эту половинную нагрузку, а ветра хватает на хороший ход.
Опять нас швыряет и раскачивает. В довершение неприятностей - дождь. Словом, Рыбинка в своем репертуаре. А тут еще Георгий Иванович, поглядев карту, аккуратно кладет её позади себя, т.е. за корму. Но дорогу здесь мы уже знаем, не заблудимся.
Опять морская болезнь у тех, кто ей подвержен. Опять я проклинаю день, когда родился на свет с таким хреновым вестибулярным аппаратом. Но работоспособность на этот раз сохранил. А шли мы долго - практически весь день и часть ночи. К южным берегам водохранилища подходили около двух часов. Шли по огням судового хода, сверяясь  с компасом.
К этому времени я от морской болезни оклемался - волна стала поменьше, - и таращу глаза, стараясь опознать знакомые берега. В темноте прибрежные острова выглядят в виде еще более темных пятен. Который из них Трясье?
Удача! Находим нужный проливчик, огибаем остров Надежду, и я с трудом различаю знакомое приметное дерево с круглой кроной. Наше место! Причаливаем.
Все устали, вид измученный, но довольны - Рыбинка позади.
С утра решили сделать дневку - отдохнуть, просушить мокрое имущество. Перед обедом я вручил всем памятные значки, посчитал, что главная часть плавания уже позади и подводить итоги.
Да и в самом деле, оставшийся до «Паруса» путь мы прошли без всяких приключений, утром 20 августа я стал на последнюю вахту и привел «Финвал» к причалам «Паруса». Нас там встречали многие, в том числе Мишина команда, знавшая примерно день нашего прибытия.
В конце плавания я несколько зажимал спиртное, из-за чего даже имел конфликт с Г. И. Чесноковым. Зато теперь, по случаю прибытия, выставил на стол все, что осталось. Обращаясь к экипажу, говорю: «С благополучным возвращением к родным берегам!». Мощный рев «Ура!» вырывается из загрубевших в плавании глоток. Провозглашается второй тост: «За будущие плавания!», и команда отправляется в Москву, по домам.
Подводя итоги этого плавания, а оно было достаточно серьезным, я много думал о допущенных ошибках. Разбирал и обсасывал их со всех сторон. И не только думал, а обсуждал их с моими более грамотными коллегами. К сожалению, человек так устроен, что нипочем не желает учиться на  чужих ошибках, на чужом опыте. Ведь сколько книг прочел я раньше
о парусных  плаваниях, сколько выслушал  рассказов своих друзей-яхтсменов. Нет, обязательно надо расквасить, и не один раз, свою собственную физиономию, только тогда чему-нибудь научишься. Что ж, в этом плавании я ее несколько раз расквасил, и уж эти уроки прочно засели в голове.
И еще я раздумывал над проблемой, серьезной лично для меня. Проклятая морская болезнь! Нельзя допускать такого безобразия, когда матрос (тем более, капитан), укачавшись, становится неработоспособным, да еще и в самой серьезной обстановке! Я стал специально изучать этот вопрос, много читал, консультировался с врачами, с моряками, с яхтсменами. Присоветовали мне некоторые лекарства, я их все опробовал. Некоторые помогают, но не всегда, некоторые - совсем не помогают. Но любое лекарство - это помощь, так сказать, временная. А бороться с этим явлением надо капитально. У адмирала Ю.А.Пантелеева - известного флотоводца  и, кстати сказать, опытного яхтсмена, я вычитал о комплексе упражнений, укрепляющих вестибулярный аппарат, и немедленно включил эти упражнения в свою утреннюю зарядку. И что же вы думаете? Не прошло и 15 лет, как я стал укачиваться значительно меньше. Шучу, конечно. А по правде говоря, уже через пару навигаций я почувствовал себя  гораздо устойчивее к морской болезни.
Впрочем, здесь я опять забежал вперед, о морской болезни, и как с ней бороться, я написал отдельно, поделился своим опытом.
Еще о прошедшем плавании следует сказать, что и Мишина команда и моя вели записи - судовые дневники. На их базе мы в Москве  после плавания оформили красивые альбомы, издав их тиражом по количеству участников плавания. Ну, как оформили? Я, как умел, отредактировал свои и Мишины записи, напечатал их на машинке (персональных компьютеров и ксероксов тогда не было),  напечатали нужное количество фотографий и вклеили их в текст. А Володя Квятковский украсил отдельные страницы этих записок рисунками, он их сделал фломастерами. А потом все это переплели в твердые переплеты с золотым тиснением. Очень хорошая память получилась о нашем Соловецком плавании.
Я тогда старательно приобретал и штудировал журнал «Катера и яхты». И подумал: «А ведь наши записки не менее интересны, чем то, что там печатают!». Позвонил в Ленинград, где была редакция. Трубку взял Д.А.Курбатов, хорошо известный всем яхтсменам. Я его спросил, будет ли для редакции представлять интерес материал о таком плавании, как наше. - «Еще бы! - воскликнул Д.А. - Как можно быстрее высылайте! Фотографии есть?» Фотографии были. Текст я, конечно, перелопатил так, как, по моему мнению, было более пригодно для журнала. Отослал.
Не прошло и года, как в конце 1970 года я купил журнал с моей статьей. И фото напечатали, правда, отвратительного качества. Да мы и сами- то фотографы были неважные, а еще тогдашняя журнальная печать... Но все же материал пошел, и  это тоже подвигнуло меня во всех плаваниях обязательно вести дневник.

 Глава 7

Последние плавания на шлюпке.

Первые плавания на яхтах. 

Ещё два плавания на шлюпке, которые мне пришлось проделать, были ничуть не интереснее предыдущих. Так вышло, что Миша отошел от парусных дел, а вскоре уехал в дальние края, и я остался единоличным капитаном «Финвала».
Одно плавание было небольшим – до Рыбинского водохранилища с переходом до его западного берега, в Весьегонск и обратно; второе побольше: на Онежское озеро круг по нему и назад в Москву. На Онеге заходили на остров Василисин и пообщались с его населением численностью 5 человек. Это плавание тоже прошло без особых приключений, не считая того, что пару раз на Онеге и на Рыбинке нас потрепало шквалами, но я был уже достаточно грамотным и справился с управлением шлюпкой без труда. Тем более уже четвертый раз со мной ходил мой сын, хоть еще и подросток, но уже опытный матрос, и он мне хорошо помогал.
Так ходил я на шлюпке Ял-6 и не особенно предполагал, что буду ходить на чём-то другом. Конечно, мне было досадно, когда друзья лихо обходили меня на своих быстрых яхтах. Но, как говорится – каждому своё. Мои товарищи по клубу уважали мою преданность шлюпке, только Володя Суворов, человек очень прямой, говорил мне: «Мошковский, долго ты еще собираешься ползать на этой черепахе? Пора тебе перейти на настоящую яхту!». Я ему отвечал, что на яхтах ходить не умею. Но Володя был человек не слов, а дела. Однажды мы обедали на нашей клубной веранде; прибегает Суворов: «Сергей, «Гринда» под парами, желаешь потренироваться?» Ого, ещё бы не желать! Мы с сыном бросили еду и скатились вниз, к причалам.
Паруса на «Гринде» поставлены. Отошли. Володя сразу посадил меня за руль, а Сашу – на шкоты. Идём по заливу в лавировку, частые повороты. Суворов сделал несколько замечаний, потом велел повернуть к яхт-клубу.
Подходим, он говорит: «Вот тебе упражнение на точность: пройди в полуметре от пирса!». Я прицелился, прохожу. Вдруг Суворов на ходу перепрыгивает на пирс, оставив нас вдвоём: «Дальше валяйте сами!». Мы и «валяли» ещё часа два, начали что-то соображать в управлении яхтой.
С того дня я уже не упускал возможности походить на яхтах. Самостоятельно удавалось редко, а всё под чьей-то командой. Но ведь и это. Помимо нашей общей привязанности к парусу, нас с Володей очень сблизила за зиму совместная работа по написанию и оформлению дневника по предыдущему плаванию. Труд это был не малый, но благодарный.
Куда нам  двинуть в этом году, мы не очень себе представляли. Ясно, что в сторону Рыбинки, а дальше - видно будет. Да и не так важно, куда идти, важнее - с кем идти. Прошлогодняя команда, кроме нас с Володей, видимо, сильно притомилась и решила свои отпуска проводить не так активно.
Ну, а мы с Володькой рвемся в бой. Сагитировал я пойти с нами своего старого друга Леню Черняковского, он однажды уже ходил со мной. Человек он сухопутный, но мужик чрезвычайно обстоятельный, и все, что делает, старается делать хорошо. Хорошо умеет готовить еду, вплоть до деликатесов. А еще великолепно играет на гитаре. Еще взяли в плавание мою приятельницу Тоню Колычеву и моего сына Саню, ему уже 15 исполнилось, и у него это третье плавание.
Маршрут наш, как я уже говорил, сложился спонтанно, т. е. по принципу «куда ветер подует». Получилось так: дошли до Рыбинки, отшлюзовались через Рыбинский шлюз и двинули вниз по Волге, в сторону Ярославля. Но нам эти места не понравились и, не доходя города Тутаева, мы повернули назад, к Рыбинке. Снова прошли шлюз и, выйдя в Рыбинское водохранилище, взяли курс к его восточным берегам. Миновали порт Брейтово, а дальше по реке Мологе добрались до г. Весьегонска. А потом - назад, к милым нашему сердцу островам Трясье и - домой, в «Парус».
Вот, вкратце, и все о маршруте, а еще хочу упомянуть о нескольких случаях, заслуживающих некоторого интереса.
Стояли у крутого берега реки Дубна. Над обрывом красивая поляна, там Леня и Володя поставили себе палатки. Оба весьма дорожат спокойным сном, спят отдельно от всех.
Остальные ночуют в шлюпке. Леня и Володя решили набрать воды для готовки посреди реки - там вода почище. Оттолкнули «Финвал» от берега. Пока набирали воду, шлюпку утащило  вниз течением. Стали заводить мотор, чтобы вернуться, но они оба с мотором обращаться не умели: пока пытались его завести, их унесло еще дальше. Что делать, поставили два весла и целый час выгребали против течения - ял-то тяжелый! Злые были, как черти, да еще остальные над ними потешались...
Еще случай интересный, и - информация к размышлению. Ушли мы за Рыбинск, вниз по Волге. Судовой ход узкий и извилистый, под парусами двигаться невозможно. Дело к вечеру - пора подумать о месте для ночевки. Заходим в узкую речку по левому берегу, швартуемся к обрывистому берегу. Тоже не нравится: по обоим берегам - поле, костер развести нечем. А комаров - тучи. Ладно, думаем, до утра потерпим.
А утром проснулись оттого, что «Финвал» лежал на боку! В чем дело? Выскакиваем и видим: от речки остался только узенький ручеек, а шлюпка наша - вся на суше. Отлив, что ли? Так мы же не на Белом море!
Встретили на берегу подростка-пастушка. Он нам и открыл глаза. Оказывается, уровень Волги  ниже Рыбинска поддерживается работой плотины, а она - выходная по случаю субботы. Ничего себе уха!
Это что же, до понедельника нам загорать в этом несимпатичном месте? Да нипочем!
Начали изо всех сил спихивать шлюпку к воде. Ни на сантиметр не подвинули, только из сил выбились - ял-то весит побольше тонны. Я послал ребят на поиски трактора, но трактора - как плотина, по субботам не работают.
На удачу Володя  заловил грузовик, ЗИЛ, уговорил водителя, тот подъехал к другому берегу речки. Мы от кормы шлюпки протянули длинный капроновый трос, привязали к грузовику, и он с грохотом проволок Ял по камням, пока шлюпка не оказалась на воде.
Вознаградив водителя бутылкой, мы с сыном зашли по грудь в воду, взяли Ял, так сказать, под уздцы и потянули его к Волге, а там приткнулись к пляжу и навели на лодке порядок. Залатали треснутое перо руля. На все эти манипуляции у нас ушло полдня, после чего двигаться дальше по Волге нам не захотелось, и мы повернули назад, к Рыбинке.
Была у нас с собой 16-миллиметровая кинокамера «Киев-16» и запас пленки. Позднее отснятый нами материал вошёл в фильм, сделанный нашей институтской киностудией, назывался он «Ходили мы походами…».

Кадры из этого фильма:

«Финвал» стоит у кустистого берега Рыбинки. Недалеко от берега видна проселочная дорога.
Володя Саня и я выходим на дорогу с канистрами для бензина и усаживаемся на бревно у обочины в ожидании.
Вдали показался клуб пыли – грузовик едет. Мы вскакиваем, размахивая канистрами. Обдав нас пылью, грузовик пролетает мимо. Снова сидим, ждем.
Опять едет машина. Володя размахивает канистрой, в другой руке трёшка. Результат тот же – машина едет мимо.
Совещаемся, Санек убегает, возвращается с бутылкой водки. идет машина. У меня в руке канистра, в другой – высоко поднятая бутылка. Грузовик энергично тормозит.
Из бензобака грузовика шланг тянется в нашу канистру, а мы с довольными улыбками стоим рядом.

Вот такой кусочек жизни!

На обратном пути из реки Мологи к Трясью нас изрядно потрепало – поднявшийся ветер разогнал крутую волну.  И я почувствовал, что начинаю укачиваться. Вот тут-то я и опробовал одно из рекомендованных народных средств от морской болезни: принял 100 грамм. Не без труда принял, не лезет водка, когда тебя мутит, но заставил себя, закусил куском хлеба, который, чтобы он прошел, обмакнул в забортную воду. И что же? Через две минуты исчезли все признаки укачки, и я прекрасно себя чувствовал.
На этом переходе шлюпку здорово заливало брызгами, и у нас многое промокло. Вернувшись на Трясье мы высушили свои одежки, а несколько килограммов промокшего сахара нам пришлось закопать в песок.
И ещё был занятный случай на обратном пути, опять в реке Дубне, и на том же самом месте. Лёня очень дорожил своим сном, на стоянках он всегда ставил свою маленькую палатку, перед сном носил туда угольки на сковородке, выкуривал комаров, а потом изнутри застегивал молнию и спал спокойно.
Вот, значит, спит он спокойно, но рано утром просыпается оттого, что у него над ухом кто-то громко сопит и чавкает. Это местный бык обратил внимание на Лёнину оранжевую палатку. А потом палатка пошла ходуном, когда бык начал её бодать. Леонид кубарем выкатился из палатки. Попытался поговорить с быком строго, но бычара оборотил рога в Лёнину сторону, и наш друг срочно стал искать дерево повыше. На удачу тут появился пастух, сказал быку «Оть!», и тот удалился. Матадор Володька хотел пойти на быка с оглоблей, но пастух пояснил, что бык поднимет его на рога с оглоблей вместе.
А других приключений у нас в это плавании не было. Ничего, неплохое плавание получилось, но – близковато, манят всё же мою душу дальние края: «Что там, за горизонтом?». Жаль, отпуск такой маленький – месяц всего.
Неожиданно в эту же навигацию пришлось мне проделать ещё одно плавание. Да в рабочее время, да за казенный счет, что всегда приятно.
Дело в том, что институт приобрел
для яхт-клуба разъездной катер. Купили его на заводе, где эти катера изготавливали – в городе Сосновке на реке Вятке. Узнав об этом, я подумал: «А хорошо бы этот катер пригнать в Москву своим ходом! Да чтобы поручили это дело мне!». И начал отчаянно интриговать с дирекции и в месткоме, распуская страшные слухи о том, как опасно отправлять катер по железной дороге: и побьют его в пути и раскурочат, придет без важнейших частей.
Кончилось это тем, что меня пригласили к директору и предложили взять командировку и пригнать катер в «Парус». Для виду я покочевряжился, (мол, работы много), а потом дал согласие, оговорив, что идти надо вдвоём. А спутником себе я выбрал Лёню Лазопуло: во-первых, он имел права на управление катером с мотором до 100 лошадиных сил (а у меня таких не было), а во-вторых – человек он был хороший. Компанию нам составила моя верная подруга Тонька Колычева.
И мы с ними проделали весь этот далекий путь по рекам Вятке, Каме, Волге и Рыбинскому водохранилищу, всего более 1500 км.
По пути «пробились», т.е получили пробоину в днище. Это было в Казани, мы тут же подрулили к спасательной станции и за день отремонтировались – залатали пробоину. И поехали дальше. Во время этого ремонта со мной произошёл смешной случай. Уже несколько дней я путешествовал с сильнейшей простудой. Явная температура, насморк, кашель, головная боль. Перемогался, куда денешься? А тут в Казани, полез за чем-то на катер, поскользнулся на мокрой палубе и ухнул во всех одежках в холодную сентябрьскую водичку. Бр-р-р!
Но переживать было некогда, вылез из воды, переоделся во всё сухое, и стал работать дальше. А через полчаса заметил: а где ж моя простуда? Ясная голова. Сухой нос, лёгкое дыхание. И далее, до конца плавания ни разу не чихнул. Вылечился
  окунанием в холодную воду! Клин – клином!
А на следующее лето, в навигацию 1971 года мне удалось на том же «Финвале» проделать более крутое плавание: за отпуск сходили на Онежское озеро, сделали по нему круг и вернулись в Москву.
Особых приключений в этом плавании не было, хотя команда опять была вся новая, кроме моего сына Саши, который ходил четвертый раз, набрался опыта и уже мог подавать мне полезные советы по работе с парусами.
Вскоре после выхода на Онегу накрыл нас густейший туман, я впервые с таким столкнулся. Шел он полосами, то вокруг чисто и ясно, а то вдруг не видно носа шлюпки. Непривычно это было для меня, я оробел, и, воспользовавшись промежутком между двумя полосами тумана, направил «Финвал» в устье реки Андомы. Вошли и встали сразу, прямо в устье обнаружили рыбачий причал, к нему и ошвартовались. Не успели встать, в каюту всовывается небритая физиономия, усыпанная  чешуей и с подбитым глазом. Хрипло вопрошает: «Турысты, водка есть?». Сообразив, в чем дело, я без слов достал бутылку и вручил ее рыбаку. «Ну, пошли, - сказал он, довольный. Повел меня в сарай на берегу и выдал мне ящик, в котором лежали штук восемь здоровенных рыбин, килограмм по 4 - 5 каждая.- Извини, турыст, хорошей рыбы не поймали сегодня!
- А это какая?
- Это - лосось ( с ударением на первом слоге).
- Лосось - плохая?! А какая же у вас считается хорошей?
- Сиг, налим. А лосося мы не едим.
Ну, пижоны зажравшиеся! Лосось у них - плохая рыба! Я еле-еле дотащил ящик с рыбой до шлюпки, где был встречен овацией. Мой старпом Володя Разгон - человек бывалый и грамотный в рыбачьих делах, двух самых здоровых лососей засолил и туго завернул в тряпки. А вечером все с восторгом поедали жареную лососину; необыкновенно вкусное розовое мясо и почти без костей. Даже мой сынок, не уважающий рыбу, урчал от удовольствия.
А через четыре дня Володя уже угощал нас соленым лососем. Тоже деликатес... Так мы впервые отведали онежской рыбки.
Посетили мыс Бесов Нос с его знаменитыми петроглифами - наскальными изображениями. Говорят, их древние люди высекли. Что ж, возможно,  что и древние...
А далее решили мы сходить а остров Кижи, полюбоваться на его знаменитые памятники деревянного русского зодчества. Я-то там уже был, а вот остальные об этом давно мечтали. попасть на Кижи, надо было взять курс прямо на запад, пересечь залив Малое Онего. Он, этот залив, хоть и называется Малое, но довольно большой. Двигались мы под парусами при несильном, но прохладном ветре и скоро все изрядно замерзли. А тут на пути у нас оказался остров Василисин. Этот остров, можно сказать, расположен прямо посреди Онеги, а маяк на нем виден со всех сторон издалека.
Уже на подходе к острову увидели на его северо-восточной стороне домик. Из трубы дымок. Ага, остров обитаемый. Но мы подошли к нему с юго-западной стороны, чтобы укрыться от ветра. Зашли в широкую бухту со скалистыми берегами, ошвартовались к берегу.
Солнце зажаривает, ветра нет. Бродим по горячим скалам, отогреваясь после прохладного перехода. Мой сын уже отогрелся и говорит:
- Папа, я прыгну со скалы в воду, а ты мой прыжок сними.
Я приготовил фотокамеру, и Санек прыгнул ласточкой, картинно изогнувшись. Вынырнул, смотрю, а у него лицо, как у человека, которому снится страшный сон, он хочет проснуться, но  не может. Со страшной скоростью Саня устремился к берегу, выскочил из воды и лишь тогда  заорал – оказывается, у него от ледяной воды перехватило дыхание. Несколько позже мы узнали точную температуру воды - 8,8 градуса. Не баня!
Однако, подумал я, если на этом острове живут люди, надо нанести им визит и доложить, что к их владениям причалило наше судно. Вроде полагается по правилам хорошего тона. Мы с сыном пересекли остров (целых триста метров ), подходим к дому, а из него высыпали какие-то дети. Спрашиваю: «Отец дома?», а они смеются: «Да вы заходите!». Потом, приглядевшись, я понял, что это - никакие не дети. Это были молодые метеорологи Люда, Толя и Нина, последние двое - муж и жена. Начальника метеостанции и смотрителя маяка звали Василий Александрович Барков, помощником у него – жена  Капитолина. Вот и все население острова, не считая собаки Дамы, кошки Машки и безымянного котенка. Эти симпатичные люди, живущие на острове круглый год, очень обрадовались нежданным гостям и пригласили нас вечером на банкет
Гости не часто балуют их своими посещениями. Тут же была отправлена радиограмма на соседний остров Маячный с приглашением на банкет по случаю нашего визита.
Мы явились во-время, разумеется, не с пустыми руками - для мужчин у нас нашелся спирт, а для дам - хорошее вино. А хозяева выставили вкуснейшую бражку своего изготовления. А на закуску были всякие рыбные деликатесы. Тут нам впервые пришлось отведать и сига. И налима, и ряпушку. Для нас, москвичей, это было откровением - вот, оказывается, какая рыба бывает на свете!
Посреди банкета появились соседи с острова Маячный: начальник метеостанции Женя - огромный красивый парень и его очень милая жена Люда. Добирались они на моторке, по дороге их трепало, мотор несколько раз глох, Люда укачалась, Женя притомился. Но они бодро включились в общее застолье. Женька сразу же нашел общий язык с моим старпомом  - они оба умели глушить неразбавленный спирт. В общем, очень хорошо посидели, пообщались. Они рассказали нам об островной жизни, а мы им - о своих приключениях в плавании. Островитяне и моя команда очень друг друга полюбили.
Женя объявил, что раз наш путь лежит мимо его острова, то нам придется у него погостить несколько дней. А мы бы и рады, да со временем туговато - еще ведь обратный путь до Москвы предстоит.
Пошатываясь, побрели мы на «Финвал» и улеглись спать. А утром, не успели глаза продрать, прибегают молодые островитяне: «Василий Александрович зовет завтракать!»
На завтрак угощали холодной налимьей ухой в которой плавали куски налимьей икры и печени. Ну, это, по-моему, вообще еда для царского стола!
Милейший Василий Александрович старался оказать нам всяческую помощь - дал ведро картошки, подарил канистру бензина, которого у самого было небогато. Ведь все на остров привозят пр редких заходах катера из Петрозаводска. Да, на этом острове жили золотые люди. Я с ними долго потом состоял в переписке и тоже кое-чем сумел им помочь.
Наутро, воспользовавшись тем, что неуемный Женька спал мертвым сном, мы распрощались с гостеприимными хозяевами, поблагодарили их за прием и снялись с якоря. Грустно было расставаться с вновь приобретенными друзьями. Мы долго наблюдали, как все население острова, вышедшее провожать нас, махало нам руками (а некоторые - хвостами).
Несколько часов хода при несильном боковом ветре и впереди показалась цепочка небольших островов, тянущаяся от Большого Клименецкого острова. А самый южный из этих островов - Маячный, на котором стоит высокий маяк, и домик метеостанции. Мы подошли к приглубому месту, помеченному белой краской на скале, ошвартовались, и нас приветливо встретили Женина помощница - метеоролог Люба, островной пес Полкан и кот Василий. Василий страдал от клеща, и Володя Разгон извлек этого клеща. Кот терпеливо, без звука вынес эту операцию, только временами пытался отпихнуть мучителя лапой.
Люба напоила нас чаем и с сожалением проводила в дальнейший путь. Мы и сами бы еще позадержались - и остров был красив, и Люба нам понравилась. По крайней мере, некоторым. Но - время, время.
Обогнув Маячный, взяли курс на север и часа через три, миновав Гарницкий маяк, вошли в Кижские шхеры. Ну, они - как река. Не сильно широкие, масса островов, заливов, проливов. Часто и густо поставлены знаки плавучей и береговой обстановки. Постоянно движешься по створам, как только сходишь с одного, тут же встаешь на следующий.
Пару часов хода под мотором, и мы - острове Кижи. Сначала экскурсия, осмотрели все, что положено, переночевали и - в обратный путь. А он для начала лежал к городу Петрозаводску, хотелось поглядеть на столицу Карелии, там и я раньше не был.
На выходе из шхер видим стоящий у берега большой буксир. С него  подали сигнал: «Прошу подойти к борту!». Поскольку кроме нас вокруг никого не было, мы приняли этот сигнал на свой счет и подвалили к буксиру. Нас спросили, идем ли мы в Петрозаводск и, узнав, что идем, попросили взять с собой механика. Они получили радиограмму, что у него в городе рожает жена. Конечно, мы его взяли, раз такое дело.
Вышли из шхер в открытое озеро и при свежем ветре и полутораметровой волне начали ставить паруса. Кто-то не удержал шкоты, парус вырвался на свободу и начал энергично мотаться. У меня сбило очки, у сына Сани - кепарик, и то, и другое ушло за борт. Лодку раскачало. Наш пассажир, латыш по имени Пауль, слегка переменившись в лице, сдержанно спросил у меня: «Ну что, сегодня окуньков кормить будем?». Я ответил, что нет, еще не сегодня.
С парусами совладали, «Финвал» лёг на нужный курс. На нужный, да не совсем! Промазали миль на пять севернее Петрозаводской губы, а потом дальнозоркий Разгон заметил на юге вышку ретранслятора, тут мы и поняли, что заехали не туда. Подправили курс и через пару часов вошли в Петрозаводскую губу. Пауля ссадили на рыбозаводе, и он умчался в сторону родильного лома, а мы прошли подальше и уже в вечерних сумерках подвалили к Петрозаводской школе ДОСААФ. Впоследствии мне неоднократно приходилось там стоять. У них огромный дебаркадер стоит параллельно берегу, прикрывая от волны внутреннюю гавань. Сбоку - причал, соединяет дебаркадер с берегом. Доложились сторожу, он разрешил нам переночевать.
Назавтра, команда «Финвала» под моросящим дождичком, бродила по Петрозаводску в своих непромокаемых ярко-желтых костюмах, вызывая интерес у аборигенов. Слышали такой разговор: «Это яхтсмены из Финляндии!» - «С чего ты взял?» - «А я видел название их яхты: «Финвал» - «Ну, и что?» - « Не понятно, что ли? «Финвал»,- это значит «Финляндский вокзал!».
Обратный путь до Москвы прошел без особых приключений. Трепануло нас на Рыбинке,  баллов до шести задувало, но и ветер, и волна были попутные, так что мы справились. Тут опять возникли трудности в момент постановки парусов, но мой уже опытный сын во время подал мне совет, я его послушался и все встало на свои места. Швыряло нашу лодку изрядно, я почувствовал, что начинаю укачиваться. Но выходить из строя с малоопытной командой я не имел права. Поэтому сдавленным голосом потребовал водки, мне налили полкружки, я ее с трудом принял и заел черным хлебом, которых для легкости прохождения обмакнул за борт. А через пару минут я уже забыл об укачке и до самого конца был в рабочем состоянии.
К южным берегам Рыбинки пришли поздней ночью, но я уже хорошо знал эти места и вывел «Финвал» к южному берегу о-ва Надежда, где и заночевали. В «Парус» пришли во время.

 

Часть II
На яхтах 

Глава 8

Первые опыты 

Я ходил на ялах, командовал ими. Думал, что так и надо. Конечно, досадно бывало иногда, когда на Пестовском водохранилище мои друзья на яхтах со свистом пролетали мимо меня. Но, думаю, - каждому свое. Наш старейшина, Сергей Алексеевич Николаев даже какую-то морскую книжку подарил с надписью: «Мошковскому - стойкому яльцу».
А вот Володя Суворов, который к тому времени уже командовал «Гриндой» и выигрывал на ней многие гонки, со свойственной ему прямотой говорил: «Серега, бросай ты эту черепаху, пора тебе на яхте бегать!» - «Володя, я же на яхтах не умею!» - «Ну, я тебе один раз покажу, потом сам разберешься, что к чему».- «Ну, хорошо, - говорю я - будет время - зови».
Как-то сидим мы на клубной веранде, обедаем со своей командой. Прибежал Суворов: «Сергей, «Гринда» под парами, желаешь потренироваться?». Ого, еще бы не желать! Мы с сыном бросили еду и посыпались вниз, к причалам. «Гринда» стоит с поднятыми парусами. Отошли. Володя сразу посадил меня за руль, а Сашу - на шкоты. Пошли по заливу в лавировку. Частые повороты. Суворов сделал несколько замечаний, а потом велел повернуть к яхт-клубу.
Подходим, он и говорит: «Вот тебе упражнение на точность: пройди в полуметре от пирса!». Я прицелился, прохожу. И вдруг Суворов перепрыгнул на пирс, оставив нас вдвоем: «Дальше валяйте сами!». Мы и «валяли» еще часа два, начали что-то понимать в управлении яхтой.
С того дня я уже не упускал возможности походить на яхтах. Самостоятельно редко удавалось, а все под чьей-то командой, но ведь и это тоже полезно.
Помню, уже в начале октября наступили золотые денечки бабьего лета. Залив наш в эту пору удивительно красив - листва на деревьях всех цветов - зеленая, красная, желтая. Я выпросил на работе несколько отгулов и уехал в «Парус». У меня там была работа: доделывать маленький швертботик «Мышка», который я построил по польским чертежам у себя дома, на лестничной площадке, а потом перевез в яхт-клуб.
Предполагая, что не все время я буду отдавать работе, я испросил разрешения у Коли Землякова походить на «Олимпике», которым он тогда командовал.
И вот, в погожий солнечный денек вооружил я «Олимпик», отвалил от пирса и долго катался по Михалевскому заливу. Катаюсь и любуюсь красотами золотой осени.
«Олимпик» - это старой конструкции швертбот-одиночка. Довольно тяжелый, в воде сидит плотно, и чтобы его положить, нужен сильный порыв ветра.
Прошедшей зимой превзошел я курсы яхтенных рулевых второго класса, получил соответственные «корочки» и очень этим гордился.
Преподавал у нас на курсах один из старейших московских яхтсменов, корифей, можно сказать, - Дмитрий Леонидович Зворыкин по прозвищу Митяй. Колоритнейшая личность! Все московские парусники его хорошо знали. На яхтах он начал ходить задолго до войны, а курсы наши вел, будучи уже в преклонном возрасте. Это был человек! Как говорил Паниковский: «Теперь таких людей нет, и скоро уже совсем не будет!». До сих пор ходят на яхтах и поминают добрым словом Митяя его ученики. И я горжусь, что учился у него!
Вот, стало быть, считая себя грамотным яхтсменом, хожу я на «Олимпике, и стараюсь делать все по правилам. На поворотах пересаживаюсь с борта на борт, при смене курсов передвигаюсь вперед-назад - за дифферентом слежу. При кренах телом открениваю. Все получается, и я очень собой доволен.
Но когда-то надо и к берегу. Подхожу к причалам клуба. День был будний, в яхт-клубе никого. Только на пирсе сидит начальник базы отдыха, ловит рыбку. Рядом с ним какие-то ящички, удочки, табуреточки. Тут же яхт-клубовский песик Шарик на солнце греется.
Ветер к тому времени засвежел и дул прямо в берег, как при таком ветре подходить к причалу я позабыл начисто. Центральный пирс, на котором удил рыбу начальник, расположен перпендикулярно берегу. И я, не придумав ничего умнее, растравливаю парус полностью и, заорав: «Петрович, лови меня!», со страшной скоростью мчусь вдоль пирса, сметая гиком в воду все, что было на причале: удочки, стульчики, собаку Шарика. Перепуганый Петрович вскакивает, упирается руками в «пузо» паруса. «Олимпик» разворачивается, и - «бум!» - носом в пирс. Я немедленно хватаю носовой швартов и прыгаю на причал. Уфф! Дальше все просто, не просто только было объяснить Петровичу, что это я выделывал.
Смешно подумать, что спустя пять лет я преподавал на курсах парусных рулевых предмет «Управление парусными яхтами»,  в том  числе раздел «Подход к причалу при навальном ветре».
Володя Суворов понял мой пробудившийся энтузиазм  к хождению на яхтах. И мы с ним стали всерьез обсуждать совместные планы на навигацию 1972 года. Он до этого времени на своей «Гринде» побывал и на Белом море, и на Балтике. Я еще напишу о его плаваниях и победах в регатах.  Да и у меня за плечами было уже несколько приличных плаваний.
А теперь у нас с ним «загорелся зуб» на Черное море. Оно далеко, своим ходом за отпуск и в один конец не дойдешь. Значит, надо отгружать яхту на сухогрузном теплоходе, например, до Ростова-на-Дону. Там скинуть яхту на воду, пройти устье Дона, Азовское море, Керченский пролив, и мы – на Черном море. А там преодолеть возможный маршрут, вернуться в Ростов и снова отправить яхту в Москву.
Обсудили мы этот вариант. Я написал письмо начальнику Ростовского яхт-клуба и вскоре получил от него любезный ответ. Он  выражал готовность принять нас в своем яхт-клубе и вообще оказать всяческую помощь.
Кроме того, я направил официальную заявку от института в Главное Управленние навигации и океанографии (оно - в Ленинграде), и оттуда на институт были присланы карты и лоции Черного моря. А генеральную карту Азовского моря мне кто-то в Москве подарил.
Команду мы сформировали в составе Суворова, Володи Должикова, Саши Капканщикова и меня.
Весной я занимался оформлением разрешения на выход в погранзону. Как это делается - я не знал. Но узнал и все оформил.
Подошло время, когда пора было отправлять яхту. Решили, что сопровождающими на теплоходе пойдут Должиков и Капканщиков, а мы с Суворовым в нужное время прилетим в Ростов. Оформление отправки «Гринды» тоже легло на меня. Я поехал в Северный речной порт и стал выяснять порядок. Всё узнал, все нужные письма подготовил и подписал у нашего институтского начальства и сдал, куда следовало. Однако всех сложностей заранее предвидеть не смог. А они, эти сложности, потом возникли.
В августе мы отогнали «Гринду» своим ходом в Северный речной порт. Следом за «Гриндой» шел я на «Финвале», на котором вверх колесами был воодружен гриндовский кильблок, т. е. телега-подставка. На кильблоке яхта стоит, упираясь фальшкилем в основание, а с боков днище яхты поддерживается четырьмя опорами с круглыми «блинами» на концах.
Более трех часов шли мы до Химкинского водохранилища, а потом долго разыскивали место у причалов грузового порта. Наконец, нашли место, свободное от теплоходов и ошвартовали обе лодки за торчащие из бетонной стенки арматурины. Дело было к вечеру, и мы легли спать в яхте и в яле. Но не все. Пришлось выставить вахты, которые изо всех сил одерживали яхту, которую волной от проходящих теплоходов могло разбить о стенку.Наутро договорились   с крановщиком (тариф - бутылка спирта), и он, подцепив краном, сперва вытащил на стенку кильблок, а затем поднял из воды и поставил на него «Гринду». Вот она стоит на берегу в ожидании погрузки на идущий до Ростова теплоход. Тут-то и начались наши неприятности. Портовые начальники приказывают капитану теплохода погрузить нашу яхту, а он, капитан, - отказывается. Он на корабле - первый после Бога, и если заявляет, что этот груз ему неудобен, то и сам министр не заставит его принять груз.
Началось долгое ожидание следующего попутного судна. Ждали четыре дня. А за эти дни, раз мы собираемся на юг, заставили нас сделать противохолерные прививки, в этом году в Крыму и на Кавказе были случаи холеры. В пассажирском порту симпатичная сестричка по очереди вогнала нам всем в спину иглу огромного шприца.
13 числа капитан сухогруза «Махачкала» согласился принять нашу яхту. Еще ночью яхту на кильблоке погрузили на палубу, а в 6 часов утра  теплоход отошел.
Мы с Володей Суворовым вздохнули с облегчением. Но на этом наши передряги еще не кончились–всё было впереди. Через неделю Суворов заболел, и - тяжело. (30 ноября того же года мы его хоронили. Но об этом - отдельно). А мне директор института запретил идти в отпуск, пока Министр не подпишет подготовленный мною приказ о делах нашего института. Сейчас смешно говорить - прошло 30 с лишним лет, и директора, и Министра давно нет в живых, приказ так и не был подписан, а в отпусках с тех пор я бывал много раз. Но тогда было не смешно: полбеды, что у нас с Володей срывается затеянное нами плавание, хотя и очень жаль. А главное: как это Должиков и Капканщиков останутся на яхте вдвоем?
С большим трудом нашли человека из нашего яхт-клуба, имеющего возможность и желание поучаствовать в этом путешествии. Это был молодой (только из армии) Саша Обыден. Я быстро оформил ему разрешение на выход в погранзону, и в нужное время он улетел в Ростов-на-Дону.
Во второй части своих записок я помещу дневник Володи Должикова , где он описывает, как перевозили яхту, и как проходило плавание. А здесь я веду речь о своих плаваниях.
И рассказал, как в навигацию 1972 года никакого плавания у меня не получилось.

Глава 9

Первая регата на яхте. Первое ДСП 

Абревиатура ДСП означает:

1. Для служебного пользования

2. Древесно-стружечная плита

3. Дальнее спортивное плавание


Вот о нём-то, третьем значении, и пойдет сейчас речь. В навигацию 1973 года Сергей Алексеевич Николаев командовал яхтой «Изумруд» - это был «Дракон», перестроенный в крейсерскую яхту. Перестраивали у нас в клубе, одновременно с «Гриндой». Николаев запланировал участие в регате на Волге и Рыбинке, а далее - плавание до Петрозаводска. Вопрос - кому там передать яхту? А тут подвернулись Олег Шипилов и я. Олег к тому времени имел диплом яхтенного капитана, а у меня - права рулевого I класса. В таком сочетании можно участвовать в регате «Кубок Онежского озера». Так и договорились: Олег командует яхтой в регате, я - старпом. Затем он уезжает в Москву, я принимаю командование и, сделав круг по Онеге, гоню яхту в Москву.
Команда, разумеется, представляла из себя сборную солянку. Наиболее грамотным был Павел Шоболов - бывший моряк торгового флота, судовой инженер-электромеханик. Был Женя Турук - дюжий матрос из команды Олега Шипилова. Для разбавления мужского общества взяли мою подругу Галю Селезневу. По ходу плавания люди будут меняться, а у меня много отгулов с прошлого года, и я пройду весь путь до Москвы.
В назначенный день мы выехали поездом в Петрозаводск. А на другое утро - приехали. Всей езды - вечер и ночь. Со своим многочисленным имуществом втиснулись в троллейбус, он привез нас к площади Кирова, а оттуда - полкилометра до пассажирской пристани. А рядом с пристанью - дебаркадер школы ДОСААФ, около которого базируются прибывающие на регату яхты.
А вот и «Изумруд», на нем ожидают смены Николаев с матросом - загорелые, с облупленными носами. И мы такими будем?
Загружаемся в яхту, осваиваем яхтенное хозяйство. На «Изумруде» двухкомфорочная газовая плита и три пятилитровых газовых баллона, все уже пустые. Олег и Павел направляются на газозаправочную станцию и возвращаются ни с чем - в Петрозаводске, видите ли, не заправляют пятилитровых баллонов. Даже «жидкая валюта» не помогает. Что делать? Отправляемся в «Спорттовары» и приобретаем «Шмель» - туристский бензиновый примус. Поначалу мне пришлось с ним изрядно повоевать - не хотел работать. Но когда я его победил, больше забот с ним не было - работал как часы, и все плавание мы на нем готовили.
До начала регаты оставалось 5 дней, решили их использовать, сходить в Кижи, а заодно и потренироваться в обращении с незнакомой яхтой.
Наутро отошли и начали медленно лавироваться по Петрозаводской губе Ветер слабый. погода солнечная. А когда обогнули Ивановский маяк у выхода из губы, то, взяв курс на Кижские шхеры, смогли пойти одним галсом.
Тут выяснились два новых для меня обстоятельства. Во-первых, при ровном ветре и движении одним галсом на яхте занят один человек - тот, кто за рулем. Шкоты на стопорах и утках, остальной команде делать нечего. Шипилова, как капитана, это обстоятельство не заинтересовало, а я призадумался на будущее, сделал для себя кое-какие выводы. Ну, мы с Павлом - люди, не любящие безделья, и сразу нашли себе занятие. Проложили на карте истинный курс, просчитали магнитный и компасный курсы, почитали лоцию. Определили ориентиры. А еще, пользуясь пеленгатором здоровенного компаса, установленного на капе (это - сдвижной люк при входе в каюту) брали пеленги на два видимых маяка и определяли свое место на карте.
И вот тут, пока смутно, выяснилось и второе обстоятельство. Конечно, Онежское озеро считается водоемом морского типа, и карты для него издаются морские. Но в большинстве случаев на этом озере навигационные расчеты и прокладки почти не нужны. Потому что, как ни огромно озеро, а почти всегда что-нибудь видно. И если ты это «что-нибудь» опознаешь, то и место свое тоже знаешь. Разумеется, это при хорошей видимости. Позднее мне случалось ходить по Онеге ночью, а иногда в тумане, тогда, конечно, требуется постоянная штурманская работа.
Но к этим выводам я пришел спустя несколько лет, а в первых своих плаваниях я тщательно и старательно наносил на карту курс, помечал ориентиры, брал пеленги, в общем - вел прокладку. И  я об этом не жалею, это была не напрасная работа. Мне мое умение пригодилось, когда учился в школе яхтенных капитанов, а, кроме того капитан обязан все это знать и уметь и учить своих матросов.
Пересекли мы неторопливо трех узловой скоростью залив Большое Онего и вышли к Гарницкому маяку, что при входе в Кижские шхеры. Маяк этот стоит на островке и виден издалека. И еще помогали нам ориентироваться «Кометы» которые каждые полчаса проносились из Петрозаводска на Кижи и обратно. Экскурсантов возят.
При подходе к шхерам ветер заслаб, и входили мы уже на моторе. Пару часов хода, и впереди показались прекрасные силуэты   Кижского   погоста,    так   здесь   называют главный деревянный собор. Увидели стоящую на якоре «Былину» - знакомый переделанный «Дракон» из яхт-клуба «Труд», и отдали якорь рядом с ней. На берег переправлялись на надувном тузике. Команда посетила остров, приняла участие в экскурсии. Я на берегу не был - воевал со «Шмелем» и в конце-концов заставил его работать. А поскольку было жарко, время от времени нырял за борт. Вода в шхерах хорошо прогрелась. Со мной на яхте осталась Галина Кирилловна, на экскурсию не пошла. Я только после догадался, что она от меня чего-то хотела, но – только потом, дурак.
А на другой день пошли к выходу из шхер. По пути останавливались у маленького причала около селения Корба - там красивая деревянная часовня, захотели ее осмотреть. А потом с причальчика наловили себе на ужин плотвы. В Кижских шхерах плотва охотно клюет на белый хлеб.
Переночевали на якоре в сторонке от судового хода, а наутро снялись и к концу дня пришли в Петрозаводск.
Мой уважаемый капитан Олег Васильевич Шипилов полностью «достал» меня своим транзисторным приемником – ну, не умеет он его выключать! Даже засыпает с работающим приемником на животе. Еще в Кижах, оставшись в одиночестве, я отвинтил крышку приемника и длинными ножницами перекусил проводок где-то в глубине. Олег, вернувшись с берега, немедленно ухватился за приемничек, а тот - ни гу-гу. Долго он его тряс, стучал и менял батареи, а потом с огорчением признал, что приемник сломался и убрал его в рюкзак. После регаты, когда Олегу пришло время, уезжать, и он побежал за билетом, я раздобыл на соседней яхте паяльник, разогрел его на «Шмеле» и припаял отрезанный проводок. Олег, вернувшись, стал укладывать вещи. «Эх, жаль, приемничек сломался!». На всякий случай щелкнул выключателем, и приемник заорал. «Смотри-ка, а он работает!». Я говорю: «Наверное, он отдохнул». Подозрительно покосился на меня Шипилов и уехал в Москву со своим транзистором.
Но до этого была регата.  20 июля мы стартовали в первой гонке. Маршрут этой гонки был такой: Петрозаводск - мыс Бесов Нос - Петрозаводск, т.е. первая  половина пути - почти на Ost, а вторая - в западном направлении.
После старта лавировались по Петрозаводской губе, а потом по открытому озеру. К ночи поддуло, поднялась волна, и «Изумруд» стало швырять. Наша с Павлом вахта была от 0 до 4-х часов утра. Вскоре я укачался и, передав румпель Паше, траванул за борт. Но работоспособности не потерял и свою вахту отпахал до конца.
А когда, поспав после вахты, вылез в кокпит, то обнаружил солнечный день, приятный ветерок и отсутствие качки. Уже веселее!
Впереди завиднелся маяк, и Олег с Женей утверждали, что это маяк мыса Бесов Нос. Я разглядел маяк в бинокль и определил, что - нет, это маяк острова Василисин, а до Бесова Носа еще далеко. Заспорил со мной Шипилов. Но я-то этот маяк знаю - в позапрошлом году лазил на него. И - оказался прав.
Поворотным знаком должна быть веха, выставленная у мыса бесов Нос. Попробуй, найти ее на фоне берега. Но рядом с вехой должна стоять принадлежащая ДОСААФу канонерская лодка по прозванию «Полукопченая». Ее так зовут потому, что задние полборта у нее черные от дизельного выхлопа. Вскоре мы ее углядели, долго лавировались в ее направлении, а приблизившись, нашли веху и обогнули ее.
Теперь ветер стал нам попутным, и мы впервые поставили спинакер. Это такой пузатый парус для попутного ветра. Ставить его надо уметь, а мы - не умели. Шипилов колдовал долго, но все же спинакер воздвиг, и тот хорошо потянул яхту. Тут мы и начали кое-кого обгонять. А это, оказывается, очень приятно!
Путь до Бесова Носа занял у нас 20 часов 40 минут, а обратно, при попутняке, мы добежали за 13 часов 20 минут. Финишировали мы в 5 часов утра. Шипилов не спал 30 часов, а за 4 часа до финиша, лишившись сил, вырубился. Работали на подходе мы с Павлом.
В Петрозаводской губе ветер был, в основном, встречный, но - разный. С петрозаводских улиц, идущих к воде, стекали полоски ветра, и нам приходилось крутиться.
Перед самым финишем ветер совсем заслаб, и мы, изнемогая от усталости, никак не могли пройти между двумя полосатыми буями - линию финиша. Наконец, нос «Изумруда» пересек эту линию, брякнул на дебаркадере колокол, отмечая наш финиш, и нам крикнули, что мы - «абсолютно седьмые». Что это означает, мы не знали, но, сильно утомившись, ошвартовались рядом с «Гриндой» пришедшей раньше, и попадали спать. Все, кроме Галины Кирилловны, которая отлично выспалась во время гонки. Говорит: «В гонке прекрасно спится!».
Позднее выяснилось, что в нашей стартовой группе «Гринда» первая. А мы - вторые. Неплохо для начала!
Старт второй гонки судьи назначили на тот же день. Гонка короткая - по Петрозаводской губе до красного буя у Ивановского маяка и обратно. Всего 12 миль.
Это было в воскресенье, старт дали днем, и смотреть гонку собрались тысячи петрозаводчан - печать, радио и телевидение разрекламировали нашу регату.
Стартовали. Ветер снова слабый и встречный, долгая и нудная лавировка по губе. Наконец, приходим к поворотному бую и тут приходит отличный шквал. Приободрившись, мы лихо поворачиваем вокруг буя и получаем попутный ветер. Видим, как на других яхтах ставят спинакеры. Но Олег, хорошо чувствующий погоду (не зря он бывший моряк), командует повременить. Угадал! Ветер резко заходит, и мы не без злорадства наблюдаем, как у многих шустрых соперников спинакеры закручиваются вокруг штагов и мачт. А мы со свистом их обходим!
Обратный путь несколько веселее. Ждали мы успеха в этой гонке, но тут мы впервые познакомились с понятиями «гоночный балл», «гандикап» и «исправленное время».
Дело вот в чем. Крейсерские яхты - они все разные. Даже выпускаемые одной судоверфью и по единым чертежам - и то чем-то отличаются друг от друга. Хоть на несколько сантиметров у них отличаются корпуса, паруса. И это - влияет на скорость. Оказывается, что давным-давно для уравнивания шансов был введен обмер яхт, по которому выводился гоночный балл, а от него зависел перечсет истинного времени на  исправленное, по которому и выводится результат яхты в гонке.
Чем больше  у яхты гоночный балл, тем больше будет исправленное время. Наверное, я не очень понятно объяснил для непосвященных, но – не огорчайтесь! Я и сам долго не мог разобраться в хитростях системы обмера. Дело мудрёное, людей специально обучают ему. Понял я главное: ты можешь в гонке обогнать какую-то яхту, и всё же проиграть ей, если у неё гоночный балл меньше. Вот с этим мы и столкнулись во второй гонке. Мы пришли немного впереди яхты «Пинта» из «Труда», где капитаном был Лёва Григорьев. Но - недостаточно намного, гоночный балл у них ниже нашего, и после пересчета им досталось второе место, а нам - третье. По сумме двух гонок делим с ними второе-третье места.
А всего гонок было три. Третью судейская «коллекция», как называют судейскую коллегию насмешники-яхтсмены, проложила от Петрозаводской губы прямо на север, там есть такая Осетровская банка, а над ней выставлен буй, вот его надо обогнуть и вернуться в Петрозаводск. Чуть больше 30 миль.
Старт  назначили на 14 часов. В 13час. 45 минут мы все еще стоим у пристани и размышляем, не пора ли нам поторопиться. Все готово. Капитан подает отвальные команды, они четко выполняются, и... «Изумруд» усаживается на мель! Это еще не выходя из ковша школы ДОСААФ. А с дебаркадера слышен мощный глас через мегафон: «До старта осталось пять минут!». Изо всех сил спихиваемся (капитан обещал по чарке!) и за 40 секунд до сигнала «Старт» мы уже перед стартовой линией. «Ста-а-арт!». Пошла в небо зеленая ракета, Пошли и мы. Стартовали не хуже людей.
Ветерок неплохой, бежим шустро, держась в головной группе яхт. После Ивановского маяка доворачиваем на север, имеем свежий попутный ветер, и Шипилов принимается ставить спинакер. На таком ветру это было нелегко, воевал Олег с непокорным парусом минут 15, чуть за борт не сыграл, но все же заставил его работать. Под спинакером понеслись мы с непривычной для нас скоростью - узлов 7, наверное. Павел и Женя держат на руках спинакер-шкоты, ощущая сильную тягу паруса. А задать (т.е. закрепить) шкоты на утки нельзя - ветер заигрывает в стороны, и ребятам надо быстро реагировать.
На «Пинте» ребята умеют очень ловко управляться со спинакером и потихоньку нас догоняют. Шипилов говорит: «Доедают».
По курсу у нас островок Монак с маяком. В гоночной инструкции сказано, что надо этот островок проходить левым бортом. Мы так и делаем, а вот нахальная «Пинта» проходит его правым, сокращая дистанцию и оказывается впереди нас. Жулики! В конце дня ветер стихает, мы уже не бежим, а ползем. Стемнело, пошел дождь, видимость плохая. Впереди взлетают к небу зеленая и красная ракеты. Ага, это с судейского судна, стоящего у поворотного знака, намекают нам, в каком направлении надо двигаться. Спасибо!
Олег засек по компасу направление и ведет яхту туда. А в темноте показания компаса не видны. Посветит фонариком, выправит курс, и слепнет. Минуты две ничего не видит, главное не видит парусов. А когда глаза привыкают к темноте, обнаруживает, что привёлся, и яхта встала. И всё начинается сначала. Олег произносит нехорошие слова, что вообще ему несвойственно.
Галина занимается своим обычным в гонке делом - спит. Павел спит на законном основании - мы с ним подвахтенные. А мне не спится. Полез  в каюту, раскочегарил «Шмеля» и угостил продрогшую вахту горячим кофе.
Потом и я заснул, а проснувшись, обнаружил, что Павел сменил вахту Олега, не разбудивменя, и управляется один - готовится сделать поворот вокруг Осетровского буя. Я выскочил и помог ему сделать поворот.
«Пинта» впереди, метрах в 300. Мечтая ее догнать, мы с Пашей начинаем воевать с ветром. Только трудно воевать с тем, кого нет. Я на руле, а Павел работает со спинакером. Поддует ветер - ставит, закиснет - убирает. И так - раз 20. Продвинулись немного, зато Паша хорошо выучился ставить и убирать спинакер.
Все же немного подогнали окаянную «Пинту». Но они взяли несколько восточнее, там, видимо, нашли подходящий ветер и уехали от нас.
Около 16 часов заметили: идет с востока туча. Черная. Ну, готовься! Приготовиться не успели. Мощный порыв ветра резко заносит спинакер к корме.  Шустрый Павел и могучий  Женя в четыре руки его убирают. И – во время: свежий ветер дунул нам навстречу, Баллов 5, не меньше. Вскоре и дождь хлестанул. Женя и Паша поставили стаксель, вымокли до нитки и пошли в каюту переодеваться. А я в плавках, промокая и замерзая, вцепился двумя руками в румпель и не даю яхте приводиться, а она этого очень хочет «Изумруд» несётся, расшвыривая носом волны. Проснулся капитан, оценив обстановку, радостно завопил: «Ого-го!»
Соперники - «Пинта» - далеко, но мы не теряем надежды. Нас поливает встречными брызгами. Команда в непромоканцах, так называют непромокаемые костюмы из прорезиненной ткани. Яхта имеет большой крен, и мы с Павлом, свободные от вахты, легли на наветренный борт - открениваем. Я оказался впереди и меня нахлестывает встречная волна - в физиономию и за шиворот. Повернулся ногами вперед - заливает в непромокаемые штаны, а оттуда не выливается. Хорошо еще, что вода кажется теплой.
Пролетели о. Монак с его маячком и вскоре по курсу завидели Ивановский маяк, который надо обогнуть, чтобы войти в Петрозаводскую губу.
Видим, что «Пинта, видимо, увлекшись ходами по ветровой полосе, заложила какой-то немыслимый галс далеко на юг. Ага, имеем шанс ее обогнать! Выжимаем всю возможную скорость. Но в это время Шипилов замечает правее маяка какую-то яхту, которая идет в сторону береговых камней (по мнению Олега) с приспущенными парусами. «Они идут на камни! Терпят бедствие! Надо спасать!» и Шипилов решительно поворачивает «Изумруд» в сторону «погибающих». Петрозаводские ребята были изрядно удивлены, когда мы к ним подлетели и спросили, нужна ли им помощь. - «Нет, а вам?» Они направлялись в хорошо им известный Никольский проход («Там теплоходы ходят!»). Сказали нам спасибо за заботу. А мы. у нас уже не осталось никаких шансов достать «Пинту»; хорошо еще, что остальные конкуренты отстали намного и нас не догнали.
Финишировали в полдевятого вечера. Видимо, имеем общее третье место. Ну, для первой  нашей регаты это совсем недурно.
Завтра Олег и Женя уедут в Москву, а на смену им уже прибыли в мою команду Толя Алпеев и Зина Гололобова, они с разрешения начальника школы ДОСААФ живут в дебаркадере.
Наутро Олег и Женя спозаранок сбегали на вокзал и купили билеты до Москвы. Вернувшись, позавтракали с нами и распрощались. Их места заняли Толя и Зина. А я, приняв от Олега командование, теперь отвечаю за всех и за всё.
Пока мы были в последней гонке, Толя и Зина привезли из камеры хранения шесть ящиков с продуктами, и сейчас нам надо распихать это все  в яхте, да так, чтобы в ней еще осталось  место для команды. Повозившись, мы с Павлом (теперь он у меня старпом) с этим управились. Закупили свежего хлеба, Толя привез на грузовике бензин, и мы теперь имеем полную заправку - 5 канистр или 100 литров.
А вечером было торжественное построение участников регаты и награждение победителей. В нашей стартовой группе первое место у одноклубников - «Гринды»; вторая - «Пинта». А мне, оставшемуся за капитана, вручили диплом третьей степени Комитета по физкультуре и спорту. Пустячок, а приятно!
Завтра снова пойдем на Кижи - Толя и Зина там еще не были.
С утра и отправились. Погода солнечная, ветерок слабый. До Кижей добирались аж 12 часов. Двигаясь по шхерам под мотором, успели сварить щи.
У дебаркадера при острове Кижи целая компания знакомых нам яхт - участников регаты. Здесь и «Гринда» и «Порыв» из «Труда». А вскоре подвалил дед Матвей Елизарович Пономарев на «Юг-4».
Утром народ отправился на экскурсию, а я свел знакомство с ребятами с калининской яхты «Созь». Они в регате не участвовали, идут из Медвежьегорска, это на самом севере Онеги. По пути изловили огромную щуку. Пригласили меня на уху и как почетному гостю дали здоровенную щучью голову. А я её есть, не умею, поковырял и бросил. Неприлично, надо научиться!
Толя и Павел наладились по утрам бегать трусцой, хотя здесь, в Карелии, это не просто – везде сплошные камни.
Выходили мы из Кижей во второй половине дня через северный фарватер. Ветер дул встречный, и нам пришлось идти под мотором по многочисленным створам, указывающим безопасную дорогу. Только выйдя в озеро, смогли поставить паруса.
Лавируемся в северном направлении. «Изумруд» швыряет и кренит. Укачаюсь? Нет! Во-первых, предварительно хватил водочки, а, во-вторых, пользуясь правами капитана, ухватился за румпель и никому его не даю. За румпелем укачиваешься гораздо меньше, это я уже усвоил. Но подмерзаем, ветер холодный.
К концу дня, уже в сумерках, подошли к пристанишке селения Тамбицы, что у маяка Тамбиц-нос и отлично ошвартовались позади нее. Эта пристань - в виде буквы «Т» и мы растянулись с носа и кормы наискосок.
Павел сбегал в поселок, а вернувшись, сообщил, что баня, о которой мы мечтали, уже закрылась, но для пришедших с озера москвичей, гостеприимные тамбичане готовы ее открыть. Мужчины собрались и устремились. Банька оказалась хороша сверх ожиданий, вся из чистого дерева и еще очень горячая. А нам только того и надо.
К тому же Толя оказался профессором банных дел. Сперва плеснул несколько ковшей в дырку и жить в парной стало невозможно. Но Анатолий по очереди загнал нас с Пашей на полок и отлупил веником. А потом мы его били в две руки. На ходу мы сегодня замерзли, промокли и устали. Как же хорошо было пропариться! А нашим дамам мы устроим баньку еще где-нибудь.
На следующий день мы продвинулись еще дальше на север - до селения Кузаранда. Ветер опять северный, холодный, 3 - 4 балла, волна - не более полутора метров. Идти не трудно и не опасно, но - опять качка, крена, брызги. Вахтенные понадевали на себя все теплые вещи. А подвахтенные - Толя и я, укрылись в каюте теплыми одеялами и сразу же укачались. Я быстро сообразил, в чем дело, вылез из койки, оделся потеплее и вышел в кокпит, а там, продутый свежим ветром, быстро развеселился.В Кузаранде пристроились за пассажирским причалом. Но пока команда ходила в лес, я понял, что стоять здесь плохо. Эта южная сторона бухты оказалась подветренной,  сюда идет волна и яхту болтает. А на северной стороне бухты видны рыбачьи причалы, закрытые, надо думать, от ветра и волны. Поэтому, когда все вернулись, я завел мотор и мы перешли. Здесь волны почти нет, стоим хорошо. По этому случаю выпили, закусили.На запах прибежал рыбак и попросил «аванс с расчетом завтра». Я, поняв, в чем дело, выдал ему бутылку. Завтра с утра рыбаки пойдут выбирать свои ставники.
Экспедиция под руководством Толи пошла «на дело» - воровать картошку. Еще днем с воды заприметили на поле кучи выкопанной, но не вывезенной картошки.  Заметили и затаились до вечера. А в сумерках сходили и принесли полмешка превосходной карельской картошки. Причем совестливый Паша оставил на месте кражи сколько-то копеек, монетки он аккуратно разложил на оставшихся картофелинах. Возместил ущерб.
Следующий день для плавания был потерян безвозвратно. Из-за рыбаков и рыбы. Стояли и ждали, пока рыбаки придут с озера. «Если команда не работает, команда ржавеет.». Вспомнив этот афоризм, я быстро выдумал всем дела. Все в трудах, стало веселее. Вообще на яхте всегда есть работа. Надо регулярно мыть палубу, борта, каюту. В каюте наводить порядок. А, кроме того, всегда что-то ломается, и это «что-то» надо чинить.
Пришел первый сейнер. Получаем корзину крупных озерных окуней и обещание со второго сейнера выдать кое-чего покрупнее. А пока мы организовали поточно-конвейерную линию: Толя рубит окуням башки, Павел чистит и потрошит, Зина жарит. Жареная окунятина вкусна, только костей много.
Со второго сейнера выдали пару здоровенных судаков. Предлагали еще корзину ряпушки, но я отказался. И глупо сделал, но я тогда еще не знал, какая это вкуснейшая рыбка.
Расписали примерный график дальнейшего движения. Завтра сделаем еще один переход к северу, примерно до острова Мег, а потом пойдем на юг, в сторону дома. Дело в том, что на 9 августа назначена смена экипажей в г. Шексне.
Наутро ветер послабее, но по-прежнему северный. Побывали мы на красивом Мег-острове. Приглубого места у берега не нашли, встали на якорь метрах в 30 от берега.
Назавтра при приятной солнечной погоде и попутном ветре сделали большой переход до  большого села Песчаное на восточном берегу Онеги. Встали за пристанью, и выяснив, что в селе действует баня, отправили туда наших женщин. А Толя купил в деревне очень вкусный и свежий белый хлеб. Старик-пекарь, умеющий печь такой хлеб, жаловался, что скоро умрет, а смены ему нет - никто не хочет учиться этому нелегкому делу.
Наутро обнаружили хорошую погоду, только ветер поменял направление и опять дует нам навстречу. «Мордотык» называется у яхтсменов. Продвигались в лавировку длинными галсами. Посреди дня и посреди Онеги происходит такой разговор:

Толя:- Капитан, прямо по курсу камни торчат из воды!

Я:- Толя, ерунду городишь, какие камни, здесь сто метров глубины.

Павел (вглядывается):- Это не камни, а головы из воды торчат!

Я:- Ну вас всех к черту, какие головы!? (посмотрел в бинокль) Мать честная! Люди на байдарках плывут!

Поравнялись. Три байдарки с восточного берега на западный.

- Здорово, отчаянные люди!

- Привет!

- Помощь нужна?

- Нет, а вам? (Вот нахалы!).

- Откуда будете?

- Ленинградцы.

-- Прогноз-то хоть знаете на сегодня?

- Знаем, хороший.

- Ну, храни вас Господь!

- Пока!

На том и разошлись.


К вечеру добрались мы до знакомого мне острова Василисин. И ошвартовались недалеко от жилого дома метеостанции. Приглубое место у берега обозначено белой полосой, накрашенной на камнях.
Встретили нас две девушки - метеорологи Люда и Геля, больше на острове никого нет. Мой знакомый начальник метеостанции В.А.Барков с женой уехали в отпуск, а метеоролог Толя - в гостях на соседнем острове.
Люда и Геля нас не знают, но встретили, как дорогих гостей. Повели в дом, предложили умыться, угостили ужином. Мы тоже кое-что выставили на стол, и все быстро подружились. Предлагали баньку затопить, но мы, поблагодарив отказались - все недавно мытые. Пригласили ночевать в доме, но мы оставили там наших женщин, Галю и Зину, а сами легли в яхте.
Наутро четыре дамы готовили завтрак, а Толя и Павел обежали остров, сопровождаемые островными собаками: Марс - папа, Дама - мама и Радарчик (сынок) - очень смешной щенок, похожий на поросенка.
После завтрака Геля повела нас в помещение радиостанции и при нас передавала сводку погоды в Петрозаводск, на республиканскую метеостанцию. Показала нам приборы, одному из них мы позавидовали: указатель скорости ветра, причём, может по запросу показать среднюю скорость за нужный промежуток времени.
Попозже лазили на маяк, высота примерно 8-этажного дома, полюбовались оттуда прекрасным видом на озеро и остров. Маяк работает на ацетилене, на день его не выключают: ацетилена много, а лазить каждый раз – лень.
Псу Марсу очень понравилась наша яхта, он упорно лез в каюту, там укладывался на столике и нипочём не хотел уходить.
Настало время прощаться, Жаль: хороший остров и хозяйки милые, но время нас подпирает.
В 13 часов поставили паруса, снялись. На прощанье девушки подарили нам воздушный шар-зонд. Помахали друг другу, и мы легли курсом на мыс Бесов Нос. Ветер опять встречный – лавируемся. При всём том, мы с удовольствием НЕ вспоминаем о моторе – все наши ходы по Онеге – только под парусами.
Пытались войти в Черную речку чуть южнее Бесова носа. Не вышло – песчаный бар не пропустил. Я туда входил на шлюпке с осадкой полметра, а у нас 125 см. Встали на якорь метрах в 20 от берега, надули тузик. Толя, Павел и Зина отправились на берег – смотреть петроглифы. Я их видел раньше, а Галю разбудить не удалось, о чем она потом сожалела.
С экскурсии вернулись не с пустыми руками – поймали много рыбы (у смотрителя маяка за два рубля): два здоровенных сига и штук семь налимов. Несколько налимов ещё подарили геологам, что стояли лагерем на берегу. 

??????

отвернуть от кормы «Пинты», движется по инерции, но удерживаемый буксирным концом, хлопается бортом о борт «Пинты». У нас мотор уже на ходу, даём задний ход и стягиваем «Пинту» с мели.

Слышу крутой разговор на «Пинте»:

- Дима, мать твою! Я же просил тебя: держись середины судового хода!

- Да-а, а кто мне скажет, где она?!


Утром приняли от нас вахту Павел и Толя, а вскоре после этого поймала бревно и «Пинта», да так «удачно», что редуктор мотора вывернуло «с мясом». Ну, все, теперь нам тащить «Пинту» всю дорогу, не бросать же людей в беде.
К 11 часам утра обе яхты выходят в Белое озеро. С удовольствием выключив мотор, ставим паруса. Тут, при переходе озера, на 50-километровом отрезке мы провели гонку двух яхт. По очереди обгоняли, догоняли и отставали, но в устье реки Шексны, обозначенном церковью, торчащей из воды, вошли «ноздря-в-ноздрю». При подходе к этому месту ветер закрепчал  и стал попутным. Волна заставляла яхту рыскать, и я взмок, ворочая румпелем, как насосом и не давая яхте стать бортом к волне.
Но вот это кончилось, и мы в реке Шексне. Тут же, как и договаривались раньше, сворачиваем на боковой фарватер, ведущий к селению Вогнема - там нефтебаза, а нам нужен бензин. Ошвартовались к стоящему у нефтебазы буксиру. При подходе я неловко вырулил и долбанул «Пинту» носом в борт. Стоять здесь было плохо, волна била, поэтому расстарались быстренько взять бензин и уйти. Хотим ночевать в селении Горицы, до него еще 22 км.
Тащим «Пинту» на буксире, а у них, естественно, легкая жизнь - одни на руле, остальные в каюте играют в преферанс и нещадно курят. Видно, как из каюты валят клубы дыма. А мы с Галей на вахте внимательно следим за встречными и обгоняющими судами. Здесь судовой ход узкий и извилистый, движение оживленное. Особенно сложно было расходиться с плотогонами.
Но, несмотря на все сложности и малую скорость (при буксировке -6 - 7 км/час), мы еще засветло пришли в Горицы и встали у деревянного причала вблизи пассажирской пристани.
Вечером мы давали банкет команде «Пинты». Выпивали и закусывали в кокпите «Изумруда. Под тяжестью 9 человек кокпит «Изумруда» медленно, но верно принимал воду. Получился, так сказать, «самозалив» вместо самоотлива. Обе команды очень веселились, и больше всех нас смешил бородатый новичок с «Пинты» Дима. Он очень занятно рассказывал, как на Онеге его сажали за руль, а остальные играли в преферанс. Когда от дыма у них начинали слезиться глаза, они выскакивали в кокпит и дружно начинали его учить. «Вылезают, огляделись: «А-а-а, привелся!» Я - раз румпелем! «А-а-а, увалился! А-а-а, опять привелся!» Но скоро им это надоедает, они лезут в каюту, а я веду яхту, как бог на душу положит».
Наутро в дальнейший путь не тронулись, а обе команды кроме капитанов погрузились в автобус и поехали на экскурсию в знаменитый Кирилло-Белозерский монастырь.  Как прошла эта экскурсия, я рассказывать не буду, поскольку сам в ней не участвовал, а о Кириллове расскажу позже, когда сам там побываю.
Оставшись один я в спокойной обстановке сделал профилактику нашим моторам. Попутно перевязал ногу одному пьянице, который, купаясь, напоролся на стекло. В благодарность пришлось выслушать много пьяных разговоров. Пристрелить его надо было, чтобы не мучился!
Вечером мы приглашены с ответным визитом на «Пинту». В тесноте, но не в обиде.
Наутро снова потянули «Пинту» вниз по Шексне и вскоре вышли в Сизьминский разлив. Проходили его долго: встречный ветер, крутая короткая волна. Ну, и скорость соответственная, еле-еле плотогонов обгоняли.
Но кончилось и это, вошли в Среднюю Шексну, «Пинта» отцепилась и стала лавироваться по широкой в этих местах реке. Ночевали в притоке Шексны - реке Ирдомке, встав к деревянным мосткам у неизвестной нам деревни. Завтра в г. Шексне смена экипажей.
С утра два часа хода, и мы - у пассажирской пристани Шексна. Отправили разведку на вокзал, узнать насчет билетов на Москву. Разведка вернулась с билетами и привела с собой смену - Виталия Максимова и Сережу Антоненкова.  Третьего - Олега Можаева мы должны подобрать за шлюзом, между двумя мостами через Шексну, так в Москве договаривались. На прощанье - по стопарику и Павел, Толя, Галя и Зина отбывают на вокзал.
А мы отходим и, таща «Пинту» подваливаем к шлюзу. Туда въезжает буксир с баржей, за ним входим и встаем к рыму мы, а к нам под борт - «Пинта». Влетает в камеру еще «Метеор», и: «Внимание на судах! Начинаю опорожнение камеры. Следите за швартовыми!». Следим. Спускаемся вместе с водой на 13 метров.
Выйдя из шлюза, проходим первый мост и начинаем разглядывать берег в поисках Олега Можаева. Мне уже ясно, что выбрал я для встречи с ним очень неудачное место: узкий судовой ход, сильное течение от шлюза. Чего проще было - назначить, как и остальным, на пристани. В спешке договаривались!
А вот и Олег: бегает по берегу, прыгает, машет руками, орет что-то, не слышно за шумом мотора. Я не могу придумать ничего умнее, как встать на якорь у края судового хода. Олег на берегу уговорил местного мужика и тот подвез Олега со всем его барахлом к борту «Изумруда».
А на судовом ходу показался идущий в нашу сторону теплоход. Быстрее! Олег швыряет в яхту имущество, вскакивает сам. Я завожу мотор, командую: «Вира якорь!» Виталий бежит на бак и...без труда вытаскивает оборванный якорный конец. Перегнил!
Времени на раздумье нет. Соображаю, что якорь не найти: вода мутная, глубина около 6 метров, сильное течение. Запасной якорь есть. Нехорошо выражаясь, включаю скорость и мы, развернувшись, идем вниз по Шексне.
Вновь прибывшие рвутся за руль. Ну, если такая радость - сидеть за рулем при движении под мотором, то - на здоровье.
До Череповца 55 километров, и шли мы туда до глубокой ночи. Уже в сумерках накрыл нас  сильнейший дождь, такой, что несколько минут я вел яхту, а точнее две яхты, вслепую. Виталий, даже в непромоканце, промок насквозь, а я, не успев одеться - еще глубже.
Подходим к Череповцу в темноте. С напряжением отслеживаем огни буев. Ребята с «Пинты» знали хорошее место для стоянки, поэтому мы заранее пересадили к себе их матроса Андрея  в качестве  лоцмана, и он вывел нас к деревянному плавательному бассейну. А на воде - бочки, огораживающие места для купания. Мы их использовали: растянули обе яхты между бассейном и бочками. Судовой ход рядом, нас покачивает волной от проходящих судов, но мы не просыпаемся. Устали.
Весь следующий день простояли в Череповце, надо было пополнить запасы продуктов, бензина и прочего. За это время к нашей стоянке присоединились яхты «Клен» (это «Дракон» из Рыбинска) и «Мираж» - огромный однотонник таллинского производства, который мои приятели Игорь Иванов и Игорь Пронин получили на судоверфи, поучаствовали (без особых успехов) в регате «Кубок Балтики» и сейчас гонят яхту в Москву. Игорь провел для нас экскурсию по «Миражу». Сильное впечатление произвело на нас внутреннее устройство. Хоромы! Форпик с тремя спальными местами, салон, радиорубка, гальюн, камбуз. Масса всяческих шкафчиков и рундуков. В «гробах» вполне можно спать по двое. Да еще кормовая каюта для капитана с двумя спальными местами. Отделка - красное дерево, нержавейка, пластмасса. Палуба - реечная, лакированная, швы между рейками заполнены каким-то необыкновенно красивым лаком. По этой палубе хочется не ходить, а лизнуть ее. Впрочем, течёт эта роскошная палуба не меньше, чем у нас на «Изумруде», и ее прекрасный вид испорчен следами пластилина.
Поблагодарили Игоря и стали собираться в баню. В это время Иванов и Лева Григорьев решили отладить двустороннюю радиосвязь. Их яхты стояли в 10 метрах друг от друга. Было очень смешно смотреть, как Игорь, высунувшись из люка, орёт: «Лева, попробуй перейти на 3-й канал!».
Подошла еще здоровенная и красивая «Пинта-2», ею командует отец Левки, почтенный Николай Владимирович Григорьев, известный в Москве яхтенный конструктор и автор учебников по парусному делу.
Приходил к нам с визитом капитан Рыбинского «Клена», выдал много полезной информации  по Рыбинскому водохранилищу, которое он, конечно, хорошо знает. Оно в этом году мельче обычного. Двигаться можно только по судовому ходу. Захода в Гаютино нет, а в Мяксу - есть, но строго по пристанскому створу. Видимо мы зайдем туда на ночевку.
«Мираж» и «Пинта-2» ушли на Рыбинку на ночь глядя, а мы с «Пинтой» пойдем завтра с утра.
Новая моя команда еще не ходила на «Изумруде под парусами, поэтому с вечера я провел с ними, стоя на месте, тренировку по постановке и уборке парусов.
Я вскакивал в 4 часа утра, но на Шексне стоял густейший туман. Лег еще поспать. К 7 утра видимость стала сносной, и мы отвалили, таща за собой «Пинту». Через полтора часа мы - в Рыбинке, здесь «Пинту» отцепляем, и обе яхты вздернули паруса. Ветерок неплохой, около 3-х баллов, от галфвинда до бакштага. А еще через час судовой ход повернул так, что ветер стал попутным, и мы смогли поставить спинакер. А «Пинта» сделала это несколько раньше и убежала вперед.
Команда у меня из новичков, но все очень шустрые и понятливые. Главное - им интересно, поэтому очень стараются. Виталий, правда, во всем сомневается, но это неплохо. Такой сомневающийся на яхте полезен. Правда, не больше одного.
В 17 часов мы оказались на траверзе поселка Мякса. С судового хода хорошо виден пристанской створ. Мы ложимся на него, а, подойдя поближе, разглядели вехи и пару буев. Сбрасываем скорость, убрав грот. Но при подходе к бухте я все же зеванул и усадил яхту на мель. Изругавшись, злобно дергаю стартер, мотор затарахтел, матросы пихнулись футштоками, и «Изумруд» снялся. Очень осторожно входим в бухту, здесь пристань в виде баржи у берега. Швартуемся к ней и тут же узнаем от местных жителей, что на подходе теплоходик «Отважный» который непременно нас раздавит. Мы перетянули яхту за пристань, пристроились сбоку. Корма чуть высовывается, но подваливший вскоре «Отважный» не дошел до нас пару метров.
Я потолковал с капитаном, и он рассказал, что по причине обмеления водохранилища это его последний рейс.
Серега побродил по берегу и вернулся на яхту, таща много очаровательных коряг. Это выкинутый на берег плавник. Поделился корягами со всеми, на радостях разложили их по всей палубе, но я пригрозил выкинуть коряги за борт, и они тут же были убраны.
Вечером у нас на яхте были гости - брат и сестра - Юра, 11 лет и Ира, 13 лет. Самые конопатые люди в СССР. Они заводят знакомство со всеми заходящими в Мяксу яхтами и даже в школьной  тетрадке  ведут учет,  записывают,  кто и когда  был. 
Я посмотрел эту тетрадочку и обнаружил «Изумруд», заходивший сюда в прошлом году, и даже «Финвал» с капитаном Мошковским в позапрошлом.
Эти дети мне понравились, и я подарил им фонарик, а они, сходив домой, отдарили комплектом открыток «Соловецкие острова». Вот какие дети! Они с нами поужинали.
Утром я опять вскакивал в 4 часа утра, и снова стоял туман, а в 7 часов разбудил меня мальчик Юра, сказав: «Дядя Сережа, туман разошелся!». А раз так, то распрощались с Юрой, отшвартовались и осторожно, на малых газах, прошли между буями и вехами. А уж потом вздернули паруса. До основного, 63-го судового хода шли галфвинд, а свернув на юг, получили попутный ветер, и смогли поставить спинакер, который нас хорошо потянул - 5 - 6 узлов.
Я уже несколько лет тренируюсь: научился без часов точно отсчитывать 5 секунд, а также точно оценивать глазом расстояние. Бросив за борт бумажку и проследив на сколько она отошла от тебя за 5 секунд, легко просчитать скорость яхты.
Прекрасный солнечный день, видимость отличная, все время видим следующий буй или сразу два, так что проблем с курсом у нас нет.
Около полудня догоняют нас две моторки, сбавляют ход и начинают нас снимать на фото- и кинопленку. Они в Череповце интересовались прогнозом, им на сегодня сообщили: ветер до 5 баллов, волна до 1 метра. Ничего этого нет, ветер и тот слабеет.
Виталий рулит, а я рассказываю ему всякие страсти про Рыбинское водохранилище, какое оно коварное и какие сюрпризы может преподнести бедным яхтсменам. А вскоре она, и вправду, преподнесла сюрприз: кто-то там, наверху, повернул выключатель, и ветер кончился. Начисто! Ноль! Пришлось двигаться на моторе.
Вода - как зеркало. Несколько километров шли по огромному мазутному пятну: какие-то мерзавцы промыли здесь баки или выпустили отработку.
Подходим к южным берегам Рыбинки. Знакомые мне ориентиры: маячок Зональный, створ-тройник Бабьи Горы, остров Шумаровский. Подойдя к островам Трясье, обнаруживаю подтверждение тому, что Рыбинка в этом году обмелела: в прошлом году было три острова, а в этом - один, т.е. они слились.
К 20 часам пришли мы в Петраковский ручей и встали на якорь, воткнувшись носом в берег. Тихо прошли сегодня Рыбинку, без единой трепки. Редко так бывает. Виталий недоволен: штормик бы ему, шквалик бы. Но я смог выдать ему и остальным только по шкалику, а штормик - где ж его взять?
Наутро вышли на фарватер и начали ставить паруса. Обнаружили, что стаксель-фал соскочил со шкива у самого топа маяты. Виталия, как самого легкого из нас, подняли на беседке с помощью грота-фала, и он устранил неисправность. Не успели его опустить, как Олег тут же упустил  конец грота-фала и он ушел вверх и начал летать по воздуху от ветра. Все это происходит на ходу, при волне, ветре и качке. После некоторой возни Сережа, как самый рослый из нас, ухитрился поймать грота-фал отпорным крюком и стянул его вниз.
Вроде бы все неприятности позади. Все паруса стоят, «Изумруд» пошел и тут же мощно громыхнул килем по какому-то отдельно стоящему камню. Что это за напасти на нас сегодня?! И тут я сообразил: «Братцы, да сегодня же тринадцатое число, и притом понедельник»!» Решили удвоить осторожность, но на стоянку, конечно, не вернулись. На это наших предрассудков не хватило.
Бежали по Волге неплохо, 4 - 5 узлов все время. Заходили в Мышкин, брали бензин, продукты, отмечали крейсерскую книжку. А к сумеркам мы уже подходили к Угличу. Под соборами увидели мостки для стирки белья, а около них яхту.  Подходим, знакомимся.  Яхта - «Тишина» из московского яхт-клуба «Труд»,  капитан - Королев. Они тут же снимаются и уходят в сторону Рыбинки, а мы встаем на их место.
Но 13 -е число еще не кончилось, и я не преминул совершить еще одну глупость - поставил «Изумруд» бортом к мосткам вместо того, чтобы ошвартовать нос, а корму оттянуть якорем. В результате утром на борту оказалась ободранной краска.
Дождь лупил всю ночь. Палуба «Изумруда» течет, и с вечера мы залепили все предполагаемые дырки пластилином. Не помогло - на всех нас капало. Не помешало - все спали крепко.
Проснувшись, пошли к шлюзу, пропустили нас вскоре. Ветер сегодня для нас неподходящий, идем на моторе, а второй мотор Олег ремонтирует. Он – механик-водитель, в моторах разбирается.
Вскоре ветер отошёл, и мы немедленно вздернули паруса. Рассчитываем сегодня добраться до Калязина. Ходовые дела - обычные: следим за парусами, следим за буями и створами, за проходящими судами, за поверхностью воды. Видно все это плохо дождь, изморозь.
Ночевали в Калязине, в реке Жабне; стоянка неудачная, все время бегают туда-сюда речные трамваи, и им кажется, что мы им мешаем. Поэтому мы ушли спозаранок. Записал это место в свой яхтенный дневник - чтобы больше никогда здесь не стоять.
Дождь продолжается, но стрелка барометра поползла вверх, и у нас появилась надежда на улучшение погоды.
Опять имеем попутный ветер, опять спинакер нас энергично тянет. А барометр-то оказался прав: дождь кончился, в тучах появились просветы, а потом и все небо стало голубым. Жить стало хорошо!
Начали соображать насчет стоянки, хотим посушить наше изрядно подмокшее имущество. Выбрали широкий залив напротив устья реки Медведицы. Это место закрыто от судового хода островами. Пляжный берег, чуть дальше - песчаный обрыв, а выше - сосновый лес.
Отдав с кормы якорь, втыкаемся килем в песчаную мель, нос яхты не дошел до берега на пару метров. Выскочив в воду, мои матросы ошвартовали нос яхты, а потом из подручных коряг соорудили причальчик, и можем ходить на берег «яко посуху». Тут же растянули на берегу два длинных конца и на них развесили сушить наше имущество.
В это время подлетают четыре катера, владельцы которых считают это место своим и хотят нас отсюда гнать. Мы приготовились к обороне, но двое из катерников оказались моими московскими приятелями-собутыльниками, и вместо войны получилась радостная встреча.
До конца дня пересушили все свое хозяйство, даже поролоновые матрацы, которые мокнут охотно, а сохнут плохо. Виталий отчерпал воду из трюма, Олег зашил драные паруса. Мы с Виталием еще успели попрыгать с песчаного обрыва и сфотографировать друг друга в прыжке.
Просчитали, что мы опережаем наш график движения на день  и решили завтра сделать дневку в этом приятном месте.
И сделали. С утра ныряли в воду, искали якорь от катера, его хозяин Санька Лебедев зашвырнул якорь, не задав конца. Отыскали.
Надули тузик и занялись ободранным бортом «Изумруда». Сначала помыли обросшую и грязную ватерлинию, а потом Олег зашпаклевал ободранные места на борту. А Сережа в это время насобирал грибов. Нам на обед хватило: и на грибной супчик и на второе - сделали картошку с грибами.
После обеда мы с Виталием и Серегой уселись было поиграть в преферанс. Но в это время мои друзья катерники затеяли катание на водных лыжах и позвали меня. Я - с большим удовольствием, освоил это дело в «Парусе» несколько лет назад. Сделал за катером большой круг, а когда пришло время финишировать, хотел это сделать красиво - усесться с ходу на борт «Изумруда», да не подрасчитал и плюхнулся в воду около борта, окатив всех сидевших в кокпите. Виталий заорал, как Гитлер после покушения: «Мои новые брюки!» Но больше всех испугался Олег: он недавно подкрасил транец яхты, и ему показалось, что я разбился о транец, повредив свежую краску. А я-то думал, он за меня испугался!
Отсмеялись, доиграли нашу пульку и легли спать.
Следующий день мы считали предпоследним днем нашего плавания. Дела предстоят немалые: дойти до Савелова, там разжиться бензином, затем - до Дубны, пройти 1-й и 2-й шлюзы, в темноте дойти до третьего и там заночевать. 120 километров и два шлюза.
Поэтому встали в 7 часов утра. Позавтракали, попрощались с друзьями-катерниками, приняв с ними по стопочке. Развернули яхту носом к якорю, подтянулись к нему. «Панер!». - «Вырвать якорь, вира грот и стаксель!» Отошли красиво. С боковым ветром, с кренком лихо бежим к проходу между островами, гордимся, какие мы умелые. И садимся на мель. Слишком быстро к острову я взял.
На берегу затарахтел  мотор, ребята увидели, что мы сидим,  и хотят идти к нам на помощь. Не допустим! Дружно откренили яхту, пихнулись футштоком, и паруса стянули нас с мели. Саня Лебедев подъехал к нам на катере, а мы уже идем спокойно, делая вид, что ничего не было.
Помахали ему, вышли на судовой ход. Отличный попутняк, балла 3. «Спинакер ставить!». Поехали! В среднем идем около 5 узлов, везёт нам на Волге с ветром.
В Савёлове – бензин, хлеб, вода, на всё ушел час,  и – вперёд! Под парусами добежали до самой Дубны, смайнали их уже в подходном канале, к стенке подошли на моторе.
Я сходил на шлюз, позвонил начальнику вахты и получил разрешение шлюзоваться в 17 часов за «Метеором». Мы - в готовности. За время ожидания одна за другой подходят моторки - рыбаки и туристы. 18 единиц набралось.
«Метеор»  прикатил во время, и за ним в камеру шлюза ринулись все моторки. Места в шлюзе полно, но они все равно устраивают страшный кавардак: несутся на полных газах, разгоняя волну, пересекают друг другу дорогу, сталкиваются. Моторы глохнут, тогда начинают беспорядочно махать веслами.
Я за рулем внимательно слежу, чтобы какой-нибудь псих не въехал нам в борт или не подставил свой. Нашел свободный рым, мы спокойно ошвартовались к нему. Подлетает какой-то катер с намерением встать к нам под борт. Мы обычно не отказываем, но надо же разрешения спросить! Я уже поднял ногу, чтобы оттолкнуть нахала, но, глянув, ногу опустил, а протянул руку навстречу дружеской руке Виктора Рязанцева. Одноклубники! Они с Сашей Мятлевым на своем пластиковом катере заканчивают поход по маршруту «Московская кругосветка», и получат звания мастеров спорта.
Такая встреча в плавании всегда приятна. Шлюзуемся вместе, обмениваясь впечатлениями.
Выйдя из шлюза, Рязанцев и Мятлев уходят ночевать на остров в Московском море, а мы по своей программе сворачиваем в канал им. Москвы и бодро чешем ко второму шлюзу. Вернее, хотим чесать, но не чешется - негодяй-паромщик на переправе № 1 продержал нас полтора часа. Возит взад-вперед по 3 - 4 человека, и не желает на одну минуту опустить троса. Я ходил к нему объясняться, но впечатление такое, что по-русски он не понимает. Скотина!
Наконец, идут теплоходы, и троса опускаются.  Нехорошо выражаясь в адрес паромщика, я откручиваю ручку газа на полный ход, и мы направляемся к шлюзу № 2. К этому времени догнали нас и идут вместе знакомые нам московские яхты: «Былина» из «Спартака» и «Снарк» из «Труда».
У шлюза № 2 застряли надолго. Судов много, нас не пускают, пообещав пропустить в следующую шлюзовку. На «Былине» легли спать до утра, а «Снарк» просит разбудить при подходе судов. А мы ошвартовались за палами в подходном канале, зажгли свет в каюте и сели доигрывать пульку. Доиграть не успели, около полуночи приходят суда и направляются в шлюз. Не знаем, пустят ли нас ночью, но на всякий случай будим снарковцев и въезжаем в камеру. «Снарк» встает к нам под борт. Не выгоняют.
Отшлюзовались, «Снарк» свернул к левому берегу на ночевку, а мы - по газам, и - вперед. Виталий и Олег потребовали, чтобы я дал им посидеть на ночной вахте. Ну, что ж, прочел им лекцию о внимательности, а сам лег поспать. В 2 часа ночи мы с Сережей их сменили и довели «Изумруд» до третьего шлюза.
Ходить по каналу ночью несложно, если нет тумана, путевые огни на берегах видны хорошо. Вот только встречные теплоходы имеют гнусное обыкновение, завидев наши ходовые огни, включать прожектора и долго слепить рулевого яхты. Разглядывают, что это такое плывет.
Что ж, своевременно или несколько позже, но программу сегодняшнего дня мы выполнили. В 5 часов утра швартуемся за палами шлюза и, обессиленные, падаем в койки.
Выспаться не удалось. К 8 часам утра  пошли в шлюз теплоходы и ночевавший рядом катер разбудил нас, взревев мотором. Как говорится, не перекрестивши лба,  мы заводимся и входим в камеру. Команда моя, хоть и спросонок, но действует грамотно - приспособились уже.
Двигаясь от третьего к четвертому, а затем к пятому шлюзу, мы по очереди умываемся и успеваем сготовить завтрак, и съесть его. А у шестого нас подержали часа два, Мы успели сходить на берег и купить мороженого, давно его не видели. Но и этот шлюз остался позади.
Икшинское водохранилище, а затем и наше Пестовское. Я уже успел побриться, переодеться в чистое  (по первому сроку!) и заступил на последнюю вахту. Идем  под парусами, острым курсом, но одним галсом, Навстречу нам «Гринда», вышедшая на прогулку. Видим старт регаты «Звёздников, в ней две наши яхты участвуют. Потом встретили прогулочный вельбот «Добрыню» из нашего клуба, на нём куча народу, все орут приветственно и машут нам, Наконец, встречаем мой тёмно-сиреневый «Пингвин», это Павел и Зина вышли нас встречать.
В этом плавании, которое я впервые провел на яхте, я многому научился. Но многое еще осталось неясным, особенно гоночные дела, хотя гоняться оказалось очень интересно.
Ясно одно: на шлюпке я больше не пойду, после яхты - это неинтересно. 

Глава 10

Старпом на «Гринде», капитан на «Пилигриме». 

Как я уже говорил, в плавании 1973 года я ощутил, что знаний моих в яхтенном деле недостаточно. А что это значит? Это значит, что надо учиться. Нет, курсы рулевых первого класса я уже превзошел, и корочки получил, но это - теория, которая, как известно, без практики мертва. Да и учили нас. я еще напишу, как нас учили.
Короче, нужна практика. И практика под руководством опытных людей. Я уже вторую навигацию командовал «Пингвином» - шестиметровой крейсерской яхточкой. С маленькой каютой. Конечно, на «Пингвине» приятно было ходить по Пестовскому водохранилищу, а в плавание и в гонки надо было проситься на более солидные яхты.
На «Кубок Онежского озера» собрался идти капитаном опытный Вадим Прокофьев. Я с ним поговорил, и он охотно определил меня своим помощником на эту регату. А потом со мной говорил Игорь Артеменко. Он командует яхтой «Пилигрим», это тринадцати метровая «Л-6», производства Ленинградской яхтенной судоверфи. Игорь собирается идти на ней гоняться в «Кубке Балтийского моря», а потом придет в Петрозаводск, как раз к концу Онежской регаты. Он предлагает мне принять «Пилигрим» и прийти на нем в Москву.
Я призадумался. Яхта была мне мало знакома, пару раз я выходил на ней с Игорем, участвовал в московских регатах. Лодка здоровенная и в управлении непростая. Но - ходок, и очень мореходная.
Главное - команды у меня никакой нет. А покомандовать такой яхтой хочется. И не просто пригнать ее в Москву, а сходить на ней в новые для меня места, например, на Ладожское озеро. Игорь против такого маршрута не возражал. И вот, решившись, стал я подбирать команду для этого плавания. Первым, с кем я договорился, был Павел Шоболов, с ним мы уже ходили. Это, безусловно, старпом. Подобрались и остальные, о них я еще скажу.
Стало быть, началась навигация 1974 года. Ушла на север «Гринда», «Пилигрим» уплыл в Ленинград на теплоходе. «Гринда» поучаствовала в регате на Волге и Рыбинке, заняла там второе место. После регаты другая команда повела «Гринду» в Петрозаводск, а мы с Вадимом приехали туда поездом.
Команда у нас получилась только из трех человек - Вадим, я и Володя Волков. Для участия в гонках мало. И мы уже приготовились к трудностям в связи с нашей малочисленностью, но совершенно неожиданно к нам присоединился Боря Зайцев по прозвищу Жора. Он много лет занимался яхтами в «Труде», гонялся в десятках регат. А в прошлом году окончил лесной институт и работал в Карелии лесничим. Изловчился получить отпуск на время онежской регаты и приехал погоняться. На чем? На чем возьмут!  Ну, а нам такой опытный матрос-гонщик пришелся очень кстати. Не подумайте, что раз он только кончил институт, то, значит,  ему лет 23 - 25. Нет, ему было под 40, это он столько лет учился.  Мне в том году исполнилось 45. Вадиму около 40, а Володьке Волкову (по кличке Волк) тоже около того. Вот такая не очень молодая команда.
Начинаем готовиться к регате. Вадим настраивает стоячий такелаж, я ему помогаю, а заодно, учусь.
Среди судей маститый Н.В.Григорьев, его все знают и любят. Сопровождать регату будет здоровенный катер. Базируемся, как всегда, у причалов Петрозаводской школы ДОСААФ. Принимают здесь, как всегда, хорошо.
Понемногу собираются участники регаты – друзья-соперники, так сказать. Пришёл и встал рядом с нами одноклубник Сергей Алексеевич Николаев на «Изумруде». Наши прошлогодние конкуренты – на «Пинте». А ещё «Бес», «Юг-4». А также новые грозные соперники, показавшие себя на Волжской регате.
Невдалеке от нас пришвартовался огромный морской катамаран «Капитан Уиллис» из Северодвинска. Гоняться им здесь не с кем, конкурентов нет. Ребята хотят для прикидки стартовать с нами в первой гонке.
А стартовала эта первая гонка 20 июля в 14 часов. Дистанция: Петрозаводск - о. Сал в северной части озера, всего 78 миль. Стартовали мы не очень удачно - не поняли судейских предупреждений насчет минут, оставшихся до старта. Тем не менее, еще в губе (а ветер, как обычно, встречный) утвердились в ведущей группе. А «Капитан Уиллис» как рванул со старта, сразу же показав нам корму, так вскоре и скрылся с глаз, и больше мы его не видели. Вот это ход!
После выхода из Петрозаводской губы стало возможно идти одним галсом. Нам надо держать курс почти на восток, а обогнув Клименецкий маяк, идти к северу. Сейчас уже точно определилось, кто в каком положении. Впереди нас «Паллада», «Борей» и «Икар». В какой-то момент обошли нас ребята на «Бесе», сами тому удивившись, но это не надолго, впоследствии они остались далеко позади. Неотступно за нами следует наш «Изумруд», а Саня Аржанов на новенькой «Памяти» отстал намного.
Около 20 часов огибаем Клименецкий маяк, получаем попутный ветер и немедленно вздергиваем спинакер. Хода у нас выросли до 4 - 5 узлов. Смогли мы нести спинакер до самого финиша, иногда вместе со стакселем.
Боря Зайцев очень грамотно работает со спинакером, я внимательно наблюдаю за его действиями - учусь. А он протащил спинакер-шкоты через блоки на корме, вытянул их на бак. Лежит там и, наблюдая за спинакером, управляет им. Волк тоже постигает это искусство.
Ветер - постоянный по силе - около 3-х баллов. По направлению же загуливает на несколько градусов туда-сюда, и шкотовому на спинакере все время есть работа. Полночи на вахте сидели Вадим на руле, Борис на шкотах, а вторую половину ночи на руле сидел я, а Волк на шкотах. С пути мы не сбивались, все время знали свое место. Да и видимость хорошая, темнота продолжалась не более полутора часов.
Идем Заонежским проливом, яхты рассыпались во все стороны. Но когда в 8 часов утра мы приходим к острову Сал, месту финиша, наш соперник «Изумруд» оказывается тут как тут, и начинается драматическая борьба двух яхт за сантиметры и секунды. Николаев оттесняет нас в сторону береговых камней и финиширует на несколько секунд раньше.
Узнаем у судей результаты первый гонки: по истинному времени мы - четвертые, по исправленному - пятые. Впереди - «Икар», «Борей», «Изумруд» и «Созь». Вот опять проигрываем по гоночному баллу: «Созь» пришла намного позади нас, а пересчитали ее время, и они - третьи. Ну, что ж, еще не вечер!
Хорош остров Сал - отличное место для стоянки. Здесь рыбачьи причалы, около них разместился весь парусный флот. На окрестных островах много грибов и ягод. Судьи снаряжают катер на соседний остров, и желающие, в том числе наш Волк, набирают по полной кошелке грибов. Отдых на Сале продолжался до вечера. Волк улегся на причале и заснул. Я разыскал скелет огромной рыбины, подтащил тихонько к Володьке, и сфотографировал их вместе. Снимок будет называться «Покушал и заснул»,
Старт второй гонки в 19 часов. Маршрут: на север к Медвежьегорску, там поворотный знак и – дальше, к югу, до финиша у входа в Нятину Губу – 117 миль дистанция. Стартовали при слабом попутняке, все яхты несут спинакеры. Красиво идут, кучно, никому не удаётся вырваться вперед. Параллельно нам идет серый шхерник под названием «Фут» (а кличка у него – «Фунт»). Вдруг у них в кокпите начинается суета: на отпущенную с кормы блесну клюнула здоровенная щука. Со всех яхт с интересом наблюдают, как ребята её осторожно выводят, подцепляют подсачником, а потом на палубе лупят её кулаками, как мужики конокрада. Отвлекли они всеобщее внимание, на некоторых яхтах даже спинакеры упали.
Ночь опять была светлая, все яхты выстроились в две длинные кильватерные колонны. Кое-кто нас объехал, в том числе Аржанов на «Памяти».
Под утро подходим к Медвежьегорску, здесь стоит большой судейский катер, изображая из себя поворотный знак. До него остаётся полмили, когда ветер заходит до галфвинда и резко усиливается баллов до пяти. Многие убирают спинакеры, а мы – нет. Мы его вытянули к самой корме, он работает, как генуэзский стаксель, а под ним у нас поставлен средний стакселёк. И мы понеслись! На «Памяти» и ахнуть не успели, как мы их обошли, словно стоячих. И ещё несколько яхт осталось позади, когда мы подошли к судейскому судну.
При повороте Боря демонстрирует нам новый для нас способ уборки спинакера. Мы обычно опускали его на баке, а Борис отцепил галсовый угол спинакера от браса, а я по его команде поймал вторую шкотину и, по мере того, как Боря травит спинакер-фал, выбираю парус к себе и опускаю его прямо в каюту.
После поворота при ясной погоде и трехбалльном ветре начинается долгая лавировка по Большой губе и Повенецкому заливу. Тут яхты расползлись в разные стороны, трудно понять, кто впереди, кто позади. Некоторые ищут ветра под берегом, надеясь на бриз, мы же идем вдоль судовых путей, стараясь реагировать на заходы и отходы ветра. Я опять внимательно слежу за действиями Вадима и Бори; кое-что записываю.
К концу дня ведущая группа, в том числе и мы, минует Мег-остров и выходит в Заонежский залив. Здесь место для движения яхт поменьше, и  ясно видно, кто как поживает. Опять впереди нас «Паллада», «Борей» и «Икар» Соперник «Изумруд» забирает влево. Я предсказываю, что  они через  Заячье-Липовский проход уйдут за острова к восточному берегу Онеги. Вадим с некоторым раздражение в голосе говорит: «Сергей, ну почём ты знаешь, куда они пойдут?». Я только ухмыляюсь: у Николаева помощником Паша Шоболов, в прошлом году мы с ним освоили этот проход и тогда здорово на этом выиграли в продвижении. Павел обязательно уговорит Николаева свернуть туда. Я оказался прав: «Изумруд» свернул, исчез из поля зрения, и за островами оказался совсем без ветра. Больше в этой гонке мы его не видели.
Эта ночь была темнее предыдущих, были у нас сложности с обнаружением некоторых буев и вех, но я старательно вел прокладку, и мы все, что надо, в конце концов находили И место свое все время знали. Поспать в эту ночь мне не пришлось, все время занимался штурманской работой. Галсы и контргалсы за ночь изрядно надоели,  да еще долго топтались у мыса Тамбиц-нос, ветер там заслаб.
Поэтому мы очень обрадовались, когда утром ветер отошел и закрепчал: появилась возможность одним галсом быстро проскочить вдоль всего Большого Клименецкого острова. Тем более, подозреваем, что впереди нас мало яхт. Ночью чужих парусов и огней мы не видели, да и сейчас, когда рассвело - тоже. Где-то, далеко слева и далеко позади нас появился парусок, но для нас это не опасно.
Неслись мы со свистом и веселились: вот уже виден Клименецкий маяк, сейчас мы его обогнем и лихо финишируем. Человек предполагает. А Бог - он щелкнул выключателем, и ветер кончился. Одномоментно и полностью. «Гринда» встала как на якоре. А яхта, которую мы видели далеко позади, медленно, но верно приближается к нам на остатках ветра. В конце концов поравнялись с нами и тоже встали. Это «Созь» - один из опасных для нас конкурентов.
Мы - ни с места. В течение полутора часов Вадим и я манипулируем шкотами и румпелем, произнося нехорошие слова (шепотом - на «Сози» есть женщина), но продвижения нет. Уморившись, легли спать, а сменившие нас Боря и Волк, дождавшись, наконец, слабого ветра, пошли и в 11-20 со скоростью черепахи финишировали, выиграв у «Сози» несколько минут. Этого явно недостаточно – у них гоночный балл значительно меньше, чем у нас. Т. е., они у нас выиграли. Впоследствии узнаём, что в этой гонке они третьи, мы – четвёртые. А по сумме двух гонок мы переползли с пятого места на четвёртое, благодаря тому, что «Изумруд» заехал не туда (как я и предполагал).
А вечером команды всех трех яхт-одноклубников собрались на борту «Памяти», приняли по стопарику, спели пару песен под гитару. Долго гулять нельзя, гонки не окончены.
Маршрут третьей гонки: Нятина губа - мыс Бесов Нос - Ял-губа. Т.е., первое направление почти прямо на ост, а после поворота - почти прямо на вест. Всего 65 миль.
По пути к Бесову Носу ветер был встречный, 2 - 3 балла. Борьба началась с первых минут. Все внимательно следят за соперниками, которые уже четко определились. «Икар» и «Борей» воюют за первое место, 3 - 4 - 5  места разыгрываем мы с «Созью» и «Изумрудом», Аржанов на «Памяти» тягается за 9 - 10 места с «Былиной» и «Юг-4».
Шли к Бесову Носу остро, но одним галсом. Мы - где-то в серединке, но значительно выше по ветру, чем остальные.
Примерно на траверзе острова Василисин впереди показывается широченная во все небо, черная туча. Вадим командует: «Всем надеть непромоканцы!». Надели и - во время - началось! Шквал налетел мгновенно и - сильный! Вадим решил рискнуть - не убавил парусов, хотя кренило «Гринду» круто - временами вода захлестывала в кокпит. Зато и понеслись же мы!
А на других яхтах начали менять стакселя на меньшие, и на этом много потеряли. В обстановке, когда яхту кренит и швыряет, быстро парус не поменяешь. Дед Матвей с «Юг-4» потом рассказывал мне, что у них эта операция заняла 40 минут.
В результате поворотный знак мы обходим вторыми,  после «Икара», а «Борей» и «Изумруд» обогнули знак, как мы отследили, минут через 20 после нас.
К этому времени шквал уже закончился. Повернув, все яхты оказались на попутняке и поставили спинакеры. Почему-то на таких курсах мы оказываемся несколько хуже других, хотя Бори и ловко управляется со спинакером.
Ветер порядка трех баллов, волна слегка мешает, заставляя яхту рыскать. «Борей» пошел не чисто по ветру, а в бакштаг, при этом он быстро обогнал нас. А «Изумруд» догонял-догонял нас, а потом пристроился у нас за кормой метрах в 50 и шел так в течение 5 - 6 часов. Кто был в гонках, знает, как это действует на нервы. Волк написал записку с проклятиями Николаеву, заложил ее в банку из-под кофе, пальнул в воздух ракетой, чтобы обратить на себя внимание, и бросил банку за корму, в надежде, что изумрудовцы ее подберут. Как потом выяснилось, ни ракеты, ни банки никто не заметил.
К вечеру прошли Клименецкий маяк. Ветер заслаб, а волна осталась, ворочает яхту на курсе. Я сижу за рулем и никак не могу удержать «Гринду» точно на курсе. Прошу Борю заменить меня.
Устали все, тем более кому-то постоянно приходится работать на спинакер-шкотах. Да, гонка - это работа!
Видимость сегодня намного хуже, чем вчера. Островок Монак с маячком отыскали с трудом. Мы его прошли правым бортом, как положено по гоночной инструкции, а «Изумруд» - левым. И вдруг оказался наравне с нами. Вот дьяволы!
Остаток дистанции до Ялгубы проходит в отчаянной борьбе, Хотя мне было и не до того, но краем глаза я заметил, что Витя Минаев на своём «Икаре» в азарте гонки с грохотом высаживается на камни Кудельной луды. Там стоит светящий знак, но он не горит. С «Икара» слышны непарламентские выражения, и его команда ухитряется снять яхту с мели, даже не убирая спинакера. Но время на этом они, конечно, потеряли.
При входе в Ял-губу «Изумруд» уже метрах в 30 впереди нас. Напрягая все силы, сокращаем разрыв до 7 – 8 метров. Вадим пытается нашим спинакером «перекрыть кислород» изумрудовским парусам. Николаев, сидящий за рулем, мечется из стороны в сторону. В это время обе яхты поравнялись с судейским судном, стоящим у причала. Оттуда колоколом обозначили финиш «Изумруду», а через 7 – 8 секунд – нам.
Вадим, сидя за рулем и направляя «Гринду» вглубь Ялгубы, громогласно выражает свое мнение о личности Николаева, Нервы не выдержали. Уже рассветает. Становимся на якорь рядом с несколькими яхтами, «Изумруд» невдалеке. Вадим уже застелил свою койку и начал укладываться.  «Нет, не могу!». Вылез в кокпит и снова: «Николаев, мать твою так и перетак и т.д.». Отвел душу, всяко обозвав С.А.Николаева, после этого мы завесили люк марлей от комаров и заснули.
Поднявшись утром, мы подрулили к судейскому катеру и узнали результаты этой гонки. Первый - «Борей» (ехидные яхтсмены зовут его «Бармалей»), второй «Изумруд», мы - третьи. Наш соперник «Созь» сегодня шестая, и теперь, по сумме всех гонок разница в очках между нами, «Изумрудом» и «Созью» - микроскопическая. Все теперь решится в последней гонке, и это будет самое интересное.
На берегу Ялгубы большая деревня, тоже Ялгуба. Есть магазин, где мы купили все, чего нам не хватало, даже зубровку. Только первого места в гонках не смогли купить.
Снялись с якоря и пошли в самую вершину Ялгубы, где под отвесными скалами судьи назначили сбор яхт. Он почему-то не состоялся, зато мы успели сварить обед и съесть его. А позднее подошел на «Пинте-2» Н.В.Григорьев и велел нам всем идти к месту старта. Он взял на буксир нас и «Память» и потащил к Кудельной луде, невдалеке от которой поставлены буи стартовой линии.  Едем на буксире рядом с «Памятью» и рассказываем анекдоты. Все выспались, отдохнули за день, и настроение отличное.
Аржанов в третьей гонке заблудился в тумане, не уложился в контрольное время, и приличный результат в регате ему теперь не светит. А коли так, то мы попросили его попридержать нашего конкурента «Созь». Саня обещает помочь одноклубникам.
Старт! Марщрут 4-й гонки: Ялгуба - о.Монак - буй у Осетровской банки - Петрозаводск, всего 48 миль. От старта до о.Монак одним галсом никто не выруливает, идет лавировка. Азарт достигает кульминации.
Я с интересом наблюдаю, как Саня Аржанов, заняв наветренную позицию, не пускает «Созь» выйти вперед, отжимает ее в сторону. Потом он мне рассказывал: «На «Сози» травят шкоты, хотят меня пропустить вперед и нырнуть мне под корму; мы тоже травим. Все время у них на ветру и близко, буквально в метре, они даже повернуть не могут. Жора Тюрин меня спрашивает:

- Сань, ты чего?

- Я ничего (представляю себе при этом хитрую аржановскую физиономию).

- Увез я их черт-те куда, весь флот уже еле виден, тут Жора и допер:

- Сань, ты чего - одноклубникам помогаешь?

- Ага!

- Так посмотри, ты меня завез так, что нам уже ничего не светит. Давай поворачивать!

- Давай!


Такая операция не вполне этична, но «Правилами парусных соревнований» не запрещена.
А Николаев на «Изумруде» внимательнейшим образом следит и следует за нами и даже повороты делает сразу же после нас, несмотря на то, что мы у него на ветру. И так - все яхты - не сводят глаз с соперников.
Обогнули остров Монак, идем галфвинд. Ветерок слабый, слегка загуливает туда-сюда. Как только  чуть  полнее галфвинда, на всех яхтах взвиваются спинакеры, наловчились за время гонок.
Ночь сегодня светлая. Прошли маяк Березовец, а к трем часам ночи приближаемся к Осетровскому бую - это наш поворотный знак. Недалеко впереди нас «Паллада», «Борей», «Икар» и «Пинта-2». Видим, как они подходят к бую, около которого стоит судейский катер, и тут начинается утренний «закисон», здесь это часто бывает перед восходом солнца. Все встали, и мы встали. Но - не совсем, чуть-чуть движемся и потихоньку подползаем к бую.
По просьбе Вадима я одну за другой зажигаю спички, он следит за колебаниями пламени и, заметив легкое дуновение ветерка, использует его, чтобы продвинуться на метр-другой.
Видно, здесь действует небольшое течение: на наших глазах громадную «Пинту-2» разворачивает на 180 градусов, а бедняга «Борей» под всеми парусами едет задним ходом, и его несет на судейское судно.
А мы продвигаемся потихоньку, стараясь не шевелиться, чтобы не нарушить шаткий баланс парусов, все даже говорят шепотом. Я дожигаю второй коробок спичек. Ветер не только очень слабый, но еще и гуляет, пришлось нам сделать пару поворотов. Но вот мы проползли мимо буя, обогнув его. И тут же ветер начинает прибавлять - средний бейдевинд. И мы поехали, оказавшись впереди почти всего флота!
Ну, и флот тоже припустился за нами. Видим, как позади «Изумруд» отчаянно воюет с «Футом» за наветренную позицию. К нашему удовольствию они лувингуют друг друга, быстро отставая от нас.
Для точности хода Вадим и Боря меняются на руле каждые полчаса. А мы с Волком занимаемся спинакером и подспинакерным стакселем: ставим, убираем, снова ставим. Но, между делами Волк нашел время зажарить капусту с грибами, которые он собрал в Ялгубе. Ого, как это было вкусно!
Ветер усилился. «Гринда» бежит шустро. За нами доспевают «Фут» и «Память». На футе несут грот стаксель и летучий кливер., у него такое вооружение с бушпритом.
А вот что это выделывает наш приятель Аржанов? На остром курсе несет спинакер? Невозможно! Поглядели в бинокль и поняли: он спинакер-гик прицепил к носовому релингу, а на другой его конец вывел стаксель. Знатоки правил Вадим и Боря сразу объявили: нарушение, спинакер-гик можно крепить только к мачте. Если кто-то подаст протест, то за эту гонку наш Саня схватит «баранку».
Обогнув Ивановский маяк, входим в Петрозаводскую губу. Впереди нас - только двое - «Борей» и «Икар», сзади, метрах в 500 «Память», за ней «Изумруд».
После поворота мы мгновенно вздернули спинакер, под него штормовой стаксель. Имеем очень приличный ход.
Финишировали напротив школы ДОСААФ и стали засекать время финиша остальных. После нас отзвонили финиш «Памяти» - через 11 минут 30 секунд. Еще через 11 минут «Изумруду», еще через 8 минут - «Сози». Достаточно ли этого, чтобы мы выиграли у них по исправленному времени? На бумажке сосчитать трудно, а калькулятора у нас нет. Ждем, пока судейская коллегия сосчитает.
А пока на Аржанова пишут протест. Николаев не пожалел пятерки (протестовый взнос, его возвращают, если протест удовлетворяется). Говорит: «Нахалов надо учить!». Протест подан с формулировкой «Неправильное несение парусов». Но судьи признали иную формулировку: «Неправильное несение спинакер-гика», и николаевские пять рублей погибли. А Саньку оштрафовали на 10 % истинного времени. Так и надо, изобретатель хренов! Я потом его спрашивал: «Как ты назвал свой новый парус?» Он мрачно отвечал: «Жопсель!».
Еще одна гонка впереди, но уже образован оргкомитет, который по окончании регаты организует банкет в ресторане для всех участников гонок и судей.
А завтра пятая гонка - короткая, по Петрозаводской губе.
У главного судьи Н.В.Григорьева на глазу ячмень. Видимо, поэтому, судьи очень долго подсчитывают результаты четвертой гонки.
Завершающая гонка оказалась смешной. - должны были дважды пройти треугольник по губе, но вот «Паллада» закончила первый круг, и судьи отзвонили ей финиш. Также и остальным.
Оказывается, при старте наша флотилия полностью перекрыла дорогу «Кометам», идущим к пассажирской пристани и от нее, вмешалась судоходная инспекция, и судьи отменили второй круг. Всеобщее неудовольствие участников гонки, все настроились на основную борьбу на втором круге. Вся гонка прошла за полтора часа.
Судьи долго считали результаты, но к вечеру стало известно: первое место в нашей группе у «Борея», на втором «Созь» (вот он, низкий гоночный балл), третий «Минаев на «Икаре», мы - четвертые, пятое место у «Пинты», на шестом «Изумруд». Аржанов на «Памяти» десятый. Слабовато против прежних лет, но противники стали намного сильнее, и за скромное четвертое место нам пришлось здорово повоевать.
На другой день все яхты участвовали в водном параде по случаю Дня Военно-морского флота. Ходили по кругу, по сигналу палили ракетами. А в это время, ревя моторами, проносились скутера, катера со знаменами, проходили ялы на веслах, а с неба в воду плюхались парашютисты. Зрелище красивое, шумное и суматошное.
Нас на «Гринде» сменяет приехавшая из Москвы команда Бори Борисова. Все уехали в Москву, а мы с Павлом Шоболовым ждем, когда придет с Балтики «Пилигрим», нам предстоит принять его и пойти на Ладогу.
Все яхты ушли, и нам с Пашей ночевать негде. Я поговорил с начальником школы ДОСААФ, и он отвел нам сборочно-разборочный кабинет для хранения вещей, а уж мы сами отвели себе это место для ночевки. У нас были с собой спальники, и мы отночевали удобно.
Утром оглядели причалы - «Пилигрима» нет, и на горизонте его тоже не видно. Сегодня 30 число, а в телеграмме, полученной нами от них раньше, сказано: Прием 28 или 29». Беспокоимся.
А тем временем прибывает остальная команда нашего плавания, они на вокзале арендовали за рубль УАЗик, и он привез их и массу имущества. Наши матросы: Виль Хазацкий, его сын Сережа, Стас Кретов и Ювеналий Смышляев. С Павлом я ходил на яхте и знаю, что это человек надежный, остальные пойдут со мной впервые, и какие это люди я скажу после плавания.
Все имущество мы оттащили в сборно-разборочный кабинет, а сами тоскливо бродим по пирсам, ожидая «Пилигрима». А его все нет. Дело к вечеру. Где я устрою на ночевку 6 человек?
Подходит петрозаводский яхтсмен, мой знакомый Володя Тихонов. «Сергей Яковлевич, ты чего такой смурной?». Пожаловался я ему на свои проблемы, и этот добрый человек решил их мгновенно. Выдал мне ключи от своей яхты «Наяда», и мы все шестеро в ней переночевали. Там было четыре спальных места, одного уложили в проходе между диванами, а я, взяв один матрац, залез в форпик и там улегся, подложив под форлюк спичечный коробок, чтобы дышать.
Перед сном наказали сторожу: если ночью придет «Пилигрим», чтобы разбудил нас. Но пилигримовцы, пришедшие в 4 часа утра, будить нас не велели, а сами легли спать.
Проснувшись утром и не увидев «Пилигрим», я хотел было придти в отчаяние, но тут подошел сторож и объявил, что «Пилигрим» стоит у другого причала. Ура!
Теперь уже мы не хотим будить пилигримовцев. Но они, видимо, почувствовав наши взгляды, пробудились, вылезают: Володя Должиков и Костя Булгаков с женами.
Далее действуем по заранее разработанному плану: вчера я одолжил на яхте «Бес» переходник для заправки 5-литровых газовых баллонов, а Павел получил в Горгазе разрешение на заправку наших баллонов с помощью этого переходничка. Павел берет с собой Сережу, пустые баллоны, и едет на заправочную станцию. Стас, Виль и Ювеналий закупают недостающие продукты, а я получаю у Володи Должикова навигационную консультацию по Ладоге, где я еще не был.
К середине дня все готово. Мы простились с отбывающими, я отметил в школе ДОСААФ  отбытие в нашей крейсерской книжке и в 15 часов мы снялись с якоря. Прямо с места встали под паруса. Ветер встречный и слабый. Заметил ли читатель, что как только речь заходит о Петрозаводской губе, я вынужден начинать с этих слов: «встречный и слабый»? Медленно лавируемся и тренируем повороты. На этой яхте никто, кроме меня, не ходил. А она сильно отличается от знакомых нам перестроенных «Драконов». В первую очередь размерами: длина 12,5 метра, ширина 3,5 метра, осадка - 1,85 метра. Основные паруса площадью 60 кв. .метров. Есть бакштаги, которые с помощью огромных рычагов надо при каждом повороте задавать и отдавать. Привыкаем.
В каюте, хотя и огромной, всего пять спальных мест, а нас шестеро. Кому-то придется спать в проходе, разбирая обеденный стол. А можно - на парусах, в форпике. 
К вечеру мы выходим из Петрозаводской губы, доворачиваем несколько южнее и получаем почти попутный ветер. К тому же поддуло, и «Пилигрим» пошел 7 - 8 узловыми ходами. Яхта эта - безусловно ходок. И волны почти нет, что безусловно полезно для скорости.
Первую вахту несла вся команда - уж очень всем интересно. Но с 17 часов я навел порядок - расписал вахты. И на первую уселся я сам с Сережей, причем сразу же посадил его за руль - пусть привыкает. Вахта прошла спокойно. Шли в 2 - 3 милях от берега. Потом нас на пару часов сменили Стас и Ювеналий (под моим присмотром), затем Павел и Виль. Коли Павел на вахте, я позволил себе спокойно поспать. А на ночь глядя, около полуночи, я снова заступил на вахту.
В наступившей темноте (белые ночи уже кончились) своевременно обозначаются огни маяков: Шокшинского, Брусно, Сухоносского, его мы увидели уже на рассвете.
Почти все время ветер был попутный, мы несли паруса «бабочкой» раскрепив геную спинакер-гиком, а грота-гик оттянули завал-талью. Иногда приходилось менять галсы.
Уже полностью рассвело, когда, усадив на вахту Стаса и Юню, я отправился немного поспать. Спанье в «Пилигриме» комфортное, диваны широкие и мягкие, в капитанском «гробу» можно спать вдвоем.
Утром Стас и Ювеналий отработали на вахте лишний час, за что получили от меня выволочку. Я  понимал, что они сделали это из лучших побуждений - хотели дать поспать лишний час подвахте, но порядок-то должен быть!
Они на своей вахте добежали до Куликовского маяка, а далее, уже при ярком свете солнца, открылись перед нами Свирская губа и  бухта Вознесенье - вход в реку Свирь. Убираем паруса, заводим мотор, и входим в исток реки; течение на ней нам будет попутным. С мотором у нас удобства плохие: транец у яхты высокий, а мотор висит низко, заводить его приходится, вися вниз головой. Но Стас и Ювеналий, отвечающие за мотор, быстро наловчились.
Позавтракали на ходу и движемся вниз по течению, внимательно следя за буями и створами. С судового хода - ни на шаг - камни, мели. А яхта наша весит семь тонн, снимать с мелей ее будет непросто.
А свирские берега - красивы. Где ровные, где холмистые, но везде поросшие густым смешанным лесом. Только когда проходили широченный Ивинский разлив, он нам напомнил картинки Волго-Балта и Рыбинки: вблизи берегов зловеще торчат из воды голые и гнилые стволы затопленного леса.
Нам весьма желательно за два дня с одной ночевкой пройти всю Свирь. По расстоянию это - нетрудно, но впереди два шлюза и два подъемных моста, под которыми, по сообщениям предыдущей команды, наша мачта не пройдет.
К 10 часам утра подходим к Подпорожью, здесь Верхнесвирский шлюз. Встаем у причальной стенки в подходном канале, и я отправляюсь по этой стенке к шлюзу. Охранник сперва хотел застрелить меня из берданки, но когда я объяснил ему, что мне нужно, берданка была повешена на плечо, и меня препроводили к местному телефону. Начальник вахты шлюза разрешил нам шлюзоваться за теплоходом «Ашхабад» и спросил, какова высота нашей мачты. А я и не знаю, но на всякий случай сказал: «16,5 метра». - «Ладно, мост отведем». Оказывается, за камерой шлюза имеется отводной мост.
Вот идет «Ашхабад», за ним «Дубна». Медленно движемся за ними к камере шлюза, внимательно следя за швартовкой теплоходов. Позади них свободных рымов не оказалось, нам пришлось встать напротив средней части «Дубны». В московских шлюзах этого ни за что не позволили бы, а здесь - не возражают.
На «Пилигриме» рулевой сидит (или стоит) метрах в трех от транца, и, следовательно, от мотора. Поэтому я посадил на самой корме Стаса, и он по моей команде работает с мотором. Ювеналий на носовом швартове, Павел на кормовом,  Виль и Сережа одерживаются - берегут борта.
Спускаемся. Шлюз глубокий, как ущелье, примерно 14 метров перепад высот. Опустились. Суда вышли из камеры, мостик за шлюзом развели, и мы тоже выехали. От стенки отходил я неграмотно - не скомандовал оттолкнуть и нос и корму, борт «Пилигрима» присосало к стенке. Оборвались два кранца, один Стас отловил, а второго мы лишились. Жалко, черт побери!
Стемнело. Ищем место для ночевки. От пассажирского причала нас прогнали. В 100 метрах ниже  нашли  полуразрушенный причал и, отдав с кормы якорь, ошвартовали нос к этому причалу.
Пока ребята готовили ужин, я сходил в диспетчерскую Свирского участка, она на карте обозначена двумя флажками. Там у диспетчера выяснил: подъемный железнодорожный мост, что тремя километрами ниже, будут поднимать завтра утром. Не для нас, разумеется, а для «Шлюзового-99», а с ним и мы можем проскочить.
Перед сном оттянулись подальше от причала и спали спокойно.
Следующий день оказался полон тревог и волнений. С раннего утра следим, не показался ли «Шлюзовой-99». К 9 часам утра, не дождавшись, пошли к мосту, а тут и показался наш попутчик - этот буксир, который тащит за собой военный корабль - тральщик. Его надстройки гораздо выше нашей мачты.
Соблюдая правила, мы не полезли под мост раньше них. А напрасно: как только караван миновал мост, его немедленно начали опускать, и только истошный вопль, вырвавшийся из наших шести глоток, остановил движение моста вниз.
В судовом дневнике, в разделе «Полезный сведения», я записал: «Правила нужно соблюдать не всегда!».
Не отставая, движемся за караваном и спорим: возьмут нас на буксир или нет. Я считал, что военное судно не возьмет, тем приятнее было ошибиться. Я помахал им с бака бухтой троса, «Шлюзовой» сбросил ход, мы поравнялись с тральщиком. Я забросил на тральщик конец, его поймали и закрепили. Весело едем на буксире, экономя горючее и моторесурс.
К 15 часам приходим к Нижнесвирскому шлюзу. В ожидании шлюзовки становимся под борт к тральщику. Пока ждали, общались с военморами, некоторые из них побывали с визитом на «Пилигриме». Это заметил командир корабля и немедленно пресек по радио.
К 16 часам пошли в камеру шлюза. Там битком набито, даже танкер стоит, но здесь, на Свири, к соблюдению правил относятся либеральнее, чем под Москвой. Для нас явно места нет, но нас тянут на буксире и на запрос со шлюза отвечают по радио: «Наша, наша эта яхта!».
Слишком велика скорость. Пытаемся тормозить, сбросив с кормы ведро на тросе, ход уменьшается, но в это время тральщик включает машины на задний ход, и мы энергично прислоняемся к его корме носом! Погнут носовой релинг, треснул фальшборт. Ругаюсь вслух - женщин на яхте нет и на тральщике тоже.
Шлюзуемся, стоя в довольно нелепой позиции между кормовыми частями тральщика и сухогруза.
При выходе из камеры неприятности продолжаются: сперва тральщик, трогая с места, зацепил наш правый борт, ободрав на нем краску.  А когда вышли, караван так резко стал увеличивать скорость, что наш капроновый буксир не выдержал и лопнул. Причем оборвался у самого носового битенга нашей яхты и тральщик спокойно уехал от нас, унося 30 метров новенького троса. Еще убытки!
Заводим мотор, а он не заводится, и яхту течением медленно, но верно тащит на камни. Мы с Павлом, переглянувшись, быстренько вздергиваем стаксель, он забрал попутный ветер, и «Пилигрим» стал управляемым. Мы медленно отвернули от камней. Тем временем Стас и Юня заставили мотор прочихаться, и мы кинулись догонять караван, потому что впереди еще один подъемный мост. Поздно! Вот он мост, караван его прошел, и мост уже опущен.
А берега вокруг мелястые, места для стоянки не видно. Становимся на два якоря на краю судового хода. Сразу за мостом видна пристань Лодейное Поле. Видит око, да зуб неймет!  Там и диспетчер есть, да как туда попасть? Ехал мимо дед на моторке, вез сено в Лодейное Поле. Я попросился к нему, и он меня подвёз. У пристани стоит парусник - огромная ленинградская шхуна - двухмачтовая «Россия». Они сообщили мне, что подали заявку на подъем моста на завтра. На всякий случай я проверил у диспетчера, который подтвердил, что мост завтра поднимут, но не для каких-то яхт, а для того же «Шлюзового-99», он завтра утром пойдет обратно, вверх по Свири.
Обратно на «Пилигрим» меня подвезли рыбохранники на моторке. Они куда-то везли с собой пойманного браконьера и пожаловались мне, что не знают, что с ним делать. Я посоветовал: утопить.
Стоянка у нас ненадежная - основательное течение и судовой ход близко. Пришлось мне на ночь поставить вахты - по два часа.
С утра мы были в готовности; мост подняли в 10 часов, и мы, сломя голову, бросились вперед и благополучно миновали поднятый пролет моста. От радости промолотили мимо Лодейного Поля, позабыв про бензин, а потом сообразили, что нам его не хватит до выхода в Ладогу. А по дороге его взять негде, вернее - не знаем, где его можно взять.
Ткнулись носом в берег у деревни Горка. Бензина здесь нет. Идем дальше и машем канистрами встречным катерам, но их владельцы, видимо, и сами не прочь где-нибудь прихватить горючего. Увидели по правому берегу большой залив, в нем множество катеров и моторок. «Завернем?» - «Завернем!». На мель уселись так плотно, что полчаса не могли сняться. Стали закренивать яхту с помощью подвешивания тяжестей на гик. А какие у нас тяжести? Трех человек я посадил на гик, гик поддерживается топенантом, а другой конец топенанта задан за утку. Яхта хорошо закренилась, но в это время утка отрывается, гик падает , и народ сыплется в воду. Крик, смех!
Уперлись футштоками в глинистое дно, подработали мотором и снялись с мели.
Однако, что же делать с бензином? Для совета остановили проходящий катер, его владелец посоветовал нам зайти в речку  Шутоксу, которая подходит вплотную к шоссе. Хорошо им туда заходить с осадкой 30 см, а нам? Но бензин уже на донышке, до Свирицы (это поселок в устье Свири) не хватит. Делать нечего, встаем на двух якорях по соседству с судовым ходом, надуваем тузик и отправляем Ювеналия и Сережу  в эту самую речку Шутоксу.
Пока они гребут, а потом тянут тузик за собой вдоль берега, проходящие теплоходы требуют нашего удаления от судового хода. Притворяемся глухими.
Прошел час, гонцы вернулись, привезли две канистры бензина. Вперед! К 17 часам приходим в пос. Свирица, расположенный на островах и каналах, как Венеция. Встали у удобных мостков рядом с пассажирским причалом. Команда шастает по берегу, закупая провиант, бензин, безуспешно пытается раздобыть втулку для нашего запасного мотора.
А я побывал у диспетчера, узнал прогноз погоды на Ладогу: ветер 5 баллов, для нас встречный, возможно усиление. Решаю: ночуем здесь, утро вечера мудренее.
Но в смысле погоды оно мудренее не оказалось. Прогноз с утра - 7 - 8-балльный встречный ветер. Стоим. Павел и Виль штопают паруса, порванные предыдущей командой. Они оставили нам в наследство спинакер, разорванный в клочья, надорванные запасной грот и стаксель № 2. Мы решили отремонтировать запасной грот, на нем хоть рифы можно брать.
Ждать больше нечего, погоды нет и, видимо, не будет. Местные говорят, что в августе Ладога штормит по много дней. Выходим!
В 18 часов, закрепив все по-штормовому, отшвартовались. Вышли в Озеро. Здесь прорыт узкий подходный канал, обставленный парами буев и створами. На берегах видны два маяка: огромный Стороженский и поменьше - Свирский. Поставили паруса: грот и рейковый штормовой стаксель. Накануне мы с Павлом разобрались с системой его проводки. Он тем хорош, что у него одна шкотина, а при поворотах он сам переходит с борта на борт, как грот. Для лентяев этот парус, но при штормовой обстановке он годится, тем белее, он невелик по площади.
Паруса взяли ветер, мы заглушили мотор и убрали его. Судя по ветру и волне, он нам не скоро понадобится. Компасный курс мы просчитали заранее - 305 градусов. Легли на него, получился очень острый бейдевинд левого галса. Вряд ли мы выпилимся этим галсом к острову Валаам, скорее всего нас сдрейфует к востоку. Мы в своем расчете учли дрейф 5 - 6 градусов. Но, думаю, будет больше - волна здорово сбивает с курса. А до Валаама около 60 миль.
Часть команды, подверженная морской болезни, начинает укачиваться. Я, как всегда, возглавляю это мероприятие, за мной Ювеналий, потом Виль. Стас держится хорошо, а лучше всех - бывший моряк Павел. Он понаблюдал за вахтой Стаса и Юни, а потом сам заступил на вахту вместе с укачанным Вилем. А яхту швыряет здорово, несколько раз с грохотом вылетали из своих гнезд ящики с продуктами, пока мы не догадались закрепить их тросом.
К полночи раздуло еще сильнее, соответственно, и волна увеличилась. На глаз метров до четырех, но, поскольку волна всегда кажется больше, чем она есть, то, наверное, трехметровая. Но и этого хватает - мы к ветру и волне идем остро, а никто из нас еще не научился отыгрывать рулем на волне, по крайней мере, на этой яхте. В результате «Пилигрим», имеющий плоский носовой свес, с грохотом ударяется об очередную волну, при этом яхта сотрясается, как говорится, «от киля до клотика», теряет ход, и потом ее валит на бок. Нормального отдыха для подвахтенных не получается.
Ночью неплохо были видны огни маяков восточного берега, хотя из-за болтанки биноклем было пользоваться невозможно.
К 8 утра впереди завиднелась земля - это один из островов Валаамского архипелага. Мутило меня изрядно, но я через силу вылез из гроба. Ребята сказали, что я и похож на выходца из гроба.
Должиков при передаче яхты рассказал, как надо подходить и куда заходить. Место для стоянки намечено в Малой Никоновской бухте (Пиенни-Никкона - здесь все названия двойные - русские и финские). Чтобы попасть туда, архипелаг обходим с запада.
Вблизи берегов я приободрился, хотя швыряло еще изрядно, привык что ли? Словом, у меня хватило сил  ввести «Пилигрим» в эту бухту.
И сразу все разительно меняется! Вместо мощного ветра, который даже дышать мешал - легкое дуновение; вместо громадных волн - зеркальная гладь; вместо рева ветра и шума волн - блаженная тишина и пение птиц на берегу. А вместо усталости и некоторого страха перед силами стихии - прекрасное настроение, несмотря на усталость. Даже погода здесь другая - вместо туч - яркое солнце. Качка окончилась, и все сразу выздоровели от морской болезни. Но вид у всех помятый. Пришли на Валаам!
В этом трудном переходе команда вела себя хорошо, даже укачанные перемогались и службу несли исправно. Но больше всех  поразил  меня  Павел, который отсидел  две с половиной вахты, а когда я вылез и сменил его, он прежде, чем лечь спать, попросил разрешения и отправился на корму с пастой и щеткой - зубки почистить. Джентльмен верен себе при любых обстоятельствах!
Швартуемся у обломков старого причала под стоящим на берегу большим каменным крестом. Крест воздвигнут «настоятелем Маврикием с братиею в царствование Государя Императора Николая II», как гласит надпись на кресте.
Начинается «мирная» жизнь на Валааме. Переход длился 19 часов, средняя скорость - чуть более 3-х узлов. Питались все весьма приблизительно, больше отдавали за борт. Срочно готовим обед. Приводим в порядок яхту. Многое у нас промокло; на берегу натягиваем троса и на них развешиваем сушить одеяла, простыни, матрацы и прочее. Экскурсанты, которых толпами водят на осмотр креста, с изумлением глядят на эти «признаки цивилизации».
Над нами - крутые, высокие красно-коричневые скалы. На головокружительной высоте светлыми красками надписи: «Боря», «Вера», «Здесь был Вася» и т.п. Прямо как на карикатурах. Это же надо было с опасностью для жизни карабкаться на скалы, чтобы запечатлеть на них, что ты - дурак.
На стоянку у нас отведено два полных дня, но нетерпеливые пилигримовцы уже шастают по окрестностям - уж больно все вокруг интересно. Пока гид рассказывает экскурсантам о кресте, валаамских монахах и И.Христе, те косятся на красавицу-яхту и на небритых типов на ней. Обычные расспросы: откуда, да куда, да почему не потонули, да ого-го и т.п. А мои ребята от души веселятся, вспоминая себя во время качки, хотя, признаться, тогда было не до смеха.
Ювеналий и Сережа, бегая по окрестностям, обнаружили рыбачий сейнер и немедленно произвели «ченч» - мы им спиртику, а они нам - штук 15 здоровенных сигов.
Пришла и встала рядом с нами здоровенная посудина по имени «Двина». Ее хозяева утверждают, что это - яхта, хотя по виду она больше похожа на грязноватый сейнерок с двумя мачтами.
А позднее  в нашу бухту ввалились на своем МРС те самые рыбаки, видимо, им захотелось употребить заработанный спирт в спокойной обстановке.
И, наверное, употребили, потому что отходили позже от берега в полном беспорядке: круто развернулись, долбанули винтом по камням, а потом - по нашему якорному концу. Обрубили его и спокойно ушли. У Ювеналия не выдержали нервы: громогласно оскверняет тишину бухты своим особым мнением о личностях рыбаков, их предках и потомках до 9-го колена.
Теперь ждет нас веселое дело - вылавливать якорь, но уже темнеет, так что тащим, пыхтя на корму наш тяжеленный носовой якорь, отталкиваем яхту от берега, на глубине отдаем якорь и снова подтягиваемся к месту нашей стоянки. Спим.
Выспались хорошо, позавтракали и отправились на экскурсию. До Монастырской бухты, где сосредоточены основные культурные и исторические ценности - около 5 километров. Идем по красивой лесной дороге. Стоит отличная погода. Видели много тихих лесных озер, В лесу наблюдаются грибы, черника, земляника. Уже по дороге восхищаемся огромными трудами валаамских монахов: дорогой, прорубленной в камне, каналами, соединяющими озера, каменными мостами через эти каналы. Ясно, что труд был вложен нешуточный. Правда, думаем, и времени у монахов было не меряно.
Через час впереди показался Преображенский собор, или, как его еще называют, собор Петра и Павла. Рядом с ним бухта - длинная, узкая, в скалах, как фиорд. Под берегом пристанишка, рядом теплоходик.
Пришли к собору. Он в неважном состоянии, видно, что реставрируется, но видно и то, что реставрация идет ни шатко, ни валко.  Хотели осмотреть собор изнутри, но нам объяснили, что заперто, ключ у милиционера Толика, а Толик ушел ловить правонарушителей.
Туристов бродит много - на Валаам ежедневно приходят большие теплоходы, а еще «Кометы» из Ленинграда. Но больше, чем экскурсантов, здесь инвалидов и престарелых, которые проживают в монастырских кельях. Вид у них (инвалидов), конечно, жалкий.
Побывали на кладбище, где стоят скромные и нескромные памятники монахам, окончившим свой путь в монастыре. А еще очень нам понравились высокие столбы при входе на кладбище, у которых на макушке стоят ангелы с трубами. Эти трубы должны возвестить час страшного суда, когда этот час настанет. Здесь же, на кладбище наш Ювеналий впервые в жизни встретил тезку: «Здесь покоится прахъ почившаго в Бозе схимонаха Иувеналия, прожившаго в Валаамском монастыре 43 года, работавшаго на каменоломнях и встретившаго смертный час с христианским смирением. Упокой, Господи, душу раба Твоего!». Юня присел на плиту и призадумался.
Выйдя с кладбища, почувствовали, что проголодались. Серега залетел в пекарню и выскочил оттуда с выпрошенной буханкой горячего белого хлеба. Сели и съели.
Вдали на мысу увидели красивую белую церковь - Никольский скит. Он стоит на островке при входе в Монастырскую бухту. Туда ведет длинный деревянный мост. Направились, было, на осмотр, но местный инвалид сообщил, что там живут слабоумные граждане, и ходить туда отсоветовал - слабоумные граждане могут покусать. Ограничились осмотром издали.
Заходили на почту, отправили в институт телеграмму, что мы живы. Запаслись хлебом и отправились к месту нашей стоянки. Пошли другой, еще более красивой дорогой. Видели 300-летнюю сосну, обозначенную табличкой. Осматривая запущенный Белый скит, разговорились с молодым художником из Ростова-на-Дону. Его зовут Саша Лесковой, он с товарищами приехал на Валаам писать этюды. Днем пишут, а ночью лезут без штанов в одно из Валаамских озер, ловят в нем раков, а потом их варят и продают туристам. Этим не только существуют, но и зарабатывают на дальнейшее путешествие.
Этот Саше не впервые на Валааме, хорошо знает его историю и много интересного нам рассказал. А еще порекомендовал побывать на острове Иоанна Предтечи, где тоже есть скит.
Весь следующий день провели в непромоканцах. С утра Стас с Сережей  пошли по грибы, а остальные с моего разрешения отправились пешком к северному берегу острова, таща надутый тузик с веслами - хотят переправиться на о. Иоанна Предтечи (Иоханнус-Кастаянсари). Это любознательный Павел всех уговорил.
Дождь поливает, все в непромоканцах, тузик тяжелый. Но - добрались до берега, и Павел начал по одному перевозить на островок. Тоже нелегкая работа: ветер в проливчике - как в аэродинамической трубе, и грозит утащить легкий тузик в открытое озеро, где волна - до трех метров. Но упрямый Паша справился.
В результате дрейф получается больше расчетного, и нас валит к восточному берегу Ладоги. А близко к нему подходить опасаемся - на карте обозначено: «Выставляются орудия лова». Пришлось нам при подходе к Свири сделать несколько галсов.
Рассвело. Слышу из гроба (я не спал), как вахтенные спорят: где устье Свири. Вылез и понял, что ребят сбил с толку сейнер, выбирающий невода. Я прикинул наше место по двум хорошо видным маякам и указал ребятам правильный курс. Вахтенные, синие от усталости, выставили «Пилигрим» на этот курс, а теплоходы, идущие с озера в Свирь, вскоре это подтвердили.
Вот мы смогли разглядеть Свирский входной буй, а от него начинается подходный канал к устью реки.  Для лавировки он узковат, но, вытянув паруса втугую, мы смогли выпилиться по каналу одним галсом. Но - что такое? Теплоходы, идущие в реку, становятся на якоря. В чем дело? Оказалось, что из Свири на Ладогу буксиры тянут огромный плавучий док. А на нем - подводная лодка. Сперва нам показалось, что этот док занял весь канал, но у страха глаза велики. Разошлись спокойно.
И вот мы входим на спокойную воду реки. И сейчас же засияло солнце, стало тепло. Всеобщий вздох облегчения. Даже Серега глубоко вздыхает - во сне. Убрали паруса, завели мотор.
В Свирице обменяли пустые газовые баллоны на заряженные и - вперед! В смысле - назад, к дому. С Валаама мы вышли в 16 часов. В Свирь вошли в 11 часов утра, т. е. путь занял те же 19 часов, что и по дороге туда. Обратный переход все перенесли легче - привыкли, что ли?
В этот день мы дошли до Лодейного Поля и встали у высокой пассажирской пристани. Впереди мост. С пристани звоню диспетчеру и узнаю, что поднимать мост не собираются, но сегодня, по случаю субботы уровень воды низкий - не работает плотина, подкачивающая воду. А завтра уровень будет еще ниже. Пойдем завтра.
Стас, Юня и Виль съездили за бензином; симпатичный милиционер Володя на милицейской машине подвез их с канистрами до пристани. Прощаемся с нашим милым Пашей, у которого кончился отпуск, и он отсюда уедет поездом в Москву. На вокзал прибежали за 30 секунд до отхода поезда. Кассирша ушла в туалет. Ребята впихивают Павла в вагон уже на ходу. Проводница спрашивает: «А билет-то есть?» - «Есть, есть!» - дружно орет с перрона команда. И Паша уехал. Как мы потом узнали, до Москвы доехал благополучно.
Время, время! Мы должны сдать яхту в Москве ее постоянному капитану Игорю Артеменко к началу осенней Московской регаты. Это значит, что нам осталось 12 дней. Вперед!
Встали рано, направились к мосту и тихим ходом  подводим к нему «Пилигрим». Пять задранных голов не сводят глаз с мачты: пройдет или нет? Прошла, сантиметров 10 - 15 осталось в запасе.
Подходим к Нижнесвирскому шлюзу. Встать с удобствами здесь негде. Встали без удобств - к концу дамбы между плотиной и шлюзом. Течение от плотины дергает яхту во все стороны. Иду по дамбе на вахту шлюза, обращаюсь к начальнику вахты, он приглашает заходить немедленно. Рысью мчусь по километровой дамбе, съезжаю с нее на заду, врываюсь на яхту и командую отход. Снялись с якоря, дернули мотор и. сломали стартер! Болтаемся в подходном канале, мешая выходящим из шлюза судам. Пока Стас и Юня отвинчивают отказавший стартер, ставят мотор на место и заводят его веревкой, я судорожно ворочаю румпелем, пытаясь отвести яхту к стенке. Завелись! И - во-время - начальник вахты уже подбадривает нас по громкой связи. Заходим в камеру, становимся к рыму и отдуваемся.
Закончив шлюзование, немедленно отправляемся к следующему препятствию - железнодорожному мосту, соображая на ходу, как проверить высоту пролета над водой. Там, на устоях моста есть полосы, нанесенные краской, известна высота  от этих полос до ферм моста. Ювеналий на попутной моторке съездил к и замерил высоту от полос до воды. Вычислили, что наша мачта не проходит - метра полтора не хватит. Мост поднимут неизвестно когда (а для нас - никогда).
Решаю попробовать закренить яхту. Стоя на якоре недалеко от берега, мы устраиваем репетицию. Сажаем на гик трёх человек, ещё подвешиваем наш становой якорь. Гик – на правый борт. Крен получился изрядный – градусов 30. Выходим на «ударную»  позицию. Стас на моторе, я – на руле. На самом малом газу веду яхту под острым углом к мосту, и мачта чиркает по ферме моста. Мгновенно перекладываю руль, мы возвращаемся на прежнее место. Не прошли!
Ах, так, черт побери! Добавить крен! На гик дополнительно подвешиваются:

а) еще один якорь;
б) Стас;
в) канистра с бензином.

Крен порядка 40 градусов. Висящие на гике граждане поджимают ноги, чтобы не касаться воды.
Снова подошли к мосту, затаили дыхание и - под громовое «ура!» - прошли. Охранник на мосту, слегка забалдев, наблюдал за нашими операциями.
Ура-то ура, а вот мне не до веселья. Вся команда висит на гике. Я одной рукой удерживаю румпель, а другой, надрываясь, тяну за гика-шкот, пытаясь вернуть на палубу движимое и недвижимое имущество. Силенок не хватает! Но тут Ювеналий, который стоял на гике, быстро пробежал по нему, спрыгнул в кокпит, и мы, уже тремя руками вытянули гик и дали ребятам возможность спуститься на палубу.
В этот день мы еще многое успели: прошли Верхнесвирский шлюз, в Подпорожье на автобазе раздобыли бензин и масло, несмотря на воскресенье, и к темноте встали за пристанью Хевроньино. Здесь удобный для нас причал в виде буквы Т. Мы зашли за него и расчалили яхту наискосок с носа и кормы; стоим хорошо. Серега напек к ужину блинков.
Местный рыбачек рассказал, что в лесу на нашем берегу полно грибов, а местные жители их не собирают и не едят. «Мы их лягаем!» - гордо сказал хевроньинец. Моя команда просится с утра за грибами. А нам надо поспешать. Договорились так: если с утра будет туман, ребята идут в лес, если нет - «Пилигрим» идет вверх по Свири. Договорившись, легли спать.
Туман с утра состоялся. И густой. В пять утра я в этом убедился и снова лег спать, а ребята, вооружившись тарой, отправились в лес. Им велено вернуться к 9 часам.
Проснувшись, я успел к их приходу сготовить завтрак, но они, вернувшись, забыли про еду: грибов оказалось невиданное количество - полностью загрузили тузик, лежащий на палубе. В основном, это были подосиновики.
Мы тут же отошли, и уже на ходу ребята стали снимать на фото- и кинопленку свою добычу. Повеселились, а потом загрустили, сообразив, что с грибами предстоит нешуточная работа. Ее мы организовали так: я целый день сидел за румпелем, Сережа переводил на блины оставшееся от вчерашнего тесто, остальные чистили грибы. И на это ушел у них весь день. Чистили, варили, жарили, солили. Волынка! А день был великолепный: на Ивинском разливе по просьбе команды я остановил яхту, и команда в полном составе попадала за борт. Несколько минут «Пилигрим» по инерции тихонько движется вперед, а мы все плаваем вокруг него. Вылезли, поехали дальше.
Свирь кончается, скоро Вознесенье. Совещаемся на ходу по поводу захода на остров Кижи. Стас, Виль и Сережа Кижей не видели, а хотели бы. Окончательное решение за мной, а я колеблюсь: со временем туго, а кроме того, во время операции с закрениванием у нас грота-фал соскочил со шкива; нады бы его реанимировать, а как, когда и где? И какой на Онеге ветер?
Пришли в Вознесенье. Нужен бензин. Пытались подойти к берегу вблизи паромной пристани и с грохотом взгромоздились на каменистую мель. Сняться сами не смогли. Увидев это, прибежал с другого берега катерок, который  таскает паромную баржу, и стянул нас, иначе мы бы помешали ему подойти с баржей к пристани.
По совету шкипера мы встали у противоположного берега. Я сходил в диспетчерскую и узнал прогноз на Онегу: ветер слабый, западный, тумана не будет. Ну, а коли ветер слабый, то - никаких Кижей! На Вытегру!
В 18 часов выходим в Свирскую губу, встаем под паруса. Встали и стоим. Ветер не слабый, а никакой. Изругавшись Стас и Юня готовят мотор. Идем. К полуночи мы с Юней заступили на вахту, и тут же поддуло. Выключаем мотор, ставим паруса. Луна, дорожка от нее на воде, звезды как в планетарии. Одновременно видим огни пяти маяков. Что еще нужно бедному яхтсмену?
А «Пилигриму» нужно еще меньше, особенно на гладкой воде: он принял ветер в свои 60 метров парусов и с легким шорохом яхта начала резать воду. «Пилигрим» - ходок!
Долго мигал впереди, а затем справа Петропавловский маяк. Взяли пеленги на два маяка, и, нанеся своё обсервованное место на карту, поняли, что мы слишком удалились от берегов. Подправили свой курс и вскоре стали приближаться к устью Вытегры.  Там, как всегда, полно огней, мы с трудом углядели огоньки входных буёв. А между волноломами встал, как дурак, земснаряд. С какой стороны у него троса? Как его обходить? А обмениваться сигналами с какой-то там яхтой он не станет.
На нашу удачу с Онеги подходит теплоход. Очень кстати: я отвожу яхту чуть в сторонку, пропускаю теплоход и пристраиваюсь ему в корму. И оказываюсь дважды прав: во-первых, он показывает, с какой стороны обходить земснаряд, а во-вторых, как только мы входим в канал, падает на воду туман, да такой, что берегов канала не видно. Зато хорошо видны гаковый и гакобортные огни теплохода. Мы на них и держим. Теплоход быстрее, и мы быстрее, он медленнее, и мы сбрасываем скорость. Так и доползли до г. Вытегры, а тем временем рассвело, да и туман почти сошел.
Сворачиваю из канала в реку Вытегру, осторожно вывожу «Пилигрим» к воротам старого шлюза. Расчаливаемся, и в 5 часов утра ложимся спать.
Виль встал раньше других, и пока усталая команда отсыпалась, успел приготовить завтрак и даже запасся свежей водой. Молодец! А Ювеналий упорно не хотел вставать, но, как он сам выразился «голод - не тетка, а мочевой пузырь - не дядька». Вставать пришлось.
Позавтракали и - за дела. Сережа - по магазинам, Стас и Юня - за бензином. Все управились быстро, и в 12 часов дня я уже смог предстать перед диспетчером канала. Доложился, предъявил документы, был записан в амбарную книгу. Предложили шлюзоваться немедленно, но я счел, что мы не готовы. «Ну, когда будете готовы, подходите к шлюзу и ждите команды по радио».
А пока посетили пивной ларек, а потом занялись поисками втулки для запасного мотора. И - нашли - в мастерской по ремонту сложной бытовой техники. Зашли на почту, дали телеграмму в институт, что мы еще не потонули. Шутка - текст телеграммы стандартный: «Все благополучно Пилигрим Мошковский». Знаков препинания в телеграммах я не ставлю, поэтому в институтском профкоме меня потом дразнили пилигримом.
Продвигаясь к шлюзу, встречаем Виктора Минаева на «Икаре». На ходу я ему посоветовал срочно сходить к диспетчеру и присоединяться к нам. Он так и сделал.
У шлюза ждали недолго. Открылись ворота, в камеру пошел большой катер, мы - за ним. Швартуемся, а «Икар» становится к нам под борт.
Пока мы шлюзуемся, ведём переговоры с катером – не возьмут ли они нас на буксир. Услышав это, вылез на балкончик начальник вахты шлюза и всё нам очень понятно объяснил: на буксир нас не возьмут, а на втором шлюзе ждать не станут, а что у нас отпуска кончаются, и мы опаздываем - на это всем глубоко наплевать. Что ж, все предельно ясно. Хотя и печально.
Выйдя из шлюза, кинулись вдогонку за катером.  Бесполезно - скорости разные. Берем «Икар» на буксир, а они ставят паруса «бабочкой» (ветер попутный), яхты идут двойной тягой.
Еще один катер с водометом обгоняет нас, разогнал здоровенную волну, она с головой накрыла наш мотор, он, естественно, заглох. Минаев быстро перестраивается, теперь «Икар» под парусами тянет нас, пока мы оживляем мотор.
Еще не дошли до второго шлюза, а шустрая моторная команда - Стас и Юня - уже вытащили на палубу мотор, вывернули свечи, продули цилиндры, протерли и завернули свечи, поставили мотор на место и завели его. Подходим к шлюзу, и оказывается - нас ждут. Ура!  Отшлюзовались.
Виктор жалуется на то, что его мотор греется. Берем его на буксир до конца шлюзов.
В 21 час обе яхты выходят из последнего шлюза и становятся к палам - на ночевку. Напротив нас, через канал - причальная стенка, от нее отражается отчетливое эхо. Пилигримовцы и икаровцы орут, ухают и эхают, а хулиган мастер спорта Минаев громогласно запросил: «Кому не спится в ночь глухую?» Ответ воспоследовал четко.
В 8 часов утра будим икаровцев, берем их на буксир и - вперед! День снова солнечный. У нас на борту - четверо - Стаса мы откомандировали на «Икар» - помочь в ремонте мотора. Стас с этим быстро справился, он у нас вообще - Кулибин. Уже к 10 часам мы приняли его на борт, к завтраку. Мы едим, а «Икар», довольно урча отремонтированным мотором, идет параллельно.
У Анненского моста немного постояли у пристани. Серёжа с икаровцами съездил на попутном грузовике за бензином. А мы тем временем выправили погнутый носовой релинг. С помощью бревна.
Пока двигались к Белому озеру, Стас привёл в порядок наш запасной мотор. Имеем два действующих.
На ночевку зашли в реку Кема и по совету бакенщика ошвартовались у стоящих там плотов, а они привязаны к запани. Только зря мы этого бакенщика послушались - в 4 часа утра за плотами пришел буксир-плотогон. Хорошо, что его шкипер нас разбудил. Мы со Стасом выскакивали отцепляться и переставляться к запани. При этом Стас выскочил без штанов, в результате поимел приступ радикулита. Остаток ночи стояли на одном якоре. Сон был плохой: самые здесь комариные места, и ели нас нещадно.
Утром выходим из Кемы в Ковжу и видим такую картину: поперек судового хода стоят два сухогруза: «Оленегорск» сидит на мели, а «Невель» его стаскивает. Мы попытались пройти у него под кормой и сами плотно уселись. Все обычные в этих случаях телодвижения - мотор, закренивание, пихание футштоками - не помогают. Вахтенный с «Невеля», уже стянувшего другой теплоход с мели, заметил наши усилия и предложил нам свою помощь. Матросик с борта бросил нам легость, за нее мы вытянули толстый канат, закрепили его за мачту, и нас стянули на глубокую воду. Только мы перевели дух, как «Невель» начал работать машинами и струей от винта снова выкинул нас на мель. Пришлось всю операцию повторять сначала, а потом «Невель», «поумнев» выждал, пока мы отойдем в сторону. На этих маневрах потеряли минут 40.
Вскоре вышли в Белое озеро, вздернули паруса и 4 - 5-узловыми ходами курсом бакштаг пересекли его. Видимость хорошая, осевые буи обнаруживали своевременно.
Миновав озеро, движемся на моторе. Видим впереди яхту с синим парусом, она медленно лавируется по узкому судовому ходу. Это опять «Икар», его старенький мотор совсем отдал концы. Берем его на буксир и отправляемся ночевать в Горицы. Встали у знакомых мостков.Утром обе команды погрузились в автобус и уехали на экскурсию в Кириллов, а я остался стеречь обе яхты. Экскурсия у ребят прошла интересно.
Ну, я тоже не скучал. Сперва задул свежий боковой ветер, он нажал на широченный борт «Пилигрима», и наш якорь пополз. Я забегал по палубе, начал отталкиваться футштоком и отдал второй якорь. Только перевел дух, приходит речной трамвай и начинает неуклюже  маневрировать вблизи пристани и вблизи наших яхт, того и гляди, протаранит. Отдаю носовой швартов и перетаскиваю «Пилигрима» (тяжелый, дьявол!) подальше, за «Икар». А когда окаянный «Омик» стал отходить, мне пришлось травить оба якорных конца, чтобы их не перерубило винтом трамвая.
На этом мои тревоги не закончились. Совершенно пьяная компания хочет отвалить от берега на «Казанке». Сперва они оттолкнулись, а потом сообразили, что надо бы завести мотор. Мотор не заводится, а «Казанку» ветром прижимает к нашему борту. Дюралевая лодка, раскачиваясь, обдирает наш борт; я, ругаясь, отталкиваю ее ногами. Мужик, заводивший мотор, плохо держится на ногах и, в конце концов, рушится за борт. Пока его вытаскивают, лодку уносит ветром, я этому радуюсь.
Вернулись наши экскурсанты, и «Икар» тут же отходит, воспользовавшись попутным ветром. А мы уселись за обед: при всех своих хлопотах, я успел его приготовить. А, поев, занялись судовыми работами: поставили и подсоединили свеже заряженные аккумуляторы, изготовили топовый огонь, которого на «Пилигриме» почему-то не было, починили треснувший еще на Свири фальшборт.
Еще ночь прошла, и мы выбираем наши тяжеленые якоря. Вздернули наши 60 квадратных метров парусов, и «Пилигрим» ходко побежал по Шексне, а выйдя в Сизьминский разлив, мы догнали и обогнали «Икар». Его тут же взял на буксир московский катер «Молога», и к шлюзу в г. Шексне мы пришли одновременно.
Ждать почти не пришлось. Отшлюзовались. При выходе из камеры шлюза «Икар» идет под бортом у «Мологи», как вдруг у него обрывается носовой буксир, яхту разворачивает, и она с грохотом врезается носом в бетонную стенку шлюза. Мы зажмурились, но серьезных повреждений «Икар» не получил.
А к темноте мы уже пришли в Череповец, встали к бассейну с вышкой. Выхода на берег у бассейна почему-то нет, но нам пока и не надо. Легли спать.
Рано утром Минаев повёл свой «Икар» на Рыбинку, а мы переставили яхту на более удобное место – сбоку пристани «Причал им. Ломоносова». Обнаружили там соседей по нашему Михалевскаму заливу – большой моторный вельбот «Мечта». А чуть позже пришли с Онеги наши друзья на яхте «Былина» из «Водника».
За день мы проделали все нужные дела: закупили продукты, бензин; проводили в Москву нашего милого Сережу, у него время вышло; вместо него приняли на борт приехавшего из Москвы Женю Романова; с вечера приготовили все, что нужно для перехода Рыбинки. Прогноз на завтра: ветер 5 - 6 баллов, западный. Годится.
Мы с Ювеналием, сговорившись, встали в 4 часа утра и, не будя остальных, отшвартовались и вдвоем повели яхту под мотором к выходу из Шексны.  А в 7 утра, обогнув остров Ваганиху, подняли паруса. Тут и вся команда поднялась.
Ветер боковой, «Пилигрим» несется, как торпедный катер. Волна небольшая, не тормозит. Часа через три, определив свое место по буям, просчитали скорость и глазам не поверили: больше 10 узлов! Вот это хода! Видимость отличная, как говорят летчики: «Миллион на миллион». Вышли на основной, 63-й судовой ход. Здесь ветер почти попутный, несем паруса бабочкой, стаксель оттянут спинакер-гиком.
Уже два дня не было никаких неприятностей, что такое? Но около буя № 24 неприятность воспоследовала: спинакер-гик срывается с оковки на мачте (замки у него плохие), ударившись замковым тросиком о леер, отдается и от паруса - уходит за борт.
Сразу командую: «К повороту! Женя, следи!»  А поворот сразу не получается - стаксель, освободившись от спинакер-гика, сразу же намотался на штаг, получилась огромная колбаса, которая мотается по ветру и грозит оборваться каждую минуту. Пока мы укрощали взбесившуюся геную, а ветер этому всячески препятствовал, пока скрутили поворот - ушли далеко, и Женя потерял спинакер-гик из вида. Сделали несколько галсов в обратном направлении, но потери своей не обнаружили. Со слезами на глазах командую прекратить поиски и двигаться в нужном направлении.
Это прискорбное событие изрядно омрачило мне и ребятам прекрасный день. А мы так радовались нашей великолепной скорости. И, несмотря на солидную волну, никто не укачался.
Встретили по пути два «Дракона», они шли из Рыбинска в Череповец. Поприветствовали друг друга.
К 16 часам впереди - земля. Проходим маячок «Зональный», створ- тройник  «Бабьи Горы», остров Шумаровский - знакомые все ориентиры. Около 17 часов  проходим Коприно, но не останавливаясь, следуем дальше - времени у нас мало. Ветер подходящий, по Волге идем под парусами.
Почти в полной темноте вошли на ночевку в Охотинскую бухту пониже Мышкина.
Наутро, чуть продрав глаза, снимаемся с якоря и вновь бежим по Волге под парусами. Тянут они  здорово. Приходим в Углич, здесь делаем стоянку - нужен хлеб и курево, а команде еще нужны зрелища - хотят осмотреть храмы и соборы в Угличе.
Ювеналий, моя посуду, выплеснул за борт с грязной водой все наличие ложек. В Угличе сходил в ближайшую столовую и принес адекватное количество ложек. Говорит: «Купил», но мы точно знаем, что денег у него с собой не было.
При выходе на берег принаряженный Виля поскользнулся на мокрых бревнах и «сыграл» в воду. Изругавшись, стал вылезать, но ему не дали этого сделать, пока не отсняли это зрелище на кинопленку. Ну, спасибо - повеселил!
Пострадавший переоделся, и все отправились на экскурсию, а Стас - на стоящий невдалеке «Икар», поскольку нам удалось в Череповце раздобыть иголчатый подшипник для их мотора.
После экскурсии посидели у нас вместе с Витей Минаевым, попили пива. Виктор  остался на «Икаре» один, мы откомандировали ему в помощь Стаса, и, взяв «Икар» на буксир направились к шлюзу. Отшлюзовались быстро.
Выходим. Темнеет, но ветер уж очень подходящий, жалко, если он зря пропадет. Движемся по судовому ходу наперегонки с «Икаром» и еще одной яхтой из Москвы. Чистый галфвинд, хорошо идём! Сидим с Женей на ночной вахте, заглядывая в «Атлас-лоцию» этих мест.
Расхождение на траверзе – два расходящихся пассажирских теплохода вытесняют нас за ближайший белый буй и ш-ш-ух! – плавно, но плотно садимся на глинистую мель. Женька. Не сидевший ещё на мелях, от паники чуть на мачту не залез: «Сидим! Серёга, мы сидим!! Мы на мель сели!!!», и был поражен, когда я ему меланхолично отвечал: «Ну, сидим. Ну и что?». Выбрали стаксель, яхта закренилась. Сидим. Выбираем грот, крен ещё больше. Сидим. Женька – в отчаянии: «Сергей. Что же делать?». Опять я его привожу в изумление своей командой: «Спускайся в каюту, вари кофе!». Он возмущен: как это так, у нас кораблекрушение, погибаем почти что, а капитан Желает кофе пить. Но дисциплину знает – полез в каюту варить.
На запах кофе проснулась подвахта и тоже потребовала кофейку. Попили его все вместе, силенок у нас прибавилось, уперлись вчетвером двумя футштоками, развернули яхту на 180 градусов, паруса перекинулись на другой борт. Очень кстати поддул ветер, и «Пилигрим», снявшись с мели, выходит на судовой ход. Вперед!
Женя отпущен спать. Уверял, что из-за переживаний по поводу мели нипочем не заснет. Через пару минут из каюты раздался густой храп.
На вахте Юня и Виля, я остался им помочь. Подходим к повороту на Калязин, и из-за него становятся видны сотни огней всех цветов. Где огни буев, где створных знаков, где окна домов и фары машин - ни черта не поймешь! Зеленый огонь правого борта теплохода обнаруживаем внезапно и слишком близко к нам. Юня от неожиданности ворочает рулем не в ту сторону, и «Пилигрим» направляется под нос теплохода. Причем круто. Исправляться поздно. Поворот, еще поворот. У меня в горле пересохло, когда я хрипло повторял: «Круче. еще круче!». Ветер был хорош, повернули быстро, а то бы...
Мы вывернулись, а вот вахтенный теплохода - растерялся - он увидел, как наши бортовые огни метнулись ему под нос, а потом исчезли. Теплоход врубил две машины в раздрай, крутанулся на месте, потом встал. Включил прожектора и стал искать на воде наши трупы. А когда обнаружил, что трупы сидят в кокпите и, отдуваясь, движутся дальше, включил трансляцию и произнес на всю Волгу: «Эх, вы, мудаки!». А мы в ответ только руками развели: «Мол, извини, дяденька, ошиблись!».
Сколько же ошибок я сделал в этом плавании! Сидя дома, долго буду их анализировать. Идем дальше, унимая дрожь в коленках.
Утомительная это была ночь. Долго Калязин морочил нам голову своими огнями, а когда прошли его, судовой ход повернул к ветру, и нам пришлось лавироваться, уворачиваясь от теплоходов.
Стало светать. В районе Новоокатова какой-то теплоход орал на нас по радио, требуя, чтобы мы ушли с судового хода. Мы сказали: «Сам уходи, дурак!» и пошли дальше.
Хотел я часок поспать, но перед тем сварил для вахты кофе, не удержавшись, сам с ними попил, поэтому не заснул.
«Икара» мы еще с вечера потеряли из виду. А на нем наш Стас. Не знаем, впереди они или позади.
Приближаемся к Кимрам. Там есть плавкраны, с помощью которых хотим снять нашу мачту - она не проходит под мостами канала им. Москвы. А весит мачта четверть тонны, своими силами не справиться. Еще на ходу начинаем готовится к снятию мачты. Убираем паруса в кисы (это парусные мешки), снимаем гик, отдаем все крепления мачты, кроме штага и одной пары вант. Сняли брюканец, отсоединили провода. Тут и Кимры показались.
Долго ждали, пока освободится плавкран, он вытаскивал изношенный двигатель из речного трамвая и ставил туда новый. Наконец, дело дошло до нас.

Операция «Мачта» происходила так:

а) крановщик Витя дает нам стропку из стального траса, и мы, обернув ее телогрейкой, чтобы на ободрать мачту, надеваем стропку на мачту;

б) Витя по моей команду поддернул стропку под краспицы;

в) отдаем крепления последних вант и штага;

г) командую руками, Витя осторожно тянет мачту вверх, пока ее шпор не показывается над палубой, где в него хищно вцепляются три матроса;

д) шпор  мачты  подведен  к носу яхты  и здесь  поставлен  на палубу;   Витя  работает «майна», т.е. опускает топ мачты, а мои матросы, навалившись животами, удерживают шпор;

е) мачта легла, её чуть приподняли и подвинули вперед так, что она на метр высовывается с носа и метра на три с кормы;

ж) крановщик Витя вознаграждается бутылкой спирта, а мачта крепко привязывается. Операция окончена.

Мы провели её минут за 10, всё прошло без сбоев. Во первых, потому, что всё было продумано и подготовлено, а во вторых, потому, что командовал один человек. Об этом экипаж был предупрежден заранее.
Ювеналий был сильно недоволен тем, что я отдал крановщику бутылку спирта – «лучше бы сами выпили!». Но эту бутылку я приберег специально для этого случая: каждый труд должен вознаграждаться, а крановщик Витя может нам пригодиться в следующих плаваниях.
Ночевали в устье реки Дубны. Мачта, лежащая на палубе, конечно, осложняет нам жизнь. Неудобно лазить в каюту, форпик  и вовсе  перекрыт наглухо.  Мотор  заводить  неудобно.  Юня делает это, ввинчиваясь вниз головой между ромбовантами.
Перед шлюзом № 1 в Дубне ждали недолго, и как только в камеру зашли теплоходы, двинулись туда же и мы. А впереди нас - десятки моторок, позанимали все рымы, но у второго рыма я рявкнул, моторки посторонились, а когда мы ошвартовались, к нам под борт встали сразу три. Это - можно, это - другое дело.
Вышли из шлюза. Нужен бензин. Никак не могли найти место, где встать к берегу - мелко. Пришлось, в нарушение правил, встать к пристани, куда подходит «Ракета». Выяснили: придет через 1 час 40 минут. Выгребаем из карманов последние деньги, и трое матросов отправляются на бензоколонку. Она рядом, вернулись с бензином быстро, и мы устремляемся к шлюзу № 2. Приходим туда через полтора часа. Встали к палам перед шлюзом и ждем-пождем. Вдали показывается теплоход, а рядом с ним какая-то яхта. Рассмотрели в бинокль: «Икар!». Идут на моторе, не зря мы туда Стаса пересадили. А через минуту глянули: гребут веслами. Мы попросили владельца одного из катеров, ждущего вместе с нами, он быстро смотался и притащил «Икар» на буксире. Выяснилось, что пока мы их разглядывали в бинокль, мотор окончательно рассыпался.
Радостно приветствуем Витю и нашего Стаса. Давно не виделись. Оказывается, выйдя из Угличского шлюза, они тоже пошли под парусами, но как только стало темнеть, свернули в первую попавшуюся бухточку и там заночевали.
Витя и Стас передают нам кастрюлю с рыбой, добытой у рыбаков, чтобы мы ее зажарили. У них и газ кончился.
Опять при шлюзовании страшная сутолока: свободных рымов только два, а маломерок - полно. После долгой суеты все образовалось: и яхты, и моторки, и катера вытянулись от стенки до стенки шлюза, сцепившись бортами. Такого я еще не видел! Однако все идет нормально.
Выходим из шлюза уже в сумерках, до третьего шлюза 48 км, мы решаем идти до него и там заночевать. Я сижу на руле, остальные чистят и жарят рыбу. На «Икар» мы передали наш запасной мотор, и обе яхты идут самостоятельно. К третьему шлюзу пришли около полуночи, на вахте я изрядно подзамерз. Осторожно завожу «Пилигрим» за палы,  «Икар» становится к нам под борт. Усаживаемся вшестером у нас в салоне и  в первом часу ночи обедаем. Самое время.
Спали крепко, а, пробудившись, стали готовиться к шлюзованию. Вскоре оно и произошло. Опять несметное количество катеров и мотолодок.
Около четвертого шлюза проболтались около двух часов, а вот у пятого застряли надолго. В нем во время предыдущего шлюзования затонул катер. Жертв не было, всех вытащили, но катер поднимали со дна долго. А после этой аварии вахта шлюза начала изо всех сил соблюдать правила и инструкции. В результате мы простояли пять с половиной часов, пропустив 4 шлюзовки. Я для того пишу об этом так подробно, чтобы читатели поняли, что шлюзы очень часто являются основной и большой задержкой в наших плаваниях - много времени теряем.
Минаев на «Икаре» и несколько отчаянных катерников нахально вперлись в шлюз и нипочем не желали оттуда выходить, но когда их пригласили  подняться на вахту шлюза с правами, выкатились, как миленькие. Но тогда рассвирипевший Витя отправился на вахту шлюза и закатил скандал начальнику вахты. Вскоре по радио объявили: «При первой возможности пропущу две яхты и одну мотолодку, пришедшие первыми». Это, значит, нас. Дождались, прошлюзовались.
И опять нас держат между пятым и шестым шлюзом. А тут и встать негде – высокие бетонные стенки по обоим берегам. Тут Женя романов мне и говорит: «Капитан, мне в гальюн надо – большая нужда!».

-Ну и валяй!
-А куда валять-то – по обоим берегам полно народу (эти шлюзы - прямо в городе Икша).
-Женя, я не могу их попросить уйти с берега.
-Ну, я пойду в каюту!
-Нет, дружок. В каюте я тебе не разрешу этого делать.

Остальные матросы и Виктор со Стасом на «Икаре» с удовольствием слушают этот диалог, вспоминая, как Женька на Рыбинке умирал со смеху, увидев, как кто-то проделывал это на ходу. Женя: «Серёжа, мне уже невмоготу!». – «Ну, хорошо, я подойду к стенке, а уж ты  залезай на неё как хочешь».
И что вы думаете? На трехметровую стенку наш Женя взлетел неведомо каким образом. Как ангел. И тут же исчез в кустах. А вернувшись, долго не мог спуститься на яхту. Говорит: «Уж очень высоко.
Опять Виктор ходил на вахту шлюза и воевал там. В результате, в нарушение всех инструкций, нас запускают в шлюз в полной темноте. Ну, камера шлюза освещена ярко. А вот когда мы вышли в Икшинское водохранилище (в 23 часа), там было темно, как у негра. Но мы пристроились к толкачу и следуем за его кормовыми огнями. Он нас провел по Икше и по Пестовскому в-щу. У поворота в наш Михалевский залив мы отворачиваем и идем практически ощупью, в нашем заливе полная темнота - ни огонька. Идем малыми ходами.
В полвторого ночи подгребаем к «Парусу». Здесь пальнули ракетами - салют родному клубу, а заодно осветили пирс - место швартовки. Наши ракеты никого не разбудили, кроме Павла Шоболова, который и не спал - ждал нас. Принес на яхту бутылку, мы ее выпили и без сил попадали в койки.
Назавтра сходили к плавкрану и поставили на место мачту, затем мыли яхту, все чистили, сдавали казенное белье и собирали личное имущество. Часть команды по случаю прибытия отпустила тормоза, хорошо приняв горячительных напитков, и в работах участие не принимала. Это безобразие, но я им ни слова не сказал: ведь это - не моя команда, а так  сказать, «экипаж одноразового пользования». Так какой смысл заниматься воспитанием взрослых людей? При передаче яхты ее постоянному капитану Игорю Артеменко мы оба глубоко скорбим по поводу утраты спинакер-гика (да еще мы малый якорь утопили). Но я принимаю на себя обязательство за зиму восполнить потери (забегая вперед, скажу: обещание сдержал).
И - по домам!
Итоги этого плавания я подбивал в долгие зимние вечера. Оно было интересным, это плавание. Но вот беда - уж очень много ошибок было сделано. И на мелях сидели, и под теплоход чуть не влезли, и утопили кое-что из имущества. Ошибки, ошибки... В чем дело? Внимания, что ли, не хватает? Не такой уж я легкомысленный человек, вроде на ходу весь день сосредоточен, иногда до напряженности. К концу дня уставал от этого.
Нет, видимо, дело не в этом. Просто слишком уж быстро развивалась моя парусная карьера. После несложного управления шлюпкой один раз сходил капитаном «Изумруда», а потом сразу взялся командовать такой крупной и непростой яхтой, как «Пилигрим». А до этого плавания я пару раз выходил на нем в Пестовское водохранилище, да и то под командой Игоря.
С командой тоже были проблемы, из более или менее грамотных людей был со мной только Павел Шоболов, остальные до того вообще не ходили на яхтах.
Ну, и еще: сейчас, с высоты прожитых мною лет и пройденных навигаций, вижу - с годами выучиваешься в плаваниях постоянно просчитывать  и прогнозировать ситуацию на несколько ходов вперед, тогда ты готов ко всему. А тогда я этого не умел, и происшествия были для меня неожиданными. Нет, рано мне тогда было ходить капитаном. Тем более, на такой яхте, как «Пилигрим». Не готов я был к этому.
Но человек, видимо, так устроен, что обязательно учится на СВОИХ ошибках, вместо того, чтобы использовать ЧУЖОЙ, веками накопленный опыт. Причем, надо ему сделать ошибку один раз, нет, надо дважды, трижды наступить на одни грабли, поиметь все связанные с этим неприятности, чтобы только потом запомнить – как не надо поступать.
И это доказала следующая навигация – 1975 года. Опять Игорь Артеменко предлагает мне принять у него «Пилигрим» в Петрозаводске. Опять у меня нет команды. И опять – я соглашаюсь, набрав команду из первых попавшихся людей. И, конечно, опять имею в плавании неприятности.
А команда сформировалась такая. Виктор Дедов – здоровенный красивый малый, лет 28. Пару раз участвовал в крейсерских регатах. Имел ужасное отвращение ко всякой рыбе. А к водке – нет.  Герман Гребенников. Лет 40 с небольшим. Много лет назад был яхтсменом, ходил на швертботах, а потом, в результате несчастного случая, потерял ногу, передвигался на протезе. Тут мои приятели (Саня Аржанов) выдавили из меня слезу жалости, мол, человек – по натуре яхтсмен, мечтает поплавать хоть последний раз, а из-за физического недостатка его никто не берет. Я и взял. Ещё пошла с нами Валя Гущенкова, моя в те поры приятельница, весьма тяготела к парусному спорту, но опыт имела самый малый. Слабоватой получилась команда для такой яхты, как «Пилигрим».
Незадолго до ухода Игорь посоветовал мне взять в состав экипажа Виктора Г., с которым они вместе учились в школе яхтенных капитанов. Позже я скажу, почему не пишу его фамилию. У человека богатый опыт, капитанский диплом. Ну, опыт - это хорошо, а вот капитанский диплом меня смутил: как же, у меня-то только первый класс. За яхту и людей отвечаю я, значит, мне и командовать. Артеменко придумал: пусть Г. будет капитан-наставником. Это означает, что он может подавать советы, а принимать решения и отвечать за все буду я. Ладно, решили.
Сразу скажу, что опыт у Г., действительно, оказался большой, и кое-чему я у него научился. Но, в дополнение к опыту, у него оказался отвратительный склочный характер. Он конфликтовал со всеми: на берегу, на яхте, с представителями властей.  Желчь из него била фонтаном!
Кончилось это тем, что, возвращаясь в Москву, в Череповце, я предложил ему сесть в поезд и уехать в Москву, т. е. попросту списал его с борта. Остаток пути мы проделали вчетвером.
Несколько лет назад Г. умер. Поскольку ничего хорошего о нем я сказать не могу, то и предпочел не называть его фамилию.
Тоже урок: не бери в команду незнакомых людей, и малознакомых тоже. И еще: учти, что многие неплохие люди несерьезно относятся к своим рекомендациям, легко советуют включить в команду человека, которого сами почему-то не берут. Что ж, подумав над этим, я стал очень серьезно относиться к СВОИМ рекомендациям. Т.е., считаю, что надо чувствовать ответственность и перед тем, кому ты рекомендуешь, и перед тем, кого ты рекомендуешь.
А вот урок насчет принятия в команду незнакомых и малознакомых людей, тоже не сразу пошел впрок. Случалось мне и позже брать таких людей, правде потом мне с ними исключительно везло.
Проделали мы с этой командой плавание по маршруту: Петрозаводск - Кузаранда (пристанишка на севере Онеги) - Бесов Нос - Нятина губа - Ялгуба - Петрозаводск, и далее до Москвы. Не стану повторяться, описывая этот маршрут, я о нем уже рассказывал. Хочу только упомянуть о двух неприятных случаях, которые объясняю своей неопытностью, а также неумением просчитывать положение на несколько ходов вперед. Впрочем, это - одно и то же.
Приходим к мысу Бесов Нос, народ желает посмотреть на знаменитые петроглифы. При подходе учитываю направление ветра. Он - южный, значит северная бухта у Бесова носа от ветра закрыта. Заходим в нее, становимся на якорь. Народ на тузике (в этом году у нас была такая короткая и валкая пластиковая лодочка) отправляется на берег, проводит экскурсию, и мы ложимся спать.
На рассвете я просыпаюсь оттого, что чувствую какие-то удары. Думаю, наверное, тузик, оставленный под бортом на привязи, тюкается об борт. Вылезаю, чтобы перетащить тузик под ветер, и обнаруживаю, что - нет, никакой это не тузик, а сама яхта ударяется килем об дно. Взгляд вокруг, и все становится ясно: под утро, как часто бывает на Онеге, ветер поменял направление,  бухта наша открылась ветру,  якорь пополз,  и «Пилигрим» стащило на мель, он уже лежит на борту.  Слава Богу, мель – песчаная. Но волну уже разогнало изрядную. Срочно поднял команду. Начали толкаться футштоками, пытались закренить яхту, - всё без толку. Волной и ветром «Пилигрим» ещё больша затаскивает на мель, мы стоим уже с приличным креном, и волна лупит нам в борт.
Не далеке от нас ночевали на якоре одноклубники – Сергей Алексеевич Николаев с командой на «Изумруде». Увидев наши неприятности, они подошли – осадка у них намного меньше нашей, И ПЕРЕСАДИЛИ К НАМ ДЮЖЕГО Лёшу Кузнецова. Николаев остался с двумя дамами. Но и Лёшина помощь нам впрок не пошла.
Яхту развернуло носом к берегу, теперь волна молотит нам под корму. Пытаясь хоть как-то удержать яхту на месте, мы положили прямо под корму наш большой якорь, а якорь-цепь протянули к носу. Вроде держит, дальше нас не затаскивает. Но мы и так «хорошо сидим». Бедный «Пилигрим» под ударами волн ходит ходуном и стучит килем об дно.
Дело ясное: своими силами нам не справиться. Вчера видели в южной бухте большой катер «Нептун», что обслуживает геологов. Витя Дедов и Виктор Г. переправляются на тузике на берег и бегут к южной бухте за помощью. Туда же спешит Николаев на «Изумруде». Что предпринять в ожидании? Честно говоря. в тот момент я не знал, чем всё это может окончиться.
Но подумать – время у меня было. А, подумав, я собрал все документы – яхтенный и личные и сложил их в непромокаемый пакет.
А еще велел Валечке покормить всю команду. Уселись на закренённой палубе и позавтракали всухомятку.
Часа через полтора появляются на берегу оба Виктора, начинают переправляться к нам на тузике. Большая волна переворачивает тузик, мы с ужасом наблюдаем, как Витя Дедов выныривает и, выплюнув воду, переворачивает тузик и все же переправляется к нам вместе с Г. А тут и «Нептун» показался, идет нам на подмогу.
Операция «Мель» продолжалась около часа.  «Нептун» встает на якорь метрах в 60 от нас, они спускают на воду дюралевый тузик, и шустрый матросик привозит нам легость, а за нее мы вытягиваем к себе толстый буксирный трос. К нему мы крепим свой капроновый и, проведя его через носовой клюз, крепим к мачте. Мачту предварительно обернули толстой резиной, чтобы не ободрать. Дело осложнялось тем, что «Пилигрим» стоял носом к берегу, а тянуть его за корму нельзя - можно перо руля поломать.
Но 300 лошадиных сил «Нептуна» все преодолели: оторвав наш латунный полуклюз, который со свистом улетел в небо ( и, по-моему, не вернулся), погнув наш носовой релинг, «Нептун» нас развернул и вытянул на глубокое место. Как только яхта сдвинулась с места, мы вытянули наш большой якорь, а малый - не успели, и он протащился за нами по грунту метров 30. Потом мы на ходу его все же вытянули, но он  приобрел очень странную форму: его лапы оказались загнутыми в разные стороны. Ни раньше, ни позже я ничего подобного не видел! Хоть в музей этот якорь!
По нашей просьбе «Нептун» оттащил нас на буксире в Южную бухту, где сейчас тихо. Усталая команда приводит яхту в порядок, а усталый я отправляюсь к Черной речке, куда ушел «Нептун»; несу авоську с бутылками - гонорар за помощь. И что вы думаете? Благородные катерники наотрез отказались: «У нас этого добра хватает, а вам самим пригодится! Да и не делаются эти дела за гонорар!». Вот как!
До наступления темноты мы отвинтили и свезли на берег наш погнутый носовой релинг и с помощью стоявшего там ворота и бревна выправили его, как смогли.
А второй неприятный случай произошел с нами уже на Рыбинке. Как я уже писал, в Череповце Виктор Г. был списан и уехал в Москву.  Мы остались вчетвером. Настроение в команде было хорошее, особенно после ухода Г. На ходу потешались над Витей, который вчера, меняя шпонку у мотора, держал запасную шпонку во рту и нечаянно ее проглотил. Побледнев, он обратился ко мне: «Сережа, я шпонку проглотил! Что мне делать?» - «Как что? - отвечал ему я. - Доставай другую и ставь. Да больше не глотай, при твоём аппетите запасных шпонок на тебя не напасешься!». Все покатились со смеху, а Витя  мрачно бурчал, что, мол, человек помереть может, а вы ржете. Но он не умер, а стал еще здоровее.
Вышли на 63-й судовой ход. Около полудня в районе буя № 23 двигались остро к ветру, не вписываясь в судовой ход. Ветер 4 - 5 баллов,  скорость - порядка 6 узлов.  Нам пришлось делать короткие контргалсы. Я полез в каюту посмотреть карту, за рулем сидел Витя. Он пожадничал, затянул на длинном галсе и в 12-30 «Пилигрим» на хорошем ходу влетел на мягкую мель. Грунт – песок с глиной.  Я как раз вылезал из каюты, говоря Виктору, что он слишком затянул этот галс. Поздно – сидим.
Вытянули паруса, закренили яхту ( а она и так стояла с креном), вода пошла по палубе. Хотели развернуть её, но «Пилигрим» ещё дальше заполз на мель, и мы остались стоять с креном около 45 градусов.
Пощупали вокруг футштоком – со всех сторон глубина 125 сантиметров, а наша осадка – 185! Посмотрели вокруг, по буям точно определили своё место. По карте здесь глубина – 2,5 метра, но мы знаем, что Рыбинка в течение лета может изменить свою глубину до 2-х метров.
Пускаем в ход все известные нам способы снятия с мели – безрезультатно. Спустили тузик, Витя завёз якорь, тянем якорный канат лебёдкой. И якорь приехал к нам, а не мы к нему.
Герман фотографирует наши маневры, вызывая у всех раздражение (впоследствии мы будем благодарить его за ценные и поучительные репортажные кадры).
Поняв, что наши усилия бесплодны, перестаём суетиться. Мы с Дедом (это прозвище Вити Дедова) неторопливо замерили на тузике глубины вокруг яхты. Эти замеры показывают то, о чём мы и сами догадывались: сниматься надо в ту сторону, откуда пришли. А непосредственно под яхтой – мелко со всех сторон.
Решаю прибегнуть к посторонней помощи. Судовой ход – метрах в 50 от нас. Конечно, красных ракет мы не запускали, слава Богу, не погибаем ещё. А стали махать флагом-отмашкой горизонтально вправо-влево, что означает: «Прошу подойти к борту». Несколько проходящих судов оставили это без внимания, но около 18 часов небольшой сухогруз «Тигода» застопорил машины, а потом стал осторожно подбираться к нам. Я послал ему навстречу Витю на тузике, показать, откуда лучше подойти. Подошли. Нос «Тигоды» угрожающе навис над нами.
Матросики с палубы подают толстенный стальной трос с огоном диаметром метра полтора. Но мы уже имеем опыт снятия с мелей. К их тросу привязываем свой, капроновый и через носовой клюз проводим его к мачте. Обернув мачту толстой резиной, крепим за нее трос.
Пошла «Тигода» задним ходом, натянулся буксирный трос. «Пилигрим» медленно разворачивается на 180 градусов. В это время приходит шквал и начинает стаскивать теплоход на мель. Они немедленно отдают наш конец и уходят, сказав по радио: «Я сообщу спасателям». Утешение слабое: спасатели в Череповце - 65 км, и в Рыбинске - 90 км.
Темнеет. Задувает. Волна плещет под борт и под свес. «Пилигрим» покачивается, но об дно не стучим, сидим плотно. Когда яхту разворачивали, вырыли килем яму и теперь живем без крена.
Готовимся к ночевке. Зажгли стояночный огонь, несем по очереди вахту. Чуть приподняли паруса, ветер их прижал, и «Пилигрим» перестал качаться.
Ужинали без аппетита, настроение неважное. Отчего бы это? Спали тоже плохо - нет удовольствия от сна, когда знаешь, что пробуждение ничего хорошего тебе не принесет. Я не спал вовсе, но делал вид, что сплю.
Ночью несколько раз подшкваливало, но не сильно.
Позавтракали. Никакие спасатели, конечно, не пришли. Но не отчаиваемся, судовой ход рядом, кто-нибудь поможет.
Несколько судов опять прошли, не обратив внимания на наши сигналы. Около 9 часов утра приближается небольшой сухогруз «Ягорба». Заставляю Валентину надеть самый элегантный из ее купальников и выгоняю на палубу - махать флажком. Валя - девушка фигуристая, и на теплоходе не обошли ее своим вниманием. Видим, что «Ягорба» встает. И начинает операцию по снятию нас с мели, которая успешно завершилась минут через 45. При этом пару раз приложились своим бортом к нашему, ободрав нам краску.
Задали буксирный конец. Пошла «Ягорба» задним ходом, вытянула нас на мелкое место, и «Пилигрим» лег на борт. На теплоходе тут же застопорили и заорали по радио: «Мы же вас опрокинем!». Я рявкнул (громче радио): «Тяни, не опрокинешь!». Нас поволокли дальше, яхта выпрямилась и вскоре закачалась: мы на плаву. Ура!
Ура-то ура, но нужен ход, не то опять снесет на мель. А мы не можем поставить паруса - такой у нас беспорядок на борту: доски, веревки, резина... Срочно убираем все это, ставим стаксель, затем грот, и  «Пилигрим» пошел.  Объезжаем замечательную  «Ягорбу»,  орем в 4 глотки слова благодарности. И – на юг, теперь – строго по судовому ходу.
Это произошло в 9 часов 30 минут утра. 21 час мы просмдели на мели. Рекорд! Но – гордиться нечем.
А больше ничего примечательного в этом плавании не было. Через несколько дней прибыли в «Парус», и я сдал яхту Игорю. Убытков по материальной части на этот раз не было.

0 0 1 58679 334475 apple 2787 784 392370 14.0 Normal 0 false false false RU JA X-NONE /* Style Definitions */ table.MsoNormalTable {mso-style-name:"Обычная таблица"; mso-tstyle-rowband-size:0; mso-tstyle-colband-size:0; mso-style-noshow:yes; mso-style-priority:99; mso-style-parent:""; mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt; mso-para-margin-top:0cm; mso-para-margin-right:0cm; mso-para-margin-bottom:10.0pt; mso-para-margin-left:0cm; line-height:115%; mso-pagination:widow-orphan; font-size:11.0pt; font-family:Calibri; mso-ascii-font-family:Calibri; mso-ascii-theme-font:minor-latin; mso-hansi-font-family:Calibri; mso-hansi-theme-font:minor-latin; mso-fareast-language:EN-US;}

Глава одиннадцатая 

Утопил яхту 

Здесь я хочу рассказать, как я готовился к плаванию в навигацию 1976 года, и как это плавание НЕ состоялось.
С ялом-шлюпкой я навсегда покончил в 1971 году, а 1972 - 1974 годах командовал небольшим килевым крейсерочком «Пингвин». Потом пришли к нам в яхт-клуб пластиковые «Финны» из Таллинна, и мне захотелось побегать на этих парусных «мотоциклах». Совет клуба пошел мне навстречу, а «Пингвин» я передал Михаилу Ивановичу Смирнову.
Вот подходит очередная навигация. Что-то мне никто не предлагает быть сменным капитаном. Да и в матросы не зовут. А сам я, видимо, был уже достаточно высокого мнения о себе, чтобы попроситься к кому-нибудь.
К тому же за зиму прочел несколько интересных книг о яхтсменах, плававших в одиночку по океанам: Джошуа Слокам, Гарри Пиджен, Ален Жербо, Френсис Чичестер. И еще об одном, весьма пожилом «дедушке», капитане Уиллисе, который один пересек весь Тихий океан на плоту с парусом. А еще был мальчишка Робин Грехем, которому папа купил яхту, и паренек в 16 лет двинул вокруг света. И благополучно прошел. По дороге повзрослел и даже женился.
Я понимал, что ходить морями и океанами мне - слабо. Да и никто меня туда не пустит (не забудьте, что это были застойные коммунистические времена). А вот как бы это проделать одиночное плавание по Волге, а может и по Рыбинке? Мне казалось, что это я смогу. Всю зиму я продумывал план такого плавания, рисовал картинки устройств, облегчающих управление яхтой одним человеком. И соображал, на какой же яхте все эти устройства сделать. И пришел к выводу - только на «Пингвине».
Что это была за яхта? Построена она была в Германии и после войны получена оттуда в счет репараций. Во время войны, думаю, немцы яхт не строили, так что, «Пингвину» сто лет в обед. Но когда я им командовал, корпус его был в приличном состоянии. Дело в том, что вся обшивка у «Пингвина»  была  дубовая;  ни  раньше,  ни  позже  не  встречал такого. Дуб, как известно, не гниет много лет.
До меня несколько лет «Пингвином» командовал С.А.Николаев, который несколько раз яхту перестраивал по своему разумению, менял ей фальшкиль. На носу был бушприт. Паруса - старые, парусиновые. Каютка такая, что можно было в ней только сидеть, да и то на сланях. Но, прикинув, я убедился, что, если сделать одно спальное место, то остается пространство и для камбуза, и для остального имущества.
Хорошо. Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. Яхтой теперь командует М.И.Смирнов, надо получить его согласие. Да еще много согласий - Совета яхт-клуба, дирекции института.
Мишу Смирнова я обрабатывал долго. У него, при всем его хорошем отношении ко мне, своя забота: «А на чем я буду ходить, пока ты свой поход будешь проделывать?» Но потом его на это время пригласили участвовать в регате на другой яхте, и эта причина отпала. Тут же возникли другие. Однако я плавно дожимал Михаила, пока не выдавил из него такие слова: «Ну, ладно, если все остальные разрешат, то я не возражаю».
С дирекцией было проще. Зам. директора, опекавший яхт-клуб, Юрий Васильевич Зайцев - мой старый приятель. Он внимательно меня выслушал и только спросил: «Серега, не потонешь?» - «Юра, это не в моих интересах. Я этого не люблю - тонуть». - «Плыви. Только получи согласие Совета клуба».
На Совете было, конечно, сложнее. Люди там были опытные. Все они мне сочувствовали. Но - ответственность,  ответственность!  Ведь надо было  что-то записать в протокол  и подписаться. А потом Мошковский возьмёт и потонет, а отвечать – тем, кто подписал. Тюрьмой пахнет!
Долго судили-рядили, пока нашли выход. Велели мне в судовую роль вписать не одного, а двух человек, а дальше ответственность за то, что пошёл один – только на мне. Я посчитал, что это – Соломоново решение. Мне всё равно в случае чего отвечать за всё – своей шкурой.
Так я получил согласие на одиночное плавание.
Дальше пошла подготовка матчасти. Одному ходить – это совсем не то, что с командой. Например, фалы обоих парусов на «Пингвине» крепились за мачту. Шквальнёт внезапно – не успеешь добежать, лишишься мачты. Или паруса порвёт.
«Пингвин» ещё стоял в эллинге, а я уже начал действовать – поставил стопора для фалов на задней кромке каюты. Теперь из кокпита было легко дотянуться до фалов и быстро смайнать оба паруса.
От кокпита, где сидит рулевой, до транца, где находится мотор, - метра полтора - до мотора не дотянуться. Из лыжной палки я изготовил удлинитель для рукоятка газа, а также сделал металлическую тягу к рукоятке реверса. Заводить мотор мне придется на корме, а уж прибавить-убавить газ, а также заглушить мотор я смогу  из кокпита, т.е., не бросая румпель.
Палуба «Пингвина» от носа до кормы ничем не огорожена. Свалишься за борт, а на яхте - никого, она и уедет от тебя. Сконструировал и заказал на опытном производстве института кормовой релинг из трубок нержавеющей стали. С носовым релингом связываться  не стал, думаю, проведу от кормового по бортам два стальных троса, все будет какое-то ограждение. А изготовленный кормовой релинг я привез в «Парус» и установил его на «Пингвине».
Подготовил систему подвески камбуза. И еще много чего я сделал, не говоря уже о тех усовершенствованиях, которые я внес, когда сам командовал этой яхтой. Миша-то Смирнов на ней только катался.
Принял я и серьезное участие в ремонте «Пингвина» весной - шкурил, шпаклевал, грунтовал, красил. Скинули его на воду, и началось то, чего я и ожидал: все выходные М.И.Смирнов с друзьями активно катаются на «Пингвине», а мне на яхту почти нет доступа. Не то, чтобы потренироваться, а даже подготовительные работы некогда делать. Немного выручило то, что и Миша, и его ребята - люди пьющие. Как вечер - они за стол, а я - на яхту. И - что успею до полной темноты.
Выходить в плавание я решил в среду: приеду в субботу и за четыре дня многое успею подготовить. В субботу 26 июня я приехал уже загруженный имуществом и провизией. А Миша сел на «Пингвин» и пошел кататься. На мой упрек ответил: «Сергей, у тебя же будут еще 4 дня. Вот завтра мы тебе сдадим яхту». Слово - не воробей и в воскресенье с утра я потребовал сдачи. Самое трудное было заставить Смирнова с друзьями забрать свое имущество с яхты. Им лень было подумать, куда его девать. Наконец, лодка свободна. Чей-то пиджачок висит еще. Ну, ладно, потом заберут.
Приступаю к загрузке своего хозяйства. Еще ничего не успел, прибегает Слава Демин - председатель нашего яхт-клуба.     

- Серёжа, сегодня - День молодежи, здесь институтские комсомольцы. Решение Совета клуба  - на всех яхтах их катать.
- Славик, ты же знаешь, я на неделе ухожу, работы много!
- Ничего не могу поделать, дорогой, все яхты должны выйти, давай хоть на часок!

Дисциплина во мне с младых ногтей сидела, в сталинские времена воспитывался. Нещадно ругаясь про себя, принимаю на борт трех молодых девиц, я их в институте видел, а знаком не был. Тут познакомились: две Тани и Лена. Поставил я паруса, оттянул «Пингвина» от причала. Думаю: «Маленький кружок, и - на место».
Ветра почти нет, ползет «Пингвин», как черепаха, да еще в лавировку. Девушки по этому поводу очень веселятся, а я злюсь - ну, не до них мне! Другие яхты тоже вышли.
Прополз мимо соседней базы отдыха, здесь ветер поустойчивее, боковичек. Один малый из института обогнал меня на гребной лодке и посмеялся над нашей скоростью. Тут поддуло. И я кинулся его догонять. Словом, увлекся и забыл о своих намерениях вернуться побыстрее. Пришли к белому бую у выхода из Михалевского залива, я его обогнул и повернул в сторону яхт-клуба. Уж в момент поворота заметил я здоровенную черную тучищу, идущую к нам со стороны яхт-клуба. Ветер сразу зашёл, стал встречным, мне пришлось снова лавироваться. Несильный ветер, балла 2 – 3, но ведь шквал идет сразу видно. «А, - думаю, - ну что мне может сделать этот шквал в моём заливе?». И выбираюсь дальше на ветер.
А туча приближается, и уже слышны раскаты грома. Дождь пошёл. «Дождик раньше, ветер вслед – жди от шквала всяких бед!». Ведь знал же я эту старинную морскую примету, а не среагировал. Загнал я девушек в каюту, они подали мне непромоканец. Очки я снял, чтобы дождём не залепляло и отдал их Лене. Она, близорукая, надела их на себя.
Вот ударил первый порыв ветра. Яхта шла левым галсом; нас закренило прилично. Я потравил оба паруса, но они начали хлопать, и вся яхта затряслась, как припадочная. Громко дребезжали металлические трубки на вантах. Да, это было уже   около 6 баллов, и ветер ещё усиливался.
«Пингвин» несётся в сторону берега, я изо всех сил воюю со шкотами,  пытаюсь заставить яхту сделать поворот оверштаг. Она не хочет, только ход теряет. Садиться на мель мне не хочется, ходов все же много, от толчка можно мачту потерять.
В это время стаксель-шкоты вырываются у меня из рук, стаксель начинает хлопать на ветру, шкоты летают по воздуху, как змеи. Берег уже близко. Решаю рискнуть, делаю поворот через фордевинд: обоими руками выбираю гика-шкот, а бедром отжимаю румпель. Яхта резко поворачивает; во-время пригибаюсь, гик со свистом пролетает у меня над головой; обдирая кожу на руках, торможу шкотами, смягчая удар гика по вантам.
«Пингвин» уходит от берега, и я начинаю соображать, как бы мне поймать стаксель-шкоты. В это время - еще один сильнейший удар ветра; яхта закренилась гардусов на 50, и через борт в кокпит хлынула вода. Понимаю, что дело может кончится неважно и, перекрикивая вой ветра, ору девушкам в каюту: «Выходите, быстро!» Мне кажется, что они выползают слишком медленно, и я выдергиваю их наружу, хватая за что попало. Вода продолжает хлестать в кокпит.
«Откачаемся!» - оптимистично бормочу я себе под нос, но кокпит уже полон, вода хлещет и в каюту через невысокий комингс. Корма яхты начинает погружаться в воду. Мачта круто накренена, но паруса еще держат ветер, и полузатопленная яхта уходит от берега.
Мы все уже были за бортом, держимся за борт яхты; слышу сзади тоненькое: «Помогите!» Это  одна из Тань отпустила руки, и яхта уходит от нее. Протягиваю ей руку и подтаскиваю ее к яхте.
Держимся за борта, а «Пингвин» под нами уходит под воду. Я в отчаянии озираюсь по сторонам - не идет ли помощь. Соображаю: «Идиот, не взял спасжилеты, думал, на полчаса выхожу, так обойдусь! А плавать мои пассажирки умеют ли?»
Под конец из воды торчит один нос «Пингвина», на нем и держаться не за что - носового релинга-то нет. Да и эта ненадежная опора уходит под воду. До берега метров 40, а до мелких мест 30. Доплывем или нет? Все в одежках, а я еще в тяжелом непромоканце. «Если кто-то из них не умеет плавать, тут и мне кранты - я же не брошу!»Слышу треск мотора. «К нам помощь идет, девчонки!» - ору я радостно. Тут же подваливает небольшой тримаранчик с «Нептуном».   Кричу ему:  «Помогай!»,  но он за этим и подошел. Ловко развернувшись, подставляет нам борт, и мы хватаемся за него. Очень вовремя: нос «Пингвина» уходит под воду.
Уже ясно, что мы не пропадем, но обстановка пока еще нервная. Хозяин катера орет: «С кормы лезьте!», а мои барышни стараются залезть с борта, только ничего у них не получается не хватает силенок, только зря кренят катерок. Я энергично подсаживаю худенькую Таню, буквально перекидываю ее через борт и она шлепается в кокпит катера. Лена с помощью хозяина катера дисциплинированно лезет с кормы, цепляясь штанами за подвесной мотор. А вторая Таня одной рукой держит очки, а второй хватается за уходящий под воду нос «Пингвина». «Руку давай!» - кричу ей; она энергичным рывком перебрасывается к катеру. Двойной тягой - хозяин катера с кормы, а я с воды - загружаем ее, а потом вылез и я.
Тримаранчик был маленький, и в нем уже сидели четверо людей, да мы четверо влезли. Он и погрузился почти по борта. А когда хозяин завел «Нептун» и тронул катер к берегу, вода начала перехлестывать через транец. Пришлось часть людей пересадить на нос и водитель по имени Паша на самых малых газах повел катер к берегу.
А гроза продолжается. Дождь лупит толстыми струями. Оглянувшись назад, вижу, как нос «Пингвина» окончательно уходит под воду. И – тишина. Даже кругов на воде нет. Потом – буль! –огромный пузырь воздуха выскакивает из воды; тут и круги по воде пошли.
«Ну, - подумал я – теперь долго нырять придется. Чтобы найти яхту». Ан, нет! Несколько секунд спустя показалась из воды макушка мачты и верхняя часть грота – яхта, идя на дно, выровнялась и встала на ровный киль. Метра полтора из воды торчит. Зрелище, конечно. не из весёлых. Но зато полная ясность – искать яхту не надо. теперь вытащим.
Напротив нашего берега виден «Звёздный» Саши Кронберга, выкинутый шквалом на мель. Со свистом пролетает мимо нас к выходу из залива «Пилигрим» под одним гротом. Воет ветер, гремит гром, молнии, ударяя в воду, образуют фонтанчики.
А тем временем спасший нас катерок подходит к берегу напротив Михалева и мягко упирается в ил метрах в 4-х от берега. Мы с хозяином катера вылезаем в воду и просим выйти всех остальных. Трое моих «утопленниц» шлепают по воде и, выйдя на берег, кидаются под защиту ближайших деревьев. Только это бесполезно - все они мокрые насквозь, да и поливает их сквозь ветки деревьев.
Я помог Паше вытянуть катер к берегу. Потом оборачиваюсь и вижу: Лена и Таня (которая побольше) своими корпусами прижали Таню-маленькую, а она трясется такой крупной дрожью, что все три ходят ходуном. Ясно - нервный шок у девки. Я сообразил:

- А ну-ка, девушки, бегом в «Парус!»
- А где он, «Парус?»
- Дуйте прямо по берегу, не промахнетесь!

Они и припустились вдоль берега, на ходу успокаивая Таню-маленькую: «Все хорошо, все хорошо!»  Таня-большая утопила очки, ни черта не видит, ее тащат за руку. А Лена мне потом рассказывала, что тщательно обегала все лужи - боялась промочить ноги! В районе Дома рыбака бегущих девиц окликнули со стоящего у берега катера, а они с перепуга кинулись в кусты. Это был Стас Кретов, а при нем пес Филька, кинувшийся на бегущих, чем еще увеличил панику. Стас спрашивает: «Где Мошковский?» - «Там!» - печально махнули рукой девушки. «Все живы?» - Все, все...» - и бегом дальше.
Они прибежали к «Парусу», незаметно для всех шмыгнули в свою палатку, переоделись. Выпили бутылку вина. Почтенный Яков Ильич Портнов, один из всех понял, что с ними случилось и спрашивал у них потом: «А сухое-то у вас было?», имея в виду одежду. А девочки его поняли не так: «У нас была бутылка, но мы ее уже выпили!».
А я стою на берегу напротив места аварии мокрый, холодный и несчастный. Замечаю, что меня трясет. Это заметили и другие. На берегу стоит палатка, а в ней компания. Оттуда выходит человек и сует мне в руку чашку. Думаю - водка, залпом опрокидываю и небрежно занюхиваю предложенным мне куском хлеба. А потом дошло: глаза на лоб, дух перехватило, и я долго не мог отдышаться - это был чистый спирт.
А сердобольные Саша с женой уже содрали с меня мокрый непромоканец и в четыре руки растирают меня спиртом. Потом дают мне сухую телогрейку, и я перестаю дрожать.
Тут и состоялось общее знакомство. Наш спаситель назвался Павлом Максимовым из клуба «Меридиан» Я попросил у него координаты,  он  записал  их  на  бумажке,   которую я  засунул в карман мокрых штанов. Потом дома с великим трудом разобрал эту запись, написал благодарственное письмо в клуб «Меридиан», а еще в ОСВОД, и Паше выправили медаль «За спасение утопающих».
А второй спаситель (спиртовой) - Саша, фамилию на бумажке я так и не разобрал. Но благодарность к нему у меня в душе осталась: очень достойный человек - испытатель автомобилей и, к тому же, пьет, как лошадь!
В это время дождь кончается, тучи уходят, появляется солнце. Одновременно появляется мой одноклубник Сергей Знаменский на «Казанке». Я его немедленно направил в яхт-клуб с просьбой пригнать сюда два понтона, взяв веревки, бревна, крюки и пр.
В ожидании спасательной экспедиции знакомство с Сашей и его семейством продолжалось, и к приходу ее я был уже достаточно «хорош». Но экспедицию возглавили опытные С.А.Николаев и Вадим Прокофьев, которые и начали операцию по подъему яхты.
Вот приближается «Финвал» под мотором, таща за собой два понтона, на них – всё необходимое, а также человек 15 добровольцев.
Выставляем понтоны над затонувшим «Пингвином». Вот так. ревна прочно закрепили на понтонах. Со стороны кормы опустили на тросе якорь-кошку и подцепили ею кормовой релинг яхты. Ребата на понтонах ухватились за этот трос и за ванты и штаг. «Ра-аз, два-а - взяли! Пошла-а-а!» Яхта и в самом деле пошла вверх. Совсем поднять ее не удалось - палуба уперлась в понтоны снизу. Это ничего: в такой позиции - палуба в полуметре под водой - все хорошо раскрепили, и ял медленно потянул все всё сооружение к «Парусу». За рулем - Олег Шипилов. Вскоре на подмогу подошел  катер «Мечта» из соседнего клуба и тоже впрягся в буксировку. Так, двойной тягой, через полчаса притащили «Пингвина» к «Парусу».
Понтоны с висящей под ними яхтой подгоняем к берегу и высаживаем «Пингвин» на мель. Здесь добровольцев становится еще больше. Отвязали и развели пошире понтоны и начали с них подтягивать яхту вверх, а с берега одновремённо ее тянули на более мелкое место. Вскоре  показалась над водой каюта, а потом и палуба. Порядок! Залезаю с ведром в наполненный водой кокпит и начинаю энергично отчерпывать. Вскоре выдыхаюсь, и меня сменяют молодые. Для ускорения принесли еще помпу, и через двадцать минут «Пингвин» был осушен, и я отогнал его на место стоянки. Яхта стоит на своем месте и, по-моему, совсем неплохо себя чувствует. Чего нельзя сказать обо мне: наступил момент похмелья (у меня всегда это бывает очень скоро), да и морально тяжело. Все-таки допустил аварию и подверг серьезной опасности «мирных жителей», ни в чем не виноватых. По этому случаю залег в палатку и проспал до утра.
А утром со свежими силами изготовил, покрасил и поставил на место банку кокпита взамен уплывшей и навел полный порядок в яхте.
Потом продолжил подготовку к плаванию, но, как оказалось, напрасно: во вторник на Совете яхт-клуба решено было мое одиночное плавание запретить. И мой приятель, зам. директора Юра Зайцев тоже мне сказал: «Серега, охолони! После того, что мне рассказали, беру свое разрешение обратно!»
Так не состоялось мое одиночное плавание.
Конечно, я тщательно проанализировал этот прискорбный случай. Для самого себя я перечислил все допущенные мною ошибки. Не проверил перед выходом наличие спасжилетов.
Не вывел фалы грота и стакселя к кокпиту; а то мог бы мгновенно убрать оба паруса.
Когда подошел шквал можно было:

а) осторожно высадить яхту на мель;
б) пойти по ветру к выходу из залива;
в) сбросить оба паруса.

Ведь шквал я заметил минут за 10 до его начала, время было сделать все, что угодно. Вот как много ошибок! Причем, не соверши я хоть одну из них, и все бы обошлось, но я сделал их все!
Общая причина: мое беспечное и несерьезное отношение к этой прогулке, вызванное уверенностью, что близко к яхт-клубу в моем заливе со мной ничего не может произойти. Это было просто преступное легкомыслие.
Таким образом, не попал я в эту навигацию ни в какое плавание, а провел отпуск в «Парусе» Ходил на «Финне» и на «Пингвине», причем заметил, что на «Пингвине» при кренах мне становится не по себе. Хотя на легком «Финне» никаких таких эмоций не возникало. Это были остаточные психологические явления после происшедшего. Со временем это прошло.
Яхта эта была перестроена без грамотного инженерного расчета – у нас в клубе таким расчетом никто не владел. В результате ложилась она. Как швертбот, а тонула – как килевая яхта. Я-то считал, что. Если у яхты есть балластный киль, то она опрокинуться не может. «Пингвин» мне объяснил, что – может.
А как же девушки, которые со мной тонули? За то время, что я отдыхал в яхт-клубе, я написал… ну, не знаю – что: репортаж, рассказ, очерк? В общем, описал, как, с моей точки зрения, всё это произошло. Выйдя на работу, разыскал всех троих и пригласил к себе в гости. Они пришли, и мы с ними отметили благополучное избавление от опасности. Потом я им прочёл то, что написал и выслушал их замечания (всё-таки они при этом присутствовали!) и записал их.
А, прощаясь, девочки сделали мне роскошный подарок: резную по дереву икону Николая-чудотворца, который, как известно, работает покровителем всех водоплавающих. С тех пор  на  всех  яхтах,  которыми я командовал, Никола-угодник  путешествовал со мной. И за прошедшие с тех пор более двадцати лет я ни разу не утонул? Хотя много раз случалось попадать в опасные переплёты. То ли Николай помог, то ли я опыта набрался. 

Глава двенадцатая

Командую «Туманом». Первое плавание 

Поскольку яхт-клуб «Парус» принадлежал институту ЦНИИКА, то было у нас такое правило: капитаном яхты может быть только сотрудник института. Это понятно: помимо всех других видов ответственности, капитан яхты - лицо материально-ответственное, с него, в случае чего, можно взыскать. А если он не сотрудник - как с него взыщешь?
Вот осенью 1976 года увольняется из института мой приятель Саша Аржанов. Он командовал новенькой яхтой «Память», которую теперь принял Олег Шипилов. А мне досталась по решению Совета яхт-клуба его бывшая яхта «Туман-2». В декабре записали в протокол - Мошковский - капитан «Тумана».
Как говорил Остап Бендер: «сбылась мечта идиота» - я получил под командование приличную для тех времен крейсерскую яхту, на которой могу пойти куда угодно. И теперь могу сформировать полноценную и постоянную команду.
Хочу здесь привести строки из моего судового дневника о первом плавании на «Тумане». Судовой дневник прошу не путать с судовым журналом - это вещи совсем разные.
«Таким образом, появились два главных фактора, необходимых для проведения ДСП: есть яхта и есть капитан. Оба фактора необходимые, но недостаточные. А что нужно еще? Перечислим: а) яхта; б) капитан; в) команда; г) план работ по весеннему ремонту; г) сама работа; д) удачное стечение обстоятельств (никто не заболел, всем дали отпуск в нужное время);  е) ну, и горячее желание у всех - проделать это плавание. Вот и все. Немного, правда?
А ведь для хорошего плавания нужна еще и сменная команда, чтобы первой команде не думать об обратном пути. Видимо, все перечисленное у нас было, поскольку ДСП состоялось».
Что собой представлял «Туман»? Это «Дракон», перестроенный у нас в клубе в крейсерскую яхту: длина чуть меньше 9 метров, ширина - около двух, осадка 1,25 м или чуть больше, в зависимости от загрузки. Паруса - драконовские, т.е. площадь основных парусов 26 кв. м. Каюта с пятью спальными местами, столик раскладной обеденный, он же штурманский. Небольшой форпик, объемистый ахтерпик. Яхта достаточно мореходная, но, как все «Драконы», валкая и имеет склонность долбиться о встречную волну своим плоским носовым свесом.
Перестраивали ее у нас две команды: сначала команда Аржанова, а потом он получил «Память» и доделывала перестройку команда Шипилова. Спросить за огрехи было не с кого.
Как я уже говорил, капитаном «Тумана» меня назначили в декабре. И я немедленно начал торопиться: по опыту уже знал, что, если хочешь уйти в плавание в июле, то начинать работу надо в декабре. Две недели давил я на Шипилова, чтобы он съездил со мной в «Парус» и передал мне яхту. Уговорил, съездили, передал. Уговорить его передать мне  рундуки для хранения имущества не удалось вообще. Ну, с этим проще: я сам переложил шипиловское имущество в рундуки яхты «Память». А тумановские шкафы привел в порядок: сделал полки, врезал замки.
Разложил по местам всё яхтенное имущество, а. разложив, понял: для нормальной эксплуатации многого не хватает. «Туман» и так снабжен был неважно, а из того, что было, Олег Шипилов кое-что не нашёл, а кое-что не отдал – взял на новую яхту. Это понятно:  своя яхта – ближе к телу.Но для очистки совести я ему всё же погудел, что. Мол, порядочные люди так не поступают, да Христос велел делиться и т.п. Не преуспел, но на Шипилова не обиделся, думаю, что сам поступил бы так же. Что ж, придётся вспоминать былую профессию – заниматься снабжением.
Как только принял яхту, сразу возникла дефектная ведомость. Т.е. список работ, которые надо провести на яхте. Ведомость устрашала своими размерами, но я по опыту знал, что она ещё вырастет – по ходу работ всегда обнаруживаются многие дефекты, ранее не замеченные. Это-то нормально. А вот какими силами всё это делать? Команда! Вот вопрос вопросов. Командуя солидной яхтой, надо и команду иметь солидную. Забегая вперед, скажу: в первую навигацию на «Тумане» работали со мной хорошие, трудовые и очень приятные в обращении люди, мне с ними было хорошо, но командой они не стали. По разным причинам, только по уважительным, и я мог только сожалеть, что они в команде не закрепились.
А люди это, были вот какие: Толя Алпеев, кандидат наук из нашего института. Он не яхтсмен, но в 1973 году ходил со мной на «Изумруде». Здоровый, спортивный, крепкий, рукастый; при весенних работах многое сделал на яхте.
Его друг Виктор Красилов, я его раньше не знал, он - не москвич, живет в г. Шевченко на Каспии. Он-то как раз яхтсмен - ходил по Каспийскому морю на катамаране и гонялся на швертботах. Толя нас познакомил, когда Виктор был у нас в институте в командировке, я с ним поговорил и сразу понял: это - старпом! Ко всему Витя неплохо разбирался в подвесных моторах. А еще он умел петь песни - цены нет такому парню!
Еще один матрос - Юра Кравченко, ну, это - старый знакомый и приятель по яхт-клубу. У нас с ним общий интерес: Юра - превосходный гитарист, и я всегда любил петь под его гитару. К тому же и яхтенный опыт у него неплохой, правда несколько лет не плавал, но прежде имел за плечами несколько хороших плаваний, например, прошел на «Гринде» с покойным Володей Суворовым от Москвы до Калининграда на Балтике и обратно за 45 дней. К тому же Юра понимал, что яхтсмен должен быть трудовым человеком; таким он и был.
А пятой в команде стала в этом году моя коллега по работе и приятельница Валя Воронова. Она взяла на себя обязанности баталера, т.е. ответственного за провиант, но в плавании увлеклась и парусными делами: тянула за шкоты и старалась посидеть за рулем, когда дадут. Ей это было интересно. А я всегда очень любил, когда людям на яхте было интересно.
Все эти люди и сотрудничали со мной в навигацию 1976 года. Всех их привлекла возможность сходить на яхте в плавание, которое я затеял.
Но помогали готовить яхту не только они. Знакомые девушки Света и Инна еще зимой скроили и сшили из кожзаменителя оболочки для матрацев. Сменную команду по договоренности должен был возглавить Саня Аржанов. Естественно, в стороне от работ он не остался, а он - большой умелец. Его жена Марина тоже помогала, ну и другие люди, приятные моей душе.
Словом работать было кому. Так и работа тоже была! И не малая. Достаточно сказать, что как только появился Аржанов, он по моей просьбе определил гнилые места в обшивке бортов и вырубил их, очистив дерево от гнили. «Туман», стоящий в эллинге на кильблоке, выглядел после этого просто ужасно: через шесть огромных дыр в корпусе можно было видеть все нутро яхты и большую часть неба! И каждый, кто проходил мимо, спрашивал: «И вы рассчитываете всё это решето заделать?!»
С помощью всех остальных «решето» заделал Аржанов. Ну, чистодел, краснодеревщик! Ни одной щели не видно. А поработать пришлось всем: кроме заделки дырок в списке работ было еще 48 позиций. Часть успели сделать на берегу, часть уже на воде до плавания и во время него. Но 10 позиций все же осталось на следующий сезон. Дальнейший опыт командования крейсерскими яхтами показал, что на 100 % дефектную ведомость никогда выполнить не удаётся. Потом я научился разделять работы на первоочередные и второстепенные.
Много пришлось переделывать «шипилизмов» - так мы называли те огрехи, сделанные Шипиловым и его командой, которые мы обнаруживали в ходе работ. По нескольким поводам я спрашивал Олега: «Ну почему вы это сделали так нелепо?» Он каждый раз отвечал: «Мне было не до того!» А до чего ему было, я так и не понял.
Ругали мы его и в глаза, и за глаза, а потом у себя в команде порешили: ругать Шипилова - это тривиально, и всякий, кто скажет «Шипилов – идиот!» или что-либо такое. Платит в общий котёл десять копеек, а потом на эти деньги купим новую яхту.
Из крупных работ мы в эту первую «Тумановскую» весно сделали вот что:
а) вырезали гниль в обшивке и поставили заплаты;
б) ванты, закрепленные на палубе сантиметрах в 20 от бортов, перенесли к самым бортам; для этого пришлось ставить новые путенсы, зато передвигаться по палубе стало удобнее;
в) поскольку я отказался от бакштагов, то для уверенности установили ещё одну пару вант;
г) поменяли весь фальшборт и на нем установили погоны для стиаксель-шкотов;
д) изготовили и установили новые леерные стойки, провели новые леера;
е) сделали дубовую вставку на покалеченный Шипиловым в плавании форштевень, изготовили и установили новый брештук, а сверху него, на носу установили оковку из нержавеющей стали, с которой нос яхты стал выглядеть угрожающе. Мой друг Коля Земляков, поглядев, поморщился и сказал: «Серега, сними! С тобой рядом опасно будет ходить!ё», на что я ему отвечал: «Пока рядом или позади - безопасно, а вот если перед носом окажешься - берегись! Словом, не  уверен - не обгоняй!»
ж) провели обычный малярный ремонт: обдирка корпуса, зачистка, грунтовка, шпаклевка, покраска;
з) Толя Алпеев, работал в каюте - изготовил новые пайолы, а еще закрыл пластиком
боковые стенки диванов.
Остальные буквы алфавита перечислять не стоит, их все равно не хватит.
Подводную часть мы покрасили свинцовым суриком на горячей олифе, борта - сиреневым цветом. Я сам подобрал колер и получился  «сиреневый «Туман»; палубу сделали серо-голубой со стальным отливом. А название и номера на борту - ало-красного цвета. И стал наш «Туман» красивым!
А раз уж нам пришлось принять яхту с таким печальным названием, а переименовывать не хотелось, примета плохая, то наплевали мы на цифру 2 и стали называться просто «Туман». Тем более что первый «Туман» к тому времени сгнил и был сожжен.
Когда выкатили яхту из эллинга, при свете дня он стал выглядеть еще красивее. Многие восхищались. Ну, конечно, и без ехидства не обошлось, разве яхтсмены могут без него? Например, ехидный Земляков пустил слух, что Мошковский покрасил яхту «под цвет белья любимой женщины». А я заявляю, что это подлая инсинуация! Хоть это и давно было, но я хорошо помню, что белье у нее было другого цвета.
Конечно, с количеством проведенных весной работ мы явно перебрали, т.е. взялись сделать больше своих возможностей. Мне мой опыт подсказал, что надо как можно больше сделать для яхты в первый ее сезон, а дальше захочется как можно больше ходить на яхте и как можно меньше на ней работать. Но организовать все тоже было не просто: то материалов не хватало, то люди из команды заняты и не могут приехать.
В результате на воду сбросились в конце мая - последними в клубе. Да и то сбросились лишь потому, что корпус стал рассыхаться. А за неделю до отплытия обнаружили трещину в мачте - пришлось снова выкатываться на берег, снимать мачту и заделывать трещину.
На тренировки времени почти не осталось. Пару раз прошелся я со своей командой, разок Аржанов, и - пора на выход.
Мы вышли 1 июля вместе с другими яхтами нашего клуба, которые собирались участвовать в МКР (Московской крейсерской регате) по Волге и Рыбинке. А мы держим путь на Ладогу, к острову Валаам. А потом пригоним яхту в Петрозаводск и там передадим ее команде Аржанова, они хотят принять участие в регате «Кубок Онежского озера».
Вместе с нашими одноклубниками мы отшлюзовались и прошли канал - к вечеру первого же дня мы миновали все шлюзы и ночевали в устье реки Дубны. А дальше двигались по Волге и для развлечения устраивали сами себе концерты под Юрину гитару. Пели втроем - Юра, Витя и я. Толя пытался нам подпевать, но с музыкальным слухом у него некоторая напряженка, и он это вскоре понял.
Рыбинское водохранилище прошли без приключений.
Опасный момент мы пережили в Шексне во время шлюзования. Наш проход был согласован с вахтой шлюза, поэтому, когда теплоходы вошли в камеру, я спокойно направил «Туман» вслед за ними. Но тут ворота стали закрываться. Отворачивать было поздно, я рявкнул: «Газу!»; Витя раскрутил рукоятку газа до отказа, «Туман» прыгнул вперёд, и мы успели вскочить в шлюз до того, как нас могло прищемить огромными створками ворот.
Всю Среднюю Шексну прошли под парусами на радость Виктора, который смог на ходу подремонтировать оба наши мотора. Они у нас старенькие и часто выходят из строя.
В районе Иванова Бора нас остановил рыбак на лодке: «Ребята, я вам рыбу, а вы мне существенное, а?». Дали ему стакан «существенного», а взамен получили  двух  здоровенных
судаков и килограмма три подлещиков. Использовали этот «подножный корм» на обед, ужин и завтрак.
Белое озеро пробежали при попутняке под спинакером. Войдя в реку Ковжу, мы с Толей легли поспать перед ночной вахтой, а Виктор, Юра и Валя, двигаясь за сухогрузом, не заметили поворотного буя и заехали в реку Кему, затем в Шелопасть, и очень удивились, когда увидели, что путь перекрыт запанью. Еще больше удивился я, проснувшись от постукивания чего-то в корпус яхты, и выскочив на палубу, вижу: стоим посреди плавающих бревен, а над нами возвышается огромная корма «Волго-Дона». А тут еще с теплохода заорали: «На яхте! Мы отходим, вы нам мешаете!» Мало чего соображая, хватаю футшток, отпихиваюсь от борта «Волго-Дона», мы заводим мотор и отходим в сторону.
Немного разобравшись в обстановке, я говорю вахте: «Вы, ребята, не туда заехали!». - «Не-е-е-т! - закричали они, - мы шли, как ты учил, да и теплоход нам дорогу показывал!» Не знали они, что в Шелопасти есть маленький лесопогрузочный порт Новокемск, где теплоходы грузятся лесом. Они все еще со мной спорили, когда я увидел на берегу большие серебристые баки, в которых хранят горючее, и опознал Новокемск, где я однажды бывал. Повернул «Туман» в обратную сторону и вскоре вывел его на Ковжу.
Трудно нам с Толей пришлось на этой вахте - посреди ночи на Ковжу и водораздельный канал пал густой туман. «Туман» в тумане! Уже рассвело, а берегов не видно, идем ощупью, в результате энергично влетаем в глинистую мель. Минут 15 не могли сняться, только когда четыре мужика повисли на вантах, а Валя при работающем моторе сидела за рулем, «Туман» сошел с мели. В этот же момент под всеобщий смех у Толи свалились непромокаемые штаны. Дальше шли малыми ходами, только в 4 утра туман разошелся и мы пошли с нормальной скоростью.
Но мы не зря двигались всю ночь, благодаря этому мы рано начали прохождение Вытегорских шлюзов, и к 18 часам уже стояли в г. Вытегре.
Проделав там обычные дела (баня, бензин, продукты, почта), к вечеру двинулись на Онегу. Я решил еще сэкономить время и 18 миль от устья Вытегры до Вознесенья (Вход в реку Свирь) пройти ночью. В Озеро мы вышли в 22-30. Сначала продвигались плохо: волна была, а ветра не было. Яхту болтало, паруса хлопали - противно! Но вскоре, как и ожидалось по прогнозу, поддуло, и «Туман» неплохо побежал при боковом ветре. Ночью ветер усилился, пошел дождь, и мы с Виктором всю вахту отсидели в непромоканцах. В темноте немного промазали мимо Свирской губы - дрейф не учли. Но при свете дня разглядели известный нам буй, и исправили наш курс. Поскольку вскоре нам уходить с Онеги, набрали канистру чистой онежской водички. А немного позже вошли в исток реки Свирь, тут и дождь кончился, появилось солнышко.
Этот день был удачным - прошли до Лодейного Поля, а назавтра добежали до Свирицы - это поселок в устье Свири, при выходе в Ладожское озеро. Там, у диспетчера я получил прогноз на Ладогу: ветер от 2-х до 10 метров в секунду, направление переменное. Точный прогноз, ничего не скажешь! Просил у диспетчера разрешения на выход в Озеро, он, усмехнувшись, послал меня куда подальше. Я понял, что разрешение я должен дать себе сам, и: «По местам стоять! Со швартовов сниматься!»
Прошли озерный канал, и, выйдя в озеро, легли на просчитанный мною компасный курс. Дуло слабо, шли бейдевинд, хода 2 - 2,5 узла. На спокойной вахте Виктор и Толя развлекаются: один рулит, а второй читает Котляревского:

«Эней був парубок моторний

И хлопец - хочь куды козак.»

Виктор – человек, хорошо знакомый с капризами погоды, предсказал отход ветра и оказался прав – ветер отошёл в 23 часа. А в 24 часа проснулся я от грохота на палубе – оказывается. ветер отошёл до полного бакштага. И вахта попыталась вдвоём поставить спинакер, но не совладали с ним –спинакер-гик вырвался из рук и задрался к небу. Я выскочил через форлюк, помог вахте укротить взбесившийся спинч, и хода увеличились до 5 узлов. А я лёг досыпать.
Вахту я принял в 3 часа утра. Обстановка спокойная. Юру будить не стал. Восход солнца встречал в одиночестве, любуясь этим зрелищем. Одной рукой держал румпель, другой поднимал флаг.
В течение моей вахты ветер постоянно заходил (и впрямь переменный, как в прогнозе), и я вынужден был менять компасный курс: 295… 300… 315. Ещё с вечера Толя и Витя изобрели подсветку нашего компаса с рефлектором из фольги, и курс на компасе я всё время видел хорошо. Не учёл только, что фольга стальная, и она даёт девиацию – искажает показания.
Ветер слабый, ход тихий. По расчету времени впереди должен показаться остров Ханкипаси. В 5 часов утра впереди и справа вижу острова, а левее них, в озере - предмет, похожий на маяк. Я довернул к этим островам, и «Туман» долго шел к маяку и мимо него.
Это и был маяк. Только - не тот. Девиация компаса сработала, и мы отклонились от нужного курса, направились прямо в пролив Мантсинсари у восточного берега Ладоги. А нам туда не надо. Разобрался я в обстановке, увидев створные знаки, которых на правильном курсе быть не должно. А, поняв, где мы находимся, проложил новый курс - 270 градусов, т.е. точно на запад. Мы скрутили поворот и пошли к Валааму.
Все устали за эту ночь. Виктора я отпустил спать, а сам клюю носом за рулем. Ветер слабый, но отошел до попутного. С помощью Юры и Вали воздвигаю спинакер, спинакер шкоты провел через корму на нос, и, посадив Юру за руль, сам уселся на форлюк управлять спинакером. Вскоре поддуло, и мне стало не до сна: ветер загуливает и я, соответственно, должен работать шкотом и брасом. Аж взопрел за этой работой!
В полдвенадцатого выходят на вахту Витя и Толя, и в это же время я четко разглядел на острове справа макушки собора и колокольни. Валаам!
Обходим запретную зону на юге острова и к Валааму направляемся с запада. Вот когда мы увидели маяк Ханкипаси. А чуть позже показался вход в Никоновскую бухту. Ветер крепчает, убираем геную и под одним гротом со свистом влетаем в бухту. Там заводим мотор и через узкий проливчик выходим к месту стоянки - к кресту под скалами.
Не успели ошвартоваться, как злая тетка с турбазы объяснила нам, что стоять здесь нельзя - это единственное место, где берут воду. Спорить с ней не стали, а подвинулись метров на 15 влево. Хорошо стоим!
Пришли мы на Валаам в 17 часов, значит, от Свирицы шли 25 часов, а если бы не заблудились, дошли бы за 20. Но зато переход был спокойным.
С утра моя команда познакомилась с экскурсоводом Таней из Ленинграда. С ней и отправились на экскурсию по острову. Все, кроме меня, а я остался стеречь яхту и готовить обед. К вечеру все вернулись, на обеде присутствовали две Тани, обе ленинградки. Кроме обеда угостили их концертом. И то, и другое наши гостьи одобрили.
Наутро поспали – торопиться некуда: на Валаам пришли с упреждением на два дня против графика. Толя и Витя сбегали в посёлок, отметили крейсерскую книжку. А во второй половине дня снялись с якоря, имея в виду посетить Байевые острова. Этот небольшой архипелаг – недалеко, миль семь к востоку от Валаама. Ещё на Свири встретились мы с ленинградской яхтой «Укор», её капитан Валера показал мне эти острова на карте, похвалил их красоту. Рассказал про удобные места стоянок.
Как мы туда шли и что было дальше, Виктор подробно описал в стихах (явно не без влияния Котляревского):

 От Валаама шли на ост,

Сиговой страстью пораженный,

Туристам показавши хвост.

Помчался он, как оглашенный,

На Лемписари курс держали

И вмиг двух выловил сигов -

И тихо дождь холодный кляли.

На славу выдался улов!

 

Наш кэп над картами гадал;

Но дале, как он не ловчил -

Пролив Байонный отыскали,

Червей копал и мух ловил,

У старой пристани пристали,

Но все же третьего сига

Где нас уж Бахус ожидал.

Так не поймал он ни фига.

Наш рыболов Алпеев Толя

 

Наутро ели двух сигов,

Нелегкая досталась доля)

Что составляли весь улов,

Хотел червей в земле нарыть,

Картошку жарену жевали

А после сига изловить.

И Юру-кока прославляли.

 

В развалинах мы землю рыли,

Сигов мы этих пожирали,

Червей для сига раздобыли,

 

Но водкой их не запивали,

Послали удальца вперед,

Посколь под эти два сига

Туда, где сиг червя берет.

Нам кэп не выдал ни фига.

 Витя представил это произведение для занесения в судовой дневник. Я прочел и, поскольку все было отображено с предельной точностью, одобрил и разрешил занести.
Вечером подходили к нам двое местных браконьеров на моторке. Толя им показал головы и скелеты пойманных им рыб, и они (браконьеры, а не рыбы) сразу объявили, что это - не сиги, а хариусы. После чего Алпеев возгордился еще больше.
Остров Лемписари (русское название - Лембач) - круглый островок диаметром не более километра. В проливе у берега - разломанная пристань, у которой мы и стояли. Метрах в ста от воды - фундаменты круглого кирпичного строения, надо думать, церкви или скита. Вокруг развалин - неограниченное количество земляники, которой мы  поживились.
Весь следующий день посвятили стирке и сушке постельного и иного белья, а также приборке и мытью яхты
Перед возвращением на «материк» еще раз сходили на Валаам, купить хлеба и масла. При подходе поимел я первый опыт  работы с плавучим якорем (а точнее - как не надо с ним работать). Прибежали мы к Валааму быстро, при боковом ветре, а когда пришло время входить в узкую и извилистую Монастырскую бухту, надо было двигаться против ветра. Завели мотор, а он сразу же начал дымить - отказала система охлаждения. На ремонт нужно время, значит надо постоять. Вот тут я извлек  из ахтерпика собственноручно пошитый мною плавучий якорь, вставил в него распорки и выпустил его на тросе. Что ж, он плюхнулся в воду и болтался у нас под носом, как сосиска, а «Туман» стоял лагом к волне и ветру, которые раскачивали яхту, мешая Виктору ремонтировать мотор. Значит, с плавучим якорем надо работать не так. Его надо
отдавать с кормы, когда яхта еще имеет ход, и потом, когда якорь заберет, и трос натянется, перетаскивать якорный конец на нос.
Но тогда у меня ничего не вышло, и Виктор, ругаясь, чинил мотор на качающейся яхте. Но привел его в порядок, мы вошли в Монастырскую губу, встали у пристанишки, закупили продукты и вернулись на Байевые острова. Только встали теперь не на Лемписари, а напротив, у о-ва Байонной. Место, куда подойти, нам подсказал здоровенный катер, стоящий у скал. Мы осторожно подошли, встали рядом и смогли прямо с носа яхты шагать на берег. А выход на остров - удобный, вроде лестницы из камней.
Катер оказался из рыбохраны, мы с ними познакомились и подружились - вечером давали концерт для их капитана Саши. Особенно с ними подружился Юрий Иванович. Утром они пригласили его с собой на моторке выбирать сети, поставленные с вечера. Вернувшись, Юра приволок на «Туман» полведра ряпушки - вкуснейшей рыбки, зажаренной им же до состояния подошвы.
Красивые места, удобные стоянки. Впоследствии, бывая на Ладоге, я каждый раз посещал эти острова.
Обратный путь к Свири у нас получился долгим. Почти всё время ветер дул слабо (от двух баллов до нуля) и нам навстречу. Скорость была соответственной – от 2,5 узлов до нуля.  Практически весь путь пришлось проделать в виде двух огромных галсов. Вот и занял наш путь по Ладоге 44 часа.
Вечером мы давали банкет команде «Пинты». Выпивали и закусывали в кокпите «Изумруда. Под тяжестью 9 человек кокпит «Изумруда» медленно, но верно принимал воду. Получился, так сказать, «самозалив» вместо самоотлива. Обе команды очень веселились, и больше всех нас смешил бородатый новичок с «Пинты» Дима. Он очень занятно рассказывал, как на Онеге его сажали за руль, а остальные играли в преферанс. Когда от дыма у них начинали слезиться глаза, они выскакивали в кокпит и дружно начинали его учить. «Вылезают, огляделись: «А-а-а, привелся!» Я - раз румпелем! «А-а-а, увалился! А-а-а, опять привелся!» Но скоро им это надоедает, они лезут в каюту, а я веду яхту, как бог на душу положит».
Наутро в дальнейший путь не тронулись, а обе команды кроме капитанов погрузились в автобус и поехали на экскурсию в знаменитый Кирилло-Белозерский монастырь.  Как прошла эта экскурсия, я рассказывать не буду, поскольку сам в ней не участвовал, а о Кириллове расскажу позже, когда сам там побываю.
Оставшись один я в спокойной обстановке сделал профилактику нашим моторам. Попутно перевязал ногу одному пьянице, который, купаясь, напоролся на стекло. В благодарность пришлось выслушать много пьяных разговоров. Пристрелить его надо было, чтобы не мучился!
Вечером мы приглашены с ответным визитом на «Пинту». В тесноте, но не в обиде.
Наутро снова потянули «Пинту» вниз по Шексне и вскоре вышли в Сизьминский разлив. Проходили его долго: встречный ветер, крутая короткая волна. Ну, и скорость соответственная, еле-еле плотогонов обгоняли.
Но кончилось и это, вошли в Среднюю Шексну, «Пинта» отцепилась и стала лавироваться по широкой в этих местах реке. Ночевали в притоке Шексны - реке Ирдомке, встав к деревянным мосткам у неизвестной нам деревни. Завтра в г. Шексне смена экипажей.
С утра два часа хода, и мы - у пассажирской пристани Шексна. Отправили разведку на вокзал, узнать насчет билетов на Москву. Разведка вернулась с билетами и привела с собой смену - Виталия Максимова и Сережу Антоненкова. Третьего - Олега Можаева мы должны подобрать за шлюзом, На прощанье - по стопарику и Павел, Толя, Галя и Зина отбывают на вокзал.между двумя мостами через Шексну, так в Москве договаривались.
А мы отходим и, таща «Пинту» подваливаем к шлюзу. Туда въезжает буксир с баржей, за ним входим и встаем к рыму мы, а к нам под борт - «Пинта». Влетает в камеру еще «Метеор», и: «Внимание на судах! Начинаю опорожнение камеры. Следите за швартовыми!». Следим. Спускаемся вместе с водой на 13 метров.
Выйдя из шлюза, проходим первый мост и начинаем разглядывать берег в поисках Олега Можаева. Мне уже ясно, что выбрал я для встречи с ним очень неудачное место: узкий судовой ход, сильное течение от шлюза. Чего проще было - назначить, как и остальным, на пристани. В спешке договаривались!
А вот и Олег: бегает по берегу, прыгает, машет руками, орет что-то, не слышно за шумом мотора. Я не могу придумать ничего умнее, как встать на якорь у края судового хода. Олег на берегу уговорил местного мужика и тот подвез Олега со всем его барахлом к борту «Изумруда».
А на судовом ходу показался идущий в нашу сторону теплоход. Быстрее! Олег швыряет в яхту имущество, вскакивает сам. Я завожу мотор, командую: «Вира якорь!» Виталий бежит на бак и...
без труда вытаскивает оборванный якорный конец. Перегнил!
Времени на раздумье нет. Соображаю, что якорь не найти: вода мутная, глубина около 6 метров, сильное течение. Запасной якорь есть. Нехорошо выражаясь, включаю скорость и мы, развернувшись, идем вниз по Шексне.
Вновь прибывшие рвутся за руль. Ну, если такая радость - сидеть за рулем при движении под мотором, то - на здоровье.
До Череповца 55 километров, и шли мы туда до глубокой ночи. Уже в сумерках накрыл нас  сильнейший дождь, такой, что несколько минут я вел яхту, а точнее две яхты, вслепую. Виталий, даже в непромоканце, промок насквозь, а я, не успев одеться - еще глубже.
Подходим к Череповцу в темноте. С напряжением отслеживаем огни буев. Ребята с «Пинты» знали хорошее место для стоянки, поэтому мы заранее пересадили к себе их матроса Андрея в качестве лоцмана, и он вывел нас к деревянному

 

     К Белому озеру вышли под вечер. Хотели переночевать у рабачьего причала Ковжа, но не знали подходов туда, и обе яхты уселись на мель. Снявшись, Костя Булгаков предложил ночью идти в Белозерск. Он хорошо знает вход в канал через прорезь и предложил мне держать на его кормовой огонь. Ладно, поехали. На озере свежий ветер, нам - боковой. Волну разогнало, хоть и небольшую - до полутора метров, но крутую и короткую, как всегда на мелких водоемах. Швыряет нас изрядно.
Вот показались многочисленные огни Белозерска, на их фоне мы теряем из виду гакобортный огонек «Багиры». Пытаемся разыскать огни створа, ведущего в канал - не находим (потом выяснилось, что эти огни не горели - выходные были, что ли?). Ходим взад-вперед вдоль берега, чуть на мель не высадились, а вход в канал через прорезь обнаружить не можем. Да и опасно туда лезть, волноломы насыпаны из камней, можно разбиться вдребезги. А команда вся укачалась. Сашку Дмитриева просто выворачивает наизнанку. Значит, соображаю я, придется постоять до света на якоре. Убираем паруса, отдаем якорь и ложимся в койки. Ночевка, конечно, беспокойная, швыряет, дергает, волна бьет под нос. Дождавшись света, иду выбирать якорь, а выбрать не могу - волна и ветер отжимают лодку. Звал на помощь Сашу - он не может подняться, совсем рассыпался.
Что ждать? Белозерск рядом. Засекаю ориентиры на берегу, привязываю к концу якорного каната ярко оранжевый спасжилет и отдаю его за борт. Будет поспокойнее - придем и найдем. На свету без труда отыскиваю прорезь - вход в канал, на полных ходах влетаем туда, майнаем паруса и становимся к набережной. Тут - тишина и спокойствие. Сашка продолжает болеть, а тут еще у Бори разболелось плечо, Инна водила его в больницу, там оказали помощь.
Пока сделали нужные покупки, озеро успокоилось, я на моторе вывел яхту через прорезь, быстро отыскал свой спасжилет и без труда вытянул якорь. Дальше все шло нормально, только Саша болел несколько дней - не мог оправиться от морской болезни - и так бывает.
В Коприно, после перехода Рыбинского водохранилища, Инна и Саша нас покинули - уехали в Москву - отпуск кончился. Мы остались вдвоем с Борей,  вдвоем и проделали остаток пути до Москвы. Управлялись неплохо - Боря помогал мне отлично. Только вот в районе Новоокатова он, сидя за рулем, прозевал оттяжной буй,  «Палома» села на мель, и мы долго не могли сняться. Кончилось это тем, что я повис на гике, закренил яхту, а мотор работал на полных  газах; яхта рывком сошла с мели, а Боря, еще неопытный, не знал, как выключить мотор. Но всё обошлось благополучно.
Вот и всё, что мне запомнилось из этого плавания. Надо не лениться и вести записи.

 

Глава девятнадцатая

Идем на Белое море

 

Если вы не забыли, в 1969 году я побывал на Соловках и был в восторге от них. И все время соображал, как бы там еще разок побывать. И не только побывать, но и походить как следует по Белому морю. Стал я планировать на навигацию 1985 года такое плавание. План получился такой: я с командой ухожу на Белое море, посещаем Соловки, а затем продвигаемся еще дальше на север, пересекаем Полярный круг и в Кандалакше сдаем яхту Виталию с командой, они туда приедут поездом, а мы уезжаем в Москву.
Еще до плавания возникли кое-какие проблемы. Первая - с комплектованием команды. Я всех ребят отдал Виталию, а мне с кем идти? Выразил желание присоединиться ко мне Леша Колотов, я его знал через отца - зам. директора нашего института, моего  непосредственного шефа. А сам Алексей - сотрудник института океанологии, поплавал по морям и океанам, да и в яхтенном деле кое-какие навыки имел. Леша притащил с собой своего друга Витю Хамаганова. Ну, конечно, верный юнга Боря при мне. А еще в последний момент  попросился  к  нам другой приятель Леши – тоже Алексей. Так что, пришлось мне в это плавание отправляться с почти незнакомой командой. А плавание, оно всегда чётко показывает – кто есть ху.
Вот, например, Лёша Колотов оказался большим барином – работать не любил; ему бы командовать, да знаний для этого маловато. А вот его друг Витя – очень подходящий для команды парень - трудовой, послушный и очень реактивный, в смысле - реакция у него хорошая. Второй Алексей тоже не любил работу, но мужик он был неглупый и понимал, что  в команде надо быть не хуже других. Так что, особых сложностей с командой у меня не было. Остается сказать, что Леше Колотову было под 30, Вите - 26, Алексею -32 - 33 года. А Боре  тогда  еще не исполнилось 16.
Плавание проходило, в общем, нормально, происшествия были только мелкие, да ведь такие бывают всегда.
Из судового дневника: «День потрачен на проход всего четырех шлюзов. Обидно, сразу начали отставать от графика, а главное - совершенно негде встать на ночевку. Течение от плотины таскает яхту взад и вперед, может ночью сорвать с якорей, А уже стемнело, нашего брата на яхтах не шлюзуют. Ищу место, где встать, вдруг со шлюза раздается громовой радиоголос: «Яхта, заходите в камеру!» Ворота открыты Шлюз пустой, на светофоре - зеленый огонь. Завожу мотор, включаю скорость, и... ни с места! Шпонка полетела, много лет со мной такого не бывало! Быстро снимаем мотор, достаем другой, он укутан брезентом и туго перевязан веревкой. «Нож!» Я полосую тупым ножом по веревке, а заодно по своему большому пальцу. Кровь хлещет в кокпит, на транец и на мотор. Ругаясь сквозь зубы и обильно брызгаясь кровью, ставлю запасной мотор на место и завожу его. Мы направляемся к камере шлюза, но в это время зажигается красный свет и ворота закрываются. Не дождались!
В течение пяти минут на яхте не произносится ни одного печатного выражения. Алексей считает поведение вахты шлюза хамским, остальные «присоединяются к предыдущему оратору».  А я, с сожалением рассматривая свой укороченный палец, уговариваю всех отнестись  к произошедшему по-философски.   
Растянулись вдоль берега на двух якорях вдоль берега и приготовились к ночевке.
А на другой день мы прошли два оставшихся шлюза, вышли в Волгу и до ночи успели пройти до устья реки Медведицы. В график не вошли, но несколько подогнали. И на том спасибо!
Я повел «Палому» в широкий залив напротив устья, отделенный от судового хода островами. Там подход к берегу надо долго искать, а время уже к ночи, я и не стал этого делать. Прямо у берега стоит носом к нему большое судно, по обводам более похожее на морское, чем на речное, называется «Сойма». На нем бегают мальчики и девочки в матросской форме. Школа юных моряков, надо полагать. Стоит «Сойма» несколько странно - носом к берегу, а кормой к навальному ветру, якорей с кормы не отдано. Я бы так не встал, но они же - моряки, им виднее.
Мы стоим на якоре метрах в 150 от берега. Рассказав друг другу положенное количество анекдотов, улеглись спать.
Из судового дневника: «Неприятным было пробуждение в полвторого ночи: «Сойму» развернуло ветрам и потащило всем бортом на береговую отмель. Засуетилась вахта, начала суматошно работать двигателями, сдернулись с мели и поперли задним ходом на нас. Хорошо, что мы с вечера подвесили на гике фонарик, его увидели и успели чуток отвернуть. Прошли вплотную, даже зацепили бортом наш флагшток на корме. И еще орут по радио: «Уходите, меня сносит на мель!». Караул, деревня, мужики горят!
Вся наша команда шустро вылетела на палубу. Более шустрый Витя даже пробежал по голове менее шустрого Леши. Быстро вытянули якорь, завели мотор. А куда идти-то? Вокруг темень, хоть глаз выколи! На малом ходу, ни черта не видя, отодвинулись на 200 - 300 метров от сумасшедшей «Соймы». В ее адрес было произнесено немало энергичных выражений. Их повторяли и в последующие  несколько дней, т.к. она шла в одном направление с нами, мы ее несколько раз видели и старались держаться от нее подальше».
Рыбинку прошли без осложнений, до темноты успели укрыться в Комариной бухте.
В Череповце стояли между двумя яхтами: справа у нас была «Мария», а слева «Марья»!
На Верхней Шексне Боря, сидевший за рулем, прозевал оттяжной буй и высадил «Палому» на мель. Чего-то мы долго провозились со снятием в этот раз. Выручил нас проходивший пассажирский теплоход, он разогнал волну, мы по ней попрыгали и снялись.
Чуть позже я увидел на берегу, метрах в 50 от воды какой-то ржавый катер и говорю Боре: «Вот видишь, что бывает, когда рулевой зазевается!» Боря, ухмыльнувшись, отводит глаза.
Мечтали в Вытегре помыться, но баня была выходная, на Онегу пошли грязные. Озеро проходили при слабых ветрах в три приема. Первую стоянку имели у Южного Оленьего острова. Там я на слепней наловил рыбки, и вся команда ею поужинала.
Следующий переход сделали до острова Сал. Опять у меня не хватило терпения плестись при слабом ветре, и под конец я завёл мотор. При входе в пролив между островами Сал и Корела встретили моторку с людьми, их много – мужчины, женщины, дети.

- Привет, друзья!
- Здравствуйте!
- Всё ли в порядке?
- Да. а у вас?
- Тоже порядок. Ребята, на сале банька ещё горячая, можете воспользоваться.
- Ай, спасибо, нам это очень кстати.

И мы воспользовались. Банька на Сале – по белому, т.е., с трубой; имеется чан для воды, каменка, полок, черпаки – словом, всё, что полагается. Пара, правда, уже не было, зато вдоволь горячей воды, а нам бы только отмыть десятидневную грязь. И чисто в этой бане, несмотря на то, что она – ничья.
Там я на слепней наловил рыбки, и вся команда ей поужинала. А назавтра нам пришлось пройти всего 22 мили до Повенца. Что мы и сделали - не торопясь, но и не медля, потому что у нас в Повенце назначено свидание - Валентин Адамов должен туда приехать и к нам присоединиться.
Издалека увидели здоровенные знаки Повенецкого створа, легли на них, и вскоре углядели грузовые причалы. А что это за фигура на одном из них? Эге, да это же Адамов! Ошвартовались и радостно приняли Валентина на борт. Оказывается, он ждет нас уже давно - целых 10 минут!
Заглянул я в диспетчерскую канала и спросил о нашем шлюзовании. Показали на телефон и велели звонить на шлюз № 1. Звоню.

- Шлюз № 1 слушает.
- Докладывает капитан московской яхты «Палома». Как насчет шлюзования для нас?
- «Палома? Сейчас посмотрю в журнале (шелестит страницами). Да, на вас есть разрешение. Подходите к шлюзу, когда вам удобно, и я вас пропущу.

О! Бюрократия сработала без сбоев! Я еще в Москве подал заявку на прохождение канала.
Встали у причала обстановочного поста и послали Витю в магазин. Он заскочил в стоящий неподалеку плавмагазин, уверенно объявил там, что он - плавсостав, и его отоварили, даже помидор принес. А Адамов каким-то чудом разжился в этом поселке бензином.
Подходим к первому шлюзу, ворота перед нами распахиваются, будто мы - теплоход. И началось долгое шлюзование по Беломор-каналу. Шлюзы здесь по прежнему почти все - деревянные, т.е. имеется выемка в скальном грунте, обрешеченная бревенчатой клетью. Входишь в камеру, цепляешься отпорниками за бревна. Тут сверху высовывается голова шлюзовой тетки-матроса: «Швартоваться будете?» - «Будем!». Один из наших матросиков начинает швырять кверху бухту швартовного троса. Если докинуть удается, тетка его обводит вокруг кнехта и ходовой конец опускает к нам. А если не докидывает и вся бухта падает ему на голову, тетка идет к будке, берет там огромный багор, метров 8 длиной, и опускает его к нам. Мы подвешиваем на крюк наш швартов, она утаскивает его наверх и т.д.
Канал - то узкий, с участками нерасхождения, то с широкими разливами. Вот мы входим в один такой разлив, называется река Телекинка и получаем хороший попутный ветер.

- Поднять паруса!

Правила нарушаем, зато бензин экономим. А ход - быстрее, чем на моторе. Позже, перед выходом в Выгозеро, ветер заслаб, шли со скоростью 2 - 3 узла. Тут я вытравил с кормы «дорожку» с блесной. Сперва выудил здоровенную корягу, а чуть позже - небольшого сига. Т.е. небольшого по здешним понятиям - килограмма на два. Сиг, оказавшись в кокпите, вел себя неприлично - молотил хвостом, но я перерезал ему хребет, и он успокоился. Адамов, заядлый рабак, смотрел на это недоверчиво - мол, не может такого быть. Но, когда рыбину разделали и зажарили, ел он ее с таким же аппетитом, как и все.
Из судового дневника: «18 шлюзов ББК позади, остался один - 19-й, и мы - в Белом море. Дело к вечеру, планируем сегодня же отшлюзоваться, заночевать в Беломорске, а там - вперед на север! Проходим пригороды Беломорска, открытый наплавной мост, справа остается грузовой порт Шижня, рейд со стоящими на нем сухогрузами. А вот и подходной канал к шлюзу. На светофоре  красный  свет,  ворота  закрыты.  Ну,  что ж,  подождем.  Ошвартовались  к  пустому
дебаркадеру. Идут из шлюза теплоходы, один из них включает трансляцию и говорит: «На яхте, вам приказано вернуться в Шижню и явиться к диспетчеру для проверки». Вот как! Ладно, пойдем проверяться. Хотя и непонятно, что будут проверять. На наличие контрабанды, что ли?
Подходим к порту, примеряемся, где  встать. Здесь ошвартовано огромное, в несколько этажей, судно с надписью «Плавмастерская № 672», около нее суденышко на подводных крыльях «Восход», а на нем несколько мужиков пригласительно машут нам руками и что-то орут. Я выключаю мотор и, двигаясь по инерции, выясняю, что нас приглашают ошвартоваться сбоку плавмастерской. Место удобное, подходим, вывешиваем кранцы, встаем.
Знакомимся с пригласившими нас. Володя, капитан плавмастерской. Николай и Андрей - капитан и механик «Восхода». Плавмастерскую гонят из Болгарии, где их строят, в Мурманск. Это третья, которая идет туда, первые две развалились на ходу при штормах и потонули: одна в Черном море, вторая - в горле Белого. А Володя уже 11 месяцев в пути, из них два месяца сидит в Шижне, ждет буксира.
А «Восход» своим ходом прибежал с завода в Феодосии, а назначение у него - Красноярск. Через Северный морской путь своим ходом такое суденышко не пройдет, его через Белое море потащат на буксире, а в Архангельске погрузят на самоходку.
Все эти интересные сведения мы узнаем во время вечернего чаепития у нас на «Паломе», на которое мы пригласили наших новых знакомых (кроме чая мы ничего не выставили - экономим). Но это было попозже, а еще днем я побывал у диспетчера порта и выяснил, что он, диспетчер, нас проверять не собирается, а обязан связать нас с местным КГБ. Звонили туда, но ответа не было. Как пояснил диспетчер, кагэбэшник уже пьет чай. А, может, и не чай. Звонить ему придется завтра утром.
Мы спокойно переночевали под боком у плавмастерской, а утром я снова явился к диспетчеру, связался с представителем КГБ, и тот сразу преподнес мне сюрприз: с прошлого года ВСЁ Белое море объявлено погранзоной.  И выпускают в него только тех, у кого документы оформлены как надо. Впрочем, решать окончательно он ничего не стал, а дал указание звонить в Кемь, начальнику пограничного КПП.
Высунув язык, бегу на почту, заказываю Кемь, а когда соединили, начальник КПП произнес мне такие слова: «Хорошо, завтра с утра приедет в Беломорск наш наряд, он проверит ваши документы. Если они в порядке, пойдете в Белое море, а если нет, так нет».
Я заранее приуныл, не веря в чудеса, но, надеясь все же на свое испытанное везение, с нетерпением ждал завтрашнего утра.
Вот оно наступило. Поехал я на встречу с нарядом в рыбный порт Беломорска. Взял с собой Витю и Борю, пусть они посмотрят большой столичный город Беломорск. Ребята сошли с автобуса в городе, а я доехал до самого рыбного порта. Там выясняю: пограничники будут работать в городе, в исполкоме. Пока ждал обратного автобуса, подошел к берегу Белого моря, опустил руку в воду и попробовал, каково море на вкус. Горько-соленое, как мое настроение.
В исполкоме встречаюсь с погранцами. Блестящий, вежливый и доброжелательный прапорщик, посмотрев наши бумаги, сразу же объявил: «Но пасаран!» Документы не годятся, в Белое море нам хода нет. Вариант один: судовая роль с разрешительным штампом Московского городского управления КГБ. Симпатичный прапор явно сочувствует, но помочь ничем не может.
Да, чудес на свете не бывает, везение не вывезло. Значит, пути вперед нет, а только назад. Смену придется производить в Петрозаводске. Обидно, как говорится, до соплей, но вешаться по этому случаю я отказываюсь. Придется через год-другой правильно оформить документы и повторить это плавание.
- А сейчас - почта, звонок в Москву Виталию: «Меняйте билеты, нас не пустили, встреча в Петрозаводске». Виталий все воспринял хладнокровно, сказал: «Есть!»
Надо возвращаться. Прямо с почты захожу к диспетчеру, прошу предупредить 18-й шлюз, что мы идем назад. А затем прощаемся с нашими новыми приятелями, они нам сочувствуют. В порядке утешения Володя провел с нами экскурсию по плавмастерской. Это - ого! - целый завод. Три этажа, 14 цехов, заводоуправление. Мощный станочный парк, свое энергохозяйство. Мы, пока стояли, с разрешения Володи, зарядили свои аккумуляторы от его сети. Побывали мы и на «Восходе». Ну, это - просто комфортабельное суденышко на подводных крыльях, чуть поменьше «Ракеты».
Провожаемые приветственными криками и маханием руками, заводим мотор и отваливаем. Это было в 16 часов, но время дня здесь значения не имеет - ночи светлые.
В расстройстве чувств я при отходе перепутал буи фарватера и громыхнул килем по камням. Изругавшись, вывожу «Палому» на судовой ход и направляюсь к 18-му шлюзу.
Снова долгое и нудное шлюзование. Приятным был переход по Выгозеру. Попутный ветер, паруса бабочкой, четырех узловой ход. Берега далеко, солнце светит, тепло.
Сзади слышим ритмичный стук, характерный для дизелей. Оглянулись: догоняет нас кто-то с двумя мачтами. Догнали, и мы их разглядели. А поглядеть есть на что: уменьшенная копия старинной каравеллы. Огромный бушприт, две мачты со стеньгами и салингами, черный корпус с нарисованными портами, только пушек нет, на носу и на корме - надстройки. Длина метров 13. На корме надпись: «Арктос», Петрозаводск. Разглядел я и капитана. А ведь я его знаю, он раньше командовал вельботом по имени «Риф», однажды подтаскивал меня к месту старта.
Поприветствовали друг друга. Бородатый капитан предлагает потянуть нас на буксире до ближайшего шлюза. Поблагодарив, отказываемся. Во-первых, под парусами идти приятнее, а потом, уж очень коптит их дизель. Они и утарахтели вперед. А потом мы их догнали у шлюза и шлюзовались вместе до самого Повенца. Познакомились с капитаном Сашей Кузнецовым, его помощником Володей Колесовым, еще у них матросик, две дамы и двое мальчишек.
     В шлюзах помогали друг другу, пару раз мы становились к ним под борт. В одном из шлюзов, видимо, вахта была в подпитии: закрыли за нами ворота, опустили воду, потом опять подняли. На мачте «Арктоса» стоит мощный динамик, Саша произнес в микрофон: «А нам вверх не надо, нам надо вниз», после чего вахта, спохватившись, воду снова опустила, и мы продолжили наш путь.
У одного из шлюзов мы застряли на всю ночь. Чтобы не пропустить шлюзования, держали вахту: на «Арктосе» Володя, а на «Паломе» я. Со скуки взялись ловить рыбу и надергали много салажек. Небольшая, но вкусная рыбка.
В Повенце стояли вместе у пристани, тут я и предложил: пойти вместе на о.Сал и устроить там совместную баню. Люди с «Арктоса» восприняли это с энтузиазмом - им было давно пора помыться. Да и нам тоже.
Вышли во второй половине дня, они утрюхали на своем дизеле, а мы долго лавировались по Повенецкому заливу, нам уже надоели моторные ходы. К о. Сал подошли к 3 часам ночи. Или утра. К этому времени поддуло, и мы с Витей, пребывая на вахте, с удовольствием отметили 7-узловой ход. Со свистом ворвались в пролив между островами, тут проснулся Адамов, вылез и помог нам швартоваться. «Арктос» давно стоял у рыбачьего причала, на нем все спали, кроме Володи и одной из дам, которые в ожидании нашего прихода, сидя на причале, играли в шиш-беш. Тут все и легли спать.
А, выспавшись и позавтракав,  мы вместе с ребятами с «Арктоса» занялись подготовкой бани. Из обломков разрушившегося дома напилили и накололи дров, ведрами носили воду из озера. Затопили. Сперва банька наполнилась дымом, но потом его вытянуло и обе команды отлично попарились и помылись. Выскакивали из бани и ныряли в прохладную воду пролива. Даже солидный Адамов, разбежавшись, лихо прыгнул в воду с причала.
Потом натаскали воду для женской половины, и довольные собой и баней, разошлись по яхтам на обед. Договорились о совместном ужине.
Наш Боря на тузике мыл борта «Паломы», а после вступил в морское сражение с мальчишками с «Арктоса», которые из бревен сооружили плот и хотели взять Борю на абордаж, но он их победил.
Попозже мы с Володей соорудили на причале большой стол из рыбных ящиков, которых здесь полно, а также сиденья для всех. Обе команды собрались за этим столом и хорошо посидели за ужином. «Ничто так не спаивает коллектив, как совместная пьянка» (Цитата из С.А.Николаева).
Наутро вышли поврозь, договорившись о встрече в Кижах. Опять прекрасный солнечный день. Выйдя из пролива, мы обнаружили хороший попутняк, поставили грот и геную бабочкой и побежали 6 - 7 узловыми ходами.
Какое-то время видели позади «Арктос», который поставил все свои многочисленные паруса: грот, геную, бизань, апсель, и топселя на обеих мачтах. Но при всем этом богатстве мы от них уехали и потеряли их из вида.
У Тамбиц-носа, как обычно, попали в закисон. Завели мотор ровно на 15 минут, вышли из безветрия, потом снова двигались на парусах. Надо было только пройти «заколдованное место».
К вечеру через Северный фарватер вошли в Кижские шхеры и на ночевку встали на якорь в бухточке напротив Кижей. Видели, что у старой Васильевской пристани нахально ночевала какая-то яхта. Кто бы это?
А в той же бухточке, что и мы, только за островом, ночевал «Арктос», но мы его не видели, узнали только наутро.
Выспавшись, подгребаем к пристани. Яхта, замеченная нами вчера,  оказалась одного клуба с нами - «Маугли», командует там мой старый друг Володя Лукин. Приятная встреча!
А вскоре туда и «Арктос» подгреб. И весь народ с трех яхт отправился на экскурсию, только Володя Колесов и я стерегли все хозяйство. Провели время за дружеской беседой. Я озабочен местом стоянки в Петрозаводске. Еще весной я получил письмо от моих петрозаводских друзей о том, что дебаркадер школы ДОСААФ, где мы всегда базировались, сгорел и стоянка там открыта всем ветрам. Володя посоветовал постоять на кооперативной стоянке, где они держат свой «Арктос. Стоянка там хорошо укрыта. Учтем.
Наутро пошли в Ялгубу, сговорившись с Лукиным встретиться там. Еще до выхода из шхер приготовили паруса, а, выйдя, поставили их. И - понеслись! Боковичок, балла четыре, хода 5 -6 узлов. Я, припоминая удачи прошлых лет, советую Адамову вытравить «дорожку» с блесной. «Да что ты - удивляется Валя. - Смотри, хода какие! Да и глубина по карте до 80 метров. Какой дурак станет клевать в таких неподходящих условиях?» - «Ничего, вытрави, в скорости не потеряем». Пожав плечами, Адамов травит леску с катушки.
Через пару часов завидели островок Монак с маячком, и вскоре энергично затрещала катушка. «Это от сопротивления воды» - говорит Адамов. Я, ухмыляясь, советую выматывать. Валентин берется за леску рукой и меняется в лице: «Рывки!». Командую вахтенным Леше и Вите травить паруса, чтобы потерять ход. Адамов дрожащими руками крутит катушку, а я лезу за нашим складным подсачником. Привожу его в «боевое» положение и поудобнее примащиваюсь на корме. И когда Валя подвел рыбину к самой яхте, я с трудом подцепляю ее и плюхаю в кокпит. Ого! Все, кто сидел в кокпите, дружно поджали ноги. Здоровенный, дьявол, килограмм на 5 - 6. Явный лосось - с черными пятнышками на обоих боках. Красивый!
Адамов с некоторой опаской вытаскивает у лосося из пасти крюк-тройник и по моему совету снова травит леску с блесной за корму.
А Леша с Витей тем временем подобрали паруса, и «Палома» опять прибавила ходов. Да тут еще поддуло, и второй лосось ухватил блесну на 5 - 6 узловой скорости, вопреки всем существующим правилам. Не знают здешние лососи этих правил, что ли? Адамов, уже поверивший в чудеса, прыгает к катушке и начинает сматывать леску. Не без труда вытаскиваем второго лосося, еще больше первого. Третий лосось нам не попался. А жаль - аппетит разгорелся!
Входим в Ялгубу, «Маугли» уже стоит у Малых скал. Направляемся к ним и издалека слышим вопли Лукина: «Сережа швартуйтесь скорее, и - к нам на обед!» Оказывается, они связались с местными рыбаками и за водку взяли у них ряпушки и прочей вкусноты. Пока мы шли, у них уже подоспела уха и рыбное жарево на второе.
Мы встали рядом, и я говорю:

- Что ж, принимаем ваше приглашение, а вас приглашаем на завтрак. Тоже будет жареная рыба.
- А вы что - тоже с рыбаками связались?
- Зачем нам связываться? Мы сами рыбаки!

И с этими словами я поднимаю из кокпита за хвосты двух лососей, увидев которых, Лукин падает к себе в кокпит.
Так что обе команды два дня ловили кайф от рыбных блюд. Свежая рыба всегда хороша, а такая, как ряпушка и лосось - это просто деликатес.
А на другой день в Петрозаводске мы передали яхту сменной команде Виталия и уехали домой, в Москву. Так для нас закончилось это плавание. Очень я горевал, что не удалось выйти в Белое море, а еще сильнее грыз себя за то, что не обзавелся в Москве нужной информацией. Век живи, век учись, а кем помрёшь - друзья скажут.

 

Глава двадцатая

Новые люди на «Паломе»

 

В навигацию 1986 года я опять записей не вел, сейчас что вспомню, то напишу. Опять обращаюсь к своему блокнотику «Ежегодник яхты «Палома», но там запись очень короткая: «Участие в Кубке Онежского озера», заняли четвертое место (с конца)». И все. Я даже не помню, кто из моих ребят принимал участие в этих гонках, а я возглавлял обратное плавание – в Москву.
На обратный путь я пригласил Вадима Прокладова с женой, он - яхтсмен, но - не очень, иногда ходил в команде Олега Шипилова, нерегулярно. Жена Татьяна - крепкая дама с хорошим хозяйственным уклоном - с первых дней взяла на себя камбуз и больше уже никого к нему не подпускала. Естественно, мужики не возражали. Еще я пригласил однокашника по институту и соседа по дому Гарика Санковского. Все это люди солидные, взрослые, бывалые. Ну, и верный юнга Боря тоже был с нами.
Они приехали в Петрозаводск после регаты, когда моя гоночная команда удалилась в Москву. И, прежде чем направить яхту к Москве, мы тоже сделали круг по Онеге. Первым делом сходили в Уницкую губу, где я ни разу еще не был. А мои друзья-яхтсмены наговорили мне о ней много хвалебных слов. А входить мне было легко, поскольку шли мы в компании с одноклубниками: «Акелой» и «Демоном». На «Акеле» капитаном шел Игорь Артеменко, он вход в губу знал хорошо, а мы держались у него в кильватере. И привел он нас в бухточку на северной оконечности острова Миж.
Вся Уницкая губа красивая, а уж эта бухточка! Она до сих пор кажется мне самым красивым местом на Онеге. Два длинных скалистых мыса её ограничивают, всегда она закрыта от ветра. В самой глубине бухты - мелко, а до ее середины можно ткнуться носом в берег в любом месте, только выбирай, где удобнее подняться по скалам.
Прокладовы и Гарик - люди хозяйственные - заготовители. Отпросились у меня и несколько часов собирали ягоды. Вернулись с полным ведром черники и третью ведра брусники. Добыча богатая, а вот что с ней делать? Варенье варить я не позволил - газ-то у нас в баллонах, а не из сети. К большому огорчению Гарика все это богатство по пути к Москве мы вынуждены были съесть - не то испортилось бы.
А на другой день там же, в Уницкой губе все три яхты переходили на другой берег, посмотреть брошенную деревню Пегрему. Тут у меня произошел безобидный, но неприятный эпизод с управлением. Ветер вдоль губы дул свежий, а то и крепкий, и я шел под одним только фоком. На секунду зеванул на самом ветру, «Палома» сделала самопроизвольный поворот, а потом еще один - всего на 360 градусов.. Ничего не произошло, а могло произойти - в таких случаях часто рвутся паруса, а иногда и мачты летят.
Еще из этого плавания запомнился мне переход через Рыбинку. Рано утром выходим мы из Комариной бухты и сразу получаем свежий попутный ветер. Когда сухопутные люди говорят «свежий ветер», они имеют в виду, что он прохладный, чистый. А по известной всем морякам шкале Бофорта свежим ветром называется ветер силой в 5 баллов. Его признаки: небольшие деревья раскачиваются, вершины всех деревьев в заметном движении. Ветер считается идеальным для плавания опытных яхтсменов, но и им рекомендуется уменьшать площадь передних парусов. Я поставил малый спинакер - от «Эмки». Тем более, мне казалось, что ветер будет усиливаться.
И этот небольшой спинакерок потянул нас очень здорово - не менее 6 узлов, а временами - до 8. Мое предположение насчет усиления ветра оказалось правильным: поддуло: а волну разогнало такую, которая на Рыбинке бывает. Но не часто - более 2-х метров. Слава Богу, и ветер и волна - попутные. «Палома» несется почти  одной скоростью  с волнами. Под напором ветра всё на яхте трясется, раскачивается, дребезжит и дрожит. Яхту швыряет. Татьяна залезла в форпик и пребывает в горизонтальном положении.
Гарик, посидев в каюте, понял, что это – не сахар, вылез в кокпит и сел у самой кормы, чтобы не мешать вахте. А мы с Вадимом целый день занимались управлением.
Гарик на корме нормально себя чувствовал, пока не оглянулся назад. Лучше бы не оглядывался: я заметил, что Гарик изменился в лице, увидев, какая «ужасная» волна нас настигает сзади - вот она сейчас накроет яхту, и всем нам - крышка! Мы-то с Вадимом это уже проходили - знаем, что на яхту даже брызг от этой волны не попадет - корма поднимется, и яхта заскользит по склону волны. А Гарику это непривычно, вот он и переживает. Я ему посоветовал не оглядываться, но он невольно временами косится назад и каждый раз вздрагивает.

А потом он привык и начал задремывать. Вот это мне было беспокойно - лодку-то швыряет, чего доброго, вылетит за борт, лови его потом!

- Гарик, не спи!

- А я не сплю!

А сам через полминуты опять заводит глаза.

На камбузе у нас стояла кастрюля с грибами, вчера в Комариной бухте собрали и почистили, а сегодня собирались сварить и зажарить. В какой-то момент, когда «Палому» тряхнуло особенно крепко, из каюты раздался грохот. Одновременно я заметил, что все приборы тут же показали ноль. Глянули в каюту - это кастрюля выстрелила из камбуза и, расшвыривая грибы, полетела по каюте. Вадим, вздохнув, занялся уборкой. Я ему говорю: «Посмотри на аккумулятор!» Он глянул, - так и есть, здоровенный гриб попал в аккумуляторный отсек и закоротил контакты. Гриб убрали, и все заработало.
Запоздал я с уборкой спинакера: раздуло до такой степени, что убирать его было уже трудно. Яхту стало здорово кренить, и я, работая на баке, чуть не сыграл за борт. Все же справились, спинакер убрали, поставили фок. Но тут  «Палома»  изъявила определенное желание пойти в брочинг, и я с трудом удержал ее от этого.
Пришлось и грот смайнать, и под одним фоком мы имели шести узловые хода. Так и закончили мы переход через Рыбинку. А остальной путь до Москвы, как всегда, трудностей не представлял.
Еще весной, участвуя в регате открытия сезона на Пестовском водохранилище, я высадил Володю с его фотоаппаратурой на судейское судно - хотел иметь цветное фото «Паломы» в гонке.  Через несколько дней Володя преподнес мне прекрасную фотографию - солнечный день, голубая вода и много парусов, а на переднем плане - «Палома». И вот, разглядывая это фото, я обнаружил, что грот стоит очень плохо: ветер в момент съемки был, видимо, слабый, и парус прямо-таки переломился по линии передних концов лат, т.е. изрядно загнулся на ветер. Причина - грот вытянулся по полотнищам. Следствие - задняя шкаторина, загибаясь на ветер, тормозит ход яхты. Лечение - закладки по всем швам, скрепляющим полотнища.
До ухода яхты в плавание заниматься этим было некогда, а потом, в «Кубке Онеги», я явно ощутил, что паруса наши тянут плохо, особенно в слабые ветра.
Я почитал  переводную с английского книгу о ремонте парусов и (глаза боятся, а руки делают!) и с осени взялся  за перешивку грота. Шил вручную, швейной машинкой не владею, да моя матушка и не подпустит меня с парусом к своей швейной машинке. Ползимы провозился, пальцы исколол, проклял все на свете. Но зато весной, когда мы подняли паруса, увидел, что перешивка получилась удачной, грот сразу принял приличную форму. И потом много лет ее держал.
Но гонялись мы в навигацию 1986 года - последний раз - я имею в виду серьезные гонки. Все же парусишки стали все старые, а гонщики, имеющие возможность, меняют гоночные паруса через сезон. Да и парусный  «гардероб» у них побогаче нашего: имеют блуперы, дрифтеры, ричеры и прочую роскошь. А мы только с завистью смотрим, как другие яхты обвешиваются «мануфактурой». Яхтсмены стали говорить: «Гонки кошельков».
Встречаю я в Петрозаводске знакомого яхтсмена из Ленинграда, такой Володя Логинов, капитан яхты «Алкион». Я был у него на яхте и заметил: весь бегучий такелаж – шкоты, фалы, брасы – все разных цветов. Это же очень удобно – никогда не перепутаешь, что тянуть. А что травить…

- Володя. Где ты разжился такими тросами?
- Очень просто – в магазине для яхтсменов.
- Это что – у вас в Питере есть такой?
- Да нет, Серёжа – в Нью-Йорке.

Действительно, очень просто, я только вздохнул…
Ещё одно приобретение для яхты я сделал в этом сезоне – приобрёл нового члена экипажа. Один мой сослуживец по институту походатайствовал передо мной о своём племяннике, и я, как обычно, сказал: «Попробуем!». Этому племяннику было  16 лет, я сообразил, что наш юнга Боря Штрейс вырос, набрался опыта, и уже не юнга, а полновесный матрос. Ну, и взяли в юнги этого Диму, которого вскоре я стал называть Димычем, эта кличка к нему быстро прилипла и под ней он стал известен всем своим знакомым. Конечно, ни знаний, ни умения у него не было - откуда им взяться? Зато у него было большое желание всему научиться и неуемное любопытство. А сообразительностью Бог не обидел. Такие ребята приобретают опыт быстро.

 

Глава двадцать первая

На Онегу и обратно

 

Каждый год хочется уплыть от родных берегов. Да подальше. Да подольше. А отпуск-то - всего месяц. И каждый год - трудности с формированием команды на плавание. Кому отпуск не дают, кому дают, но морочат голову до последних дней, а я формирую команду уже вскоре после нового года. Кто диссертацию защищает, кому нужно дачу ремонтировать. Жизнь-то не из одного парусного спорта состоит, это и ежу понятно. Вот, в навигацию 1986 года сформировалась у меня команда, в которую не вошли мои уже испытанные матросы, только Боря подключился. Мой друг, капитан «Гринды» Володя Лукин посоветовал мне взять его брата Валентина. Лет ему 47, в плавание он пошел впервые, опыта нет, но зато он очень дисциплинированный, к тому же большой физической силы мужик, тоже не лишнее на яхте. Звали его на яхте Петровичем, я на него возложил боцманские обязанности, и он по мере своего разумения и возможностей их выполнял.
Стало быть, выходят со мной на яхте такие люди: этот Петрович, Боря, уже в качестве матроса и юнга Димыч. А в Петрозаводске к нам присоединится Вадим Прокладов, он будет старпомом. А выходим пока вчетвером. Смены у нас в этом году нет, значит, за отпуск - 29 дней - на Онегу, круг по озеру, и - в Москву.
Из судового дневника: «Ровно через два часа, позавтракав на ходу, подошли к шлюзу № 6 в Икше. Капитан заранее стал соображать, где стоять в ожидании шлюзовки, но уже при подходе слышим команду по трансляции: «Яхта, заходите в камеру!». Это мы - с удовольствием! По газам, и в камеру шлюза, как указано: правый борт, 2-й рым.
В этом шлюзе уже определилась расстановка людей при шлюзовании: Боря - на носовом швартове, Петрович - на кормовом, Димыч упирается отпорником, капитан - на руле и моторе.. Так и дальше действовали.

- Боря, стой не на носу, а у вант!
- Есть!

Капитан улыбается, довольный: хорошо начали плавание, а хорошее начало - не хуже победы. Ну, и дальше тоже все шло хорошо, и к вечеру мы уже отшлюзовались в Дубне и ночевали на Волге, в знакомой Комариной щели.
На другой день. Из судового дневника: «Около 10 часов, пройдя Кимры с их оживленным движением, получаем ветер в корму. Немедленно вздергиваем паруса и имеем шести узловой ход., т.е. лучше, чем на моторе. Теплое солнце со свежим попутным ветром; в задачке спрашивается: «Яхтсмен, какого черта тебе еще не хватает?»
Ночевка в устье реки Ламенки. Ночевка в Охотинской бухте. Парусных ходов больше, чем моторных. Хорошо идем! Переход Рыбинки прошел спокойно.
Из дневника:

-11-10. Черный буй № 15. Грот, генуя. Ход - 3 узла.
-
11-30. Ветер стих, мотор. 13-30. Ветер усилился и зашел. Грот, генуя. Ход - 3 узла. Лавировка в видимости буев. 14-30. Траверз буев №№ 21, 21А. Ветер стих, мотор. Увидели в бинокль Мяксинский щелевой створ.
-
14-58. Поддуло. Паруса.
-
17-30. Траверз поселка Мякса.
-
19-10. Черный буй № 38 на траверзе Комариной бухты. В бинокль разглядели красный буй при входе в нее, курс = на него. Потом увидели несветящий створ в самой бухте, подправили курс.
-
20-25. Ошвартовались носом к берегу в Комариной бухте. Здесь имеет место богатая фауна  соответственно  названию  -  тучи  комаров.  Перед  сном  команда  «окуривается»  над  дымом от костра, в который подкидывали ветки можжевельника, комар этого запаха не любит. Затем от комаров изолировали каюту и легли спать.
Стоять в Череповце я никогда не любил. Этот «город химиков и металлургов» виден с Рыбинки километров за 30 по пелене дымов разных цветов, застилающих половину небосвода. И в самом городе дух стоит противный. Но, как всегда, у нас там много дел, приходится зайти. Дела обычные: бензин, продукты, крейсерская книжка. А ещё в магазине «1000 мелочей» я купил катушку зажигания от «Вихря», приспособил её к нашему «Ветерку» взамен сгоревшей, и мотор заработал, как новенький.
К концу дня пришли в Шексну, к шлюзу № 7. Поскольку ясно, что в темноте нас шлюзовать не станут, залезаем за причальную стенку, растягиваем яхту наискосок и ложимся спать.
В 7 утра я вылез на стенку и, подойдя к ожидавшему шлюзования «Волго-Дону», попросил вахтенного связаться по УКВ с вахтой шлюза – узнать насчет нашего шлюзования. Речники нам не отказывают, сочувствуют. Вот и сегодня, через несколько минут (я уже был на яхте), вахтенный теплохода включил трансляцию и загремел на всю Шексну: «Яхта «Москау-Ньюс!» (почему-то он нас так обозвал)  В 9 часов заходите в шлюз за «Ракетой». Если меня слышите, поднимите руки!» Мы подняли и руки и ноги. Отшлюзовались.
Дальше опять движемся в полном благодушии. Всю Среднюю Шексну прошли под спинакером, с 7-узловой скоростью. Красота! Под спинакером же промолотили и Сизьминский разлив. Я все время поплевывал через плечо: больно хорошо все идет, не кончилась бы эта везуха! Тут она и кончилась: при входе в Верхнюю Шексну прозевали мы хороший шквал, спинакер пришлось «сдирать» уже при весьма свежем ветре, при этом  спинч зацепился за оковку на гике, и мы его изрядно прорвали. Вот обидно! Будем штопать.
Шквал продолжался минут 40, шли под гротом и фоком.  На траверзе входа в Северо-Двинский канал к шквалу присоединился дождь, точнее, ливень. Боря попросил пустить его одного на эту неприятную вахту, надел непромоканец и вел яхту в одиночестве, остальные прятались в каюте. Боря справился отлично!
Вечером надо становиться на ночевку. Мы - недалеко от Вогнемы, там есть пассажирский причал. Хочу свернуть туда, но в лоции неправильно указана обстановка (или у нас не скорректирована),  мы дважды усаживаемся на мель, пока отыскиваем боковой фарватер, ведущий к Вогнеме.
Вместо причала обнаруживаем притопленную баржу, открытую ветру и волне. Нос яхты нам удалось спрятать за баржей, а корма осталась открытой, под нее плюхала волна, и ночевка было беспокойной. Не получая от сна никакого удовольствия, встали рано и против ветра и волны погребли на моторе к основному фарватеру и вскоре вошли в Белозерский обводный канал. Идем к нефтебазе, бензин нам нужен.
Наплавной мост. Дудим в туманный горн, выходит из будки бабуля, мост отъезжает в сторону. «Спасибо-о-о!», и дальше.
Встаем у причала нефтебазы, где швартоваться нельзя, но, если очень хочется, то можно. Петрович и Боря убежали с канистрами на берег и вскоре вернулись с бензином, сумев реализовать шоферские талоны, доставшиеся нам в Москве бесплатно. Молодцы!
К городу Белозерску вопросов у нас не было, поэтому миновали его без остановки На Белом озере  свежий ветер, для нас - встречный. Поэтому в озеро мы выходить не стали, а пошли каналом, естественно, под мотором.
Из судового дневника: «Канал узкий, от озера отделен небольшой дамбой, через нее местами перехлестывают прибойные волны. По каналу плотогоны тащат нам навстречу плоты. С первым разошлись хорошо, а два других высаживали нас на мели. Мы терпеливо сидели и ждали, пока плот  проползет мимо нас.
Вошли в Ковжу и двигались по ней до полуночи, здесь ночи уже светлые. К этому времени приустали и, миновав наплавной мост в селе Анненский мост, встали тихонько у дебаркадера. Там уже все спали, разрешения спросить не у кого. Легли спать и мы.
А в 6 утра я встал, не стал никого будить, а потихоньку отдал швартовы, «потихоньку» завёл мотор и поехал по каналу, увёртываясь от плавающих брёвен.
К 9 часам приходим к шлюзу № 6 Вытегорской системы. Тут прождали до 17 часов, хотя нас зарегистрировали с утра. Прошли 6-й шлюз, у 5-го снова застряли. Время зря не тратили, сготовили обед. Димыч режет картошку, а Боря замеряет её штанген-циркулем: «Брак, 2,5 миллиметра, режь до двух!»
Только в 21 час шлюзование продолжилось, дальше оно шло без задержек, и так мы прошли до 1-го шлюза, где обнаружили закрытые ворота и красный свет на светофоре. Ну, ещё бы – третий час ночи! Отходим назад, пристраиваемся к маленькому причальчику с боку и рухаем в койки.
Наутро быстро отшлюзовались, препятствий между нами и Онегой больше нет. Впрочем, есть – грязные мы очень, банька нужна. Свернули в г. Вытегру, встали, как всегда, у старого шлюза. Петрович обнаружил, что
стоим мы под детским садом, отправился туда, охмурил начальницу, и мы получили разрешение подключиться к их электросети - зарядить наши подсевшие аккумуляторы. Что мы и делаем.
К вечеру мы помыты, аккумуляторы подзаряжены, водяная цистерна полна, бензин и продукты куплены. Можно бы и выходить, но - устали, да утро вечера мудренее - ночуем здесь.
Выспавшись, неторопливо идем к Онеге. Как-то она нас встретит?
Поскольку аккумуляторы наши в силе, включаем приборы и обнаруживаем, что лаг не работает. А он на Онеге нужен, вернее, нужен соединенный с ним счетчик миль: там нужны будут настоящие навигационные расчеты. Я выкручиваю из днища яхты датчик лага с вертушкой - в яхту хлещет фонтан воды. Быстро навертываем специальную пробку. Осмотрели вертушку - оказывается, ее ось вышла из цапф. Аккуратно ставлю ось на место, выворачиваю пробку (опять фонтан воды в яхту!), втыкаю на место датчик. Лаг заработал, и в дальнейшем у нас с ним проблем не было.
А воду мы отчерпали насухо. Маленько подтекает наша «Палома», примерно полведра в день отчерпываем. Терпимо.
А тем временем и Онега показалась. Издалека видно, что страшного шторма на ней нет. По обычаю до выходного буя идем на моторе, а там глушим его и ставим паруса. Ветер - около 3-х баллов, но направление - от норд-веста, т. е. оттуда, куда мы хотим пойти. Нисколько не огорчившись, встаем на левый галс и идем вдоль восточного берега Озера, надеясь на перемену ветра: любая перемена будет нам кстати.
Вадим должен приехать в Петрозаводск завтра - успеем добраться. Но ветер менялся только по силе, а по направлению - нет. Вот мы и пилим в сторону Бесова Носа. Вернее, не пилим, а ползем. Ход - 2 - 3 узла.
Ползем, а жизнь на яхте идет своим чередом: вахты своевременно меняются, еда готовится и съедается, анекдоты и другие байки рассказываются. Со мной на вахте Димыч, а вторую вахту возглавляет Боря, как наиболее опытный. Это немного задевает Петровича, который втрое старше, но опыта у Бори больше. Видимость отличная. С помощью ручного пеленгатора беру пеленги на Андомский и Петропавловский маяки, обозначаю на карте наше обсервованное место.
Около 22-30 мы оказались на траверзе Бесова Носа, а в полночь поравнялись с островами Шальскими и там сделали поворот. На вахту уселись мы с Димычем. Из дневника: «Около полвторого Димыч стал засыпать на вахте, стуча при этом зубами. Капитану не столько жалко его было, сколько противно, и он отпустил Димыча спать. Тот испарился почти мгновенно. А куда деваться бедному вахтенному? Одежек на себя понадевал много, а все равно - колотун. Призвал на помощь верного «Джэка» - наш самодельный авторулевой. Отрегулировал его, и «Джэк» исправно ведет яхту, точно по нужному компасному курсу. А сам покурил, поглядывая на компас, и, убедившись в добросовестной работе «Джэка», залез в каюту, зажег газ, сварил себе кофе, одновременно грея над камбузом руки. Конечно, время-от-времени выглядывал наружу: курс по компасу – заданный, паруса стоят отлично, берег – далеко. Подрёмывал, сидя на комингсе входного люка. Ложиться нельзя, ляжешь – не встанешь. Иногда, вздрогнув, вскидываюсь, и, высунувшись, смотрю: паруса, курс, берег. Всё путём.
На термометре – 6 градусов «жары». Руки и ноги потеряли чувствительность, хотя утеплены: руки в носках, ноги в перчатках, т.е., тьфу – наоборот! От холода и недосыпа мысли путаются.
А время идет, хоть и медленно. В 5 часов утра не без труда растолкал Борю и Петровича, задал им компасный курс и время поворота, залез в свой «гроб» и мгновенно уснул под тремя одеялами. Проспал 5 часов и встал с холодными руками и ногами.
А вахта нормально шла, во время повернула. Дальше мы шли вдоль западного берега Онеги и к 15-30 ошвартовались у бокового причала за пассажирской пристанью Петрозаводска. Здесь обнаружили стоящие яхты: московский «Моби Дик» и «Асю» из Архангельска. Архангелогородцы помогли нам перетащить «Палому» за их яхту.
Оставив Димыча вахтенным, сходили в город за закупками. Звонили в Москву, выяснили, что Прокладов выехал вчера, значит, сегодня будет здесь.
Вернулись на «Палому», а Вадим уже там. Харчей привез - на три команды! Это, конечно, его жена Татьяна расстаралась.
Вечером принимали гостей: Фроловых всем семейством и Леонида Федорова. Приятно мне было с ними пообщаться, уже, можно сказать, старые друзья.
Наутро, хорошо выспавшиеся и отдохнувшие, выходим. Ого, какой ветерок в Петрозаводской губе! 6 узлов имеем постоянно. За час пересекаем всю губу и через Никольский проход выходим в Большое Онего. А там ветерок еще свежее. Нам он попутный, но мы ходим бакштаговыми галсами и таскаем за собой «дорожку» с блесной, в надежде поймать лосося в тех местах, где у нас раньше клевало. Никого не поймали, зато вся команда укачалась, кроме меня, который обычно укачивался первым. Привык, что ли?
Волна бакштаговая, «Палома» рыскает и раскачивается на оба борта. Я вынужден ворочать румпелем так, что мне просто не до укачки. А Петрович, который в жизни не бывал на болтанке и не знает, что такое морская болезнь, возомнил, что отравился колбасой. Впрочем, он от отравления применяет испытанное средство - ушел в форпик и залёг спать. Не знаю, как от отравления, а от укачки это помогает. Конечно, когда есть возможность поспать.
А яхту швыряло еще и от того, что при постановке парусов перепутали: вместо фока поставили геную, т.е. для такого ветра парусов было многовато. Заметили только тогда, когда пришло время убирать.
Бросили мы, наконец, эту бессмысленную лавировку, отыскали створ, ведущий в пролив Суйсари, легли на него и со свистом пролетели  пролив - 6 - 7-узловыми ходами. Обогнули остров Суйсари, вошли в губу Глубокую и встали у знакомой тройной берёзы. По губе, согласно лоции «Закрытой от всех ветров и волн» со свистом рыщет норд-вест. «Палома» стоит боком к ветру, и якорь наш ползет. Несколько раз перекладывали - все равно ползет! Рассердившись, достали наш запасной адмиралтейский якорь, положили оба якоря «в раздрай» и стоим прочно.
До сна еще побродили по острову, посидели у костерка. Я пытался поудить, поймал больного, облезшего полудохлого пескаря. Это - работа Кондопожского ЦБК - травит воду в губе.
Наутро отправляемся в Уницкую губу. Ветер слабый - ползем, как вошь по гребешку. Узел - полтора. А погода хорошая - солнце с белыми облаками. Пол плавания уже позади, физиономии у всей команды коричневые. В Вытегре мы были в бане, так что это - не от грязи.
В Уницкую входили при попутняке. Губа - это труба,  ветер здесь сильнее, и мы поехали быстрее, чем нам того хотелось  - камешков надводных и подводных здесь много. Притормаживаем, подбирая паруса. Хороша, красива Уницкая губа, жаль только, некогда глазеть по сторонам, все внимательно следят за створами.
В 18-30 под хорошим дождем и усилившимся ветром ошвартовались к причалу у брошенной деревни Пегрема. Гнилой этот причальчик, при швартовке отрывали куски бревен.
А брошенная деревня - гнетущее зрелище! Провалившиеся крыши, выбитые окна, полусгнившие срубы, и все - в серо-коричневых тонах, да еще при пасмурной погоде.
Людей нет. А вот и есть! Проведать нас является бодрый старикан с собачкой. Одет в туристскую штормовку, галифе, фуражка офицерская, на поясе нож. Вояка! Знакомимся. Деда зовут Миронов, он из Минска, военный пенсионер, каждое лето приезжает сюда охотиться и ловить рыбу. Грибы, ягоды и другой подножный корм. А за хлебом ездит на лодке в поселок Ламбас-ручей, это километров 7 отсюда.
Петрович, Боря и Димыч бродили по деревне, разглядывали дома, лазили на деревянную церковь с риском обрушить её.
К 8 часам вечера ветер стих, я сразу же забросил удочку и немедленно вытянул здоровенного окуня. Ага! Сейчас я их! Но тут же ветер разворачивается на 180 градусов и задувает с новой силой. Родные и знакомые нашего окуня ушли на глубину, и – всё, больше ни одной поклёвки. Тогда я и своего пленника отпустил – что с него толку, если он – один. А губа у него заживёт.
С утра направляемся к выходу из Уницкой, хотим сегодня попасть в Кижские шхеры. Опять на яхте есть новички, которые не были на Кижах, а то - что бы там делать?
Ветер на озере подходящий - вест-норд-вест, 3 балла. И ход у нас - 3 - 4 узла. Волны никакой. На ходу готовим обед и съедаем его. Весь день с западной стороны подбиралась к нам грозовая туча, мы были готовы к встрече со шквалом, но все это безобразие прошло стороной. Мы с Петровичем - курящие, высаживаем по полторы пачки в день, а «некурящий» Прокладов - только по одной. Поправляем здоровье!
К 18 часам подходим к Гарницкому маяку - входу в Кижские шхеры. При подходе ветер устал нас тянуть, и в шхеры мы вошли на моторе. Прекрасны Кижские шхеры при солнечной погоде - острова, заливы, проливы, голубейшая вода... Но любоваться любуйся, а ухо держи востро - каждые 15 минут мчатся, не сбавляя ходов, «Кометы» на подводных крыльях. Зеванешь - переедут. Пореже идут пассажирские теплоходы, тоже везут экскурсантов на Кижи и оттуда. Туристы глазеют на нас, а мы - на них. Если Петрович замечает на теплоходе женщин, то бинокль у него невозможно отнять всей командой.
Ночевали в бухточке напротив Кижей, у самого острова ночевка не очень приветствуется, там сильно боятся пожаров, ведь вся архитектура у них - деревянная. Они и гоняют всех.
23 часа. На небе солнце, темнеть еще и не думает - белая ночь. Но спать все равно легли - приустали. Перед ужином - по стопочке, и можно в койки.
С утра помыли палубу и перешли к Васильевскому причалу на Кижах. Ого, какая здесь собралась компания яхт! Петрозаводские «Укко», «Ахто», «Локки», три «Ассоли». На них мои старинные приятели и знакомые: Володя Тихонов, Ильмар Инкинен,  сын Виктора Фролова Алеша, он уже тоже стал капитаном, а я его помню совсем мальчонкой. Что это они все здесь делают? Оказывается сегодня воскресенье, и на Кижах будет фольклорный праздник, вот они и пришли посмотреть.
Команда, позавтракав, отправляется на экскурсию, а я, как всегда «стерегу лавочку». День солнечный, но с ветром, в воду лезть мне не захотелось, нагрел ведро воды на солнце и облился.
Ребята вернулись с экскурсии довольные. К 18 часам снялись все яхты и направились в Петрозаводск, ребятам завтра на работу. А мы направились к северному фарватеру. Держим курс на Южный Олений остров, хочу там рыбку поудить.
Все дни хождений по Онеге я упорно таскал за кормой «дорожку» с блесной, но без всяких результатов. Команда уже начала хихикать надо мной. Но вот, на траверзе острова Северный Олений энергично, рывками, затрещала катушка. На яхте началась легкая паника. Трое сразу стукнулись лбами над катушкой. А Петрович, бросив румпель, побежал в неизвестном направлении. Ну, куда можно побежать на яхте?!
Рявкнув на всех, навожу порядок. Растравили паруса и потеряли ход. Я сматываю леску, временами, чувствуя большое сопротивление,  потравливаю, даю рыбе погулять. Тем временем Боря достал подсак и пристраивается на корме, а Димыч держит его за зад, чтобы не свалился.
Когда я подвел рыбину к корме, она оказалась значительно больше нашего подсака, и Боря только с третьей попытки подцепил ее и перевалил в кокпит. Щука! Здоровая, собака, к
илограммов не меньше пяти. Ребята торжествуют, а я огорчён – мечтал о лососе.
Конечно, щучища устраивает в кокпите страшный скандал, молотя хвостом, прыгая и щелкая зубастой пастью. И, конечно, ведёт сеья гораздо тише, когда я нашим яхтенным ножом – «ятаганом» перепиливаю ей хребет. Желающие сфотографироваться со щукой, пытаются поднять её за хвост одной, двумя руками.Но – не тут-то было! Один Димыч с помощью какой-то хитрости изловчился удержать.
А тем временем мы подошли к проливу Южный Олений. Перед входом в пролив на щучьей банке» стоит здоровенная  яхта. Это - «Тверь» из г. Калинина. Рыбу здесь ловят. А потом заводят свой дизель и уходят в пролив. И мы направляемся туда.
Швартуемся, как всегда, в глубине пролива, за обломками высокой пристани. Я немедленно направляюсь к прорану в дамбе и закидываю удочки. Вскоре стало ясно: сегодня клева нет - ветер свежий, при таком у рыбы плохой аппетит. Ребята с «Твери» развели на берегу костерок, и мы пообщались с ними, одновременно окуриваясь дымом от костра - так меньше комары едят.
Боря с Димычем провели на берегу пару раундов бокса для разминки. Оба - молодые, им на яхте не хватает движения, гиподинамия.  А Вадим и Петрович взяли щуку, ножи и ведро и пошли подальше от яхты по берегу. Вскоре щука была почищена, выпотрошена и нарезана, т.е. готова для жарения. А жарить и есть будем завтра, на сегодня у нас запланировано другое меню.
Вадим повстречался с гадюкой. Разошлись мирно. А вот с комарами мирно разойтись не удалось - здесь не комары, а волки! На ночь мы тщательно провели операцию «Комар», т.е., как обычно, брызгаем в каюте аэрозолью-репеллентом, закрываем люк марлей, и, выждав в кокпите минут двадцать, ныряем в каюту, закрываем ее плотно и добиваем выживших комаров. И все же сквозь сон слышно: «Дз-з-з-з!» Я-то к этому всегда относился спокойно: ну - едят, и пусть едят, всего не съедят. А ребята дергаются, всю ночь были слышны шлепки по собственным физиономиям.
А утром, как только мы открыли люки, комары устроили нам «желтую жизнь» - оголодали за ночь. Лба не перекрестивши, не сполоснувши лиц, отчаливаем. Не ставя парусов, с попутным ветром дрейфуем около полумили, посреди пролива отдаем якорь, выгоняем с яхты увязавшихся за нами комаров, их уносит ветром. А мы тогда спокойно умываемся, спокойно жарим щуку, спокойно ее едим. Делов-то! С виду была как средних размеров крокодил, а за завтраком команда съела ее без остатка. И еще бы могли, только она кончилась. Голову и хвост для ухи отложили.
День опять солнечный и ветряной. Ставим паруса и сразу имеем хороший ход. Димыч на ходу упускает ведро. «Ведро за бортом!». Делаем маневр по спасению утопающего: поворот, еще поворот, к плавающему ведру подходим, как положено, в положении левентик, почти потеряв ход. Отловили. Димычу присвоено очередное звание.
Вперед! Хотим сегодня попасть в Нятину губу. На ходу подкрепляемся вкуснейшим пирогом с брусничным вареньем, купленным вчера в Кижах.
Проходим мыс Риднаволок со светящим знаком. Здесь - внимание! Чуть правее курса должна быть банка с камешками. Ага - вот она - камешки, как акульи зубы, белые буруны. Сторонимся.
Обходим остров Речной с Клименецким маяком, и перед нами открывается широкая Нятина губа. Входить в неё надо по створу. Передний знак мы вскоре углядели. А где задний? Взяли правее. Взяли левее - нет его. Идём медленно, на одном гроте, лавируемся короткими галсами. Для стоянки выбрали бухточку слева, заползли в нее, укрылись от ветра и встали на якорь. Здесь глубина - 4 метра. Завтра переход через Онегу, вставать придется пораньше, и я загнал команду в койки в 10 часов вечера.
А в 7 утра всех растолкал. И немедленно: «Вира грот! Вира якорь!». 60 миль без берега надо пройти сегодня. А хода наши зависят не только от нас, но и от Бога - какой ветер пошлет. Для начала он послал спокойный и попутный. Проходя Клименецкий маяк, мы с Вадимом просчитываем компасный курс на устье Вытегры, учтя девиацию, известную нам весьма приблизительно - с прошлого года. Встаем на вычисленный курс, и ветер получается для нас полный бакштаг, силой 3 - 4 балла. Годится! Ставим наш запасной белый спинакер и движемся 3- 4-узловыми ходами, а с полудня поддуло и скорость наша выросла до 6 узлов. А направления ветер не менял и мы несли спинакер до самого устья Вытегры.
Удалились от берегов. Проглядываются они и справа и слева, но очень далеко. День солнечный, видимость «миллион на миллион». Берег за кормой остается все дальше и дальше. «Палома» бежит шустро, но при бакштаговой волнишке рыскает и качается с борта на борт. Вадим в каюте штопает наш большой спинакер и ругает сидящего за рулем Борю за то, что он раскачивает яхту.
Около 17 часов впереди завиднелись берега. Черточки справа и слева, а в середине просвет. Вот туда нам и надо.
Очень далеко, чуть правее курса видим странный столб дыма или пара, от воды к небу. Продержался полчаса, затем вытянулся в сторону и растаял. Вадим считает, что это - смерч. Возможно.
Пытался нас сбить с толку какой-то «Волго-Дон», показывая нам направление, но мы его раскусили: он шел не на Вытегру, а в Вознесенье, и мы за ним не пошли.
В 18-30 отлично видны маяки Андомский и Петропавловский. Я их запеленговал и положил наше место на карту, убедившись, что наш курс абсолютно правилен. А через полчаса это подтвердилось: прямо по курсу в бинокль разглядели полосатый столбик Вытегорского светящего знака
В 20-00 миновали входной буй, около него команда покидала в воду монетки. А еще через полчаса проходим между волноломами в устье Вытегры. Подустали, покачало нас, волна под конец разгулялась до полутора метров. И мы, войдя в реку, отдыхаем на спокойной волне. Полтора часа хода, и мы - в г.Вытегре. Швартуемся у старого шлюза, перед сном чокаемся пластмассовыми рюмочками за успешный переход Онеги.
С утра обычные стояночные дела: баня, почта, питьевая  вода закупки. Лихой гусар Петрович припёр ведро молока, за что был мною обруган - баловство потому что. В 15 часов, закончив все дела, направляемся к шлюзу,  по пути привстали у АЗС, взяли полную  канистру горючего - 100 литров. До Череповца должно хватить.
Встали у шлюза, а через час пошёл в него сухогруз; а мы, не спрашиваясь, полезли в камеру за ним. Не выгоняют. Далее шлюзования идут нормально, не считая того, что во втором шлюзе нас накрыл мощный град. Да такой, что лежал слоем на палубе. А мы с Вадимом не могли уйти из кокпита в шлюзе и сидели, чувствуя, как по капюшонам непромоканцев барабанит «крупняк».
В 0 часов ровно мы выходим из шестого шлюза. Пора бы и поспать, но хочется сэкономить немного времени, иметь лишний день для посещения Кирилло-Белозерского монастыря. Решаем идти по Волго-Балту ночью. Я посадил с собой на вахту глазастого Петровича, и мы пошли на моторе. Остальным посоветовал ложиться спать, но Вадим еще некоторое время торчал из люка: не доверяет вахте, еще завезут не туда. Но потом и его сморил сон. А мы идем по каналу в пасмурную ночь, увертываясь от плавающих во множестве бревен. Пару раз стукнулись килем, корпусом. Петрович, завидев бревно, сперва орал диким голосом: «Бревно-о-о!», да так, что я чуть не выпрыгивал за борт, потом пообвык и сообщал спокойно.
Пасмурно, а тут еще туман лег на воду. Одна красная веха выскочила  из тумана метрах в трех от носа, но мы - ребята реактивные, и от нее увернулись.
При всех этих мелких приключениях ночь прошла не зря, мы миновали весь канал и к полудню вышли в Белое озеро. По пути начали встречать яхты, идущие на Онежскую регату. Прошли, обменявшись с нами приветствиями «Ника», «Пенелопа», а «Русич» - новая яхта известного гонщика Бориса Кузнецова, проехал на борту теплохода.
На Белом озере ветер был слабый и встречный, пришлось двигаться на моторе. Я всегда ужасно досадую, когда по большим водоемам приходится тарахтеть двигателем, но что поделаешь, раз ветер совсем неподходящий.
Пришли к Белозерску, через прорезь вошли в обводный канал и оказались у набережной, она же улица города. Машины ходят, народ гуляет. Две белозерские тетушки спросили нас, не на праздник ли мы прибыли. Мы удивились, а оказалось, что Белозерску на днях исполняется 1125 лет. Пожилой городок...
Подключили на подзарядку свои аккумуляторы. Для этого нам пришлось кабель от зарядного устройства поднять на мачту, потянуть через улицу и через городские провода, чтобы не мешать движению транспорта, а дальше - в какой-то домик, который ремонтировался, и ремонтники за вознаграждение (стакан) разрешили нам подключиться к электросети.
Мы с Вадимом повозились с мотором, который в пути капризничал, заставили его работать нормально. Поужинали, приняли по стопарику, а молодые - по кружке безалкогольного. У нас в команде образовался клуб «Буратино» в составе Бори и Димыча, а потом и я к ним присоединился.
В общем, все расслабились и собирались было отойти ко сну, как вдруг – труба, гроза! Идёт по каналу буксир, тащит огромный плавкран, за ним ещё две баржи прицеплены. Орёт по радио: «Яхта, нельзя здесь стоять, уходите, раздавлю к чёртовой матери и отвечать не буду!». И впрямь раздавит: канал-то узенький, кран и баржи занимают всю его ширину, а задняя баржа болтается по сторонам, как сосиска.
В панике обрывая провода, идущие от нас на берег, хватаемся за швартовы и бегом тянем
яхту вперед, от каравана. Ребята на берегу тянут ее за носовой и кормовой швартовы, я направляю ее рулем. А докуда тянуть? Нашли расширение у наплавного моста, загнали яхту туда. А с буксира по-прежнему раздаются угрозы раздавить и не отвечать. Мы дождались, пока буксир поравнялся с нами,  и, отдуваясь, потащили «Палому» кормой вперед, навстречу каравану. Последняя баржа прошла в метре от яхты.
Мы нашли место между двумя сейнерами, стоящими у набережной и затащили яхту туда - сейнеры нас прикрывают. И уж после пошли выручать наш кабель от зарядного устройства.
Навели порядок и собрались спать. Вадим мыл банку за бортом и упустил ее. Никто бы этого не заметил, но честный Прокладов сознался и получил «звание». Я ему сказал: «Или не топи, или не сознавайся!».
Вечером прошел мощный шквал с грозой, но на это нам было наплевать.
А с тем караваном нам пришлось встретиться еще раз. Утром мы направились по каналу к нефтебазе - хотим пополнить запасы бензина. Не доходя базы видим: стоит в канале плавкран, под бортом у него баржа, и он на нее что-то грузит. Вот так:
С каждой стороны - по полтора метра свободных. У нас ширина 2,76. Не пройти! Я, в задумчивости, описываю круги по каналу, мрачно соображая, что, видимо, придется возвращаться в Белозерск и идти через озеро. В это время с нашей стороны приезжает буксир - вчерашний крикун, идет мимо нас к плавкрану, что-то там делает. Затем направляется к нам. Шкипер нам говорит: «Ребята, сейчас отдают швартовы, я буду пропихиваться между краном и баржей, а вы лезьте сразу за мной!» Здорово! И мы полезли. Вот так. Только и успели протянуть яхту на руках вдоль плавкрана, вышли на свободную воду, тут щель и захлопнулась. Мы покричали: «Спасибо!» и пошли к нефтебазе. Там заправились и через час вышли из канала на фарватер Средней Шексны. Здесь извилистые узкости. Какой-то большой катер, обогнав нас и раскачав своей волной, чуть позже с грохотом взгромождается на мель. Мы, проходя, спросили, не нужна ли им помощь. Ответили по матушке.
Погода весь день солнечная, но давно уже не жарко, загорать не приходится.  Сворачиваем в Северо-Двинский канал, тут же два шлюзика. Долго не ждали, нас пропустили за небольшим танкером. На одном шлюзе перепад высот воды три метра, на втором - один. А дальше - 10 км узкого канальчика, наплавной мост, и мы - в красивом Сиверском озере. И перед нами открываются величественные стены Кирилло-Белозерского монастыря. Я по прошлым плаваниям знаю, где можно встать носом к берегу прямо под стенами монастыря, и направляю «Палому» туда. Но не успеваем мы подойти, как начинает сильно шквалить. И ветер навальный, стоять под берегом нельзя - разобьет. Уходим! А куда? Пассажирская пристань поставлена в хорошо укрытом заливчике. Туда!
К пристани ещё не подошли, а уже бежит тётка: «Нельзя!». Чёрт с тобой! Прямо посреди заливчика отдаём два якоря «в раздрай» и отлично стоим.
А утром, оставив один якорь и потравив якорный конец, подтянулись к мосточкам, где местные жители полощут бельё, и получили связь с берегом. Ребята смогли сходить на экскурсию в монастырь и сделать закупки.
До финиша по нашему графику осталось 7 дней, а до Москвы еще - ого-го! Надо поспешать. В 14 часов отвалили, вышли в озеро, а здесь задувон, нам - галфвинд, 5 - 6 баллов. Под гротом и фоком понеслись 7-узловым ходом, через 15 минут влетаем в канал, здесь тихо. Через час мы - у шлюзов, ещё через час нас пропустили.
Около 18 часов выходим в Шексну. Мотор у нас барахлит, но есть же еще паруса и ветер. Поставили зарифленный грот и фок. И при этих малых парусах нас прилично прикладывало. А когда мы вышли на Сизьминский разлив, тут нам и вовсе досталось. Ветер встречный, крутая волна до полутора метров. Затем для полноты картины и дождь хлестанул. Видимость при дожде неважная, а нам надо следить за буями, не уходя с судового хода - прямо рядом торчат из воды коряги. Да еще оживленное движение теплоходов.
Видели сразу три радуги, и я сказал ребятам, что это - к улучшению погоды.
В каюте гуляет вода под пайолами. Боря, увидев это, лезет в каюту и отчерпывает воду. Большой физической культуры человек!
К середине разлива стало легче - берег, к которому мы идем уже частично прикрыл нас от ветра, волна поменьше стала, да и дождь приутих. Но лавировка продолжалась, пока мы не приблизились к красному щелевому створу и не свернули влево, в Среднюю Шексну. Еще немного несли паруса, а затем ветер стих, как это часто бывает после шквала, и мы завели мотор.
Ночевали на якоре в устье реки Камешницы. На следующий день к 12 часам пришли к Шекснинскому шлюзу.
Из судового дневника:«Здесь мотор наш совсем скис - еле тянет. При шлюзовании этого допускать нельзя, Встать негде, нет при этом шлюзе места, где прицепиться, а на рейде волна  гуляет. Уходим за дамбу перед шлюзом, встаем на якорь, меняем мотор. Вадим начинает выбирать якорь, а он не выбирается - ветер и волна жмут так, что у Вадима силёнок не хватает. Дюжий Петрович, как назло, дрыхнет в форпике, будить его - дело долгое. А якорь при этом тихонько ползет, и «Палому» стаскивает кормой к камням дамбы. Напряженка! Я срочно завожу мотор, подрабатываю им, чтобы нос «Паломы» подошел к якорю, и Вадим, отдуваясь, его вытаскивает.
Уходим к причальной стенке, кое-как чалимся сбоку. Опять через вахтенного теплохода, стоящего у стенки, я узнаю: шлюзовать нас будут в 14 часов с «Ракетой» и «Метеором».
Отчаливаем заблаговременно и тихонько движемся к воротам шлюза вдоль причальной стенки. Ну, и набилось же в шлюзе! Пассажирский теплоход, толкач с баржей, «Ракета», «Метеор», речной трамвай. Один рым свободен, и, конечно, к нему уже пристроился мужик на моторке. Но мы его от рыма отогнали, встали к рыму, а уж к нам под борт прицепились четыре моторки. Что такое кранцы, они понятия не имеют, приходится одерживать их ногами, иначе все борта нам обдерут. Так и шлюзуемся.
К вечеру, но еще засветло пришли в Череповец. Здесь встретились с двумя десятками московских и калининских яхт, закончивших регату по Волге и Рыбинке. Все они стояли у моста через Ягорбу, нам и встать негде. Пришлось нам пристроиться к песчаному берегу на территории судоремонтного завода. Всего-то на 50 - 60 метров отошли, а по дороге - приключения. Сперва «Палома» взгромоздилась на какие-то подводные сваи. Снялись с помощью якоря, а потом долго не могли якорь вытащить - он зацепился за лежащий на дне стальной трос. Тянули за якорный конец двумя лебедками, чужой трос или оборвали, или он соскочил, но свой якорь мы выручили. И, наконец, швартовались за железную трубу, а в город ходили через территорию завода и через дырку под забором.
Я побывал на «Акеле», они тоже участвовали в регате. На Рыбинке им здорово подшквалило. Две яхты стоят с поломанными мачтами, у многих – рваные паруса. Ребята рассказывают: «Спинакеры лопались, как воздушные шарики!»
Наутро, переделав все обычные стояночные дела, мы вышли в полдень. Проходя пассажирскую пристань, обменялись приветствиями с «Багирой», они пристроились там заряжать свой аккумулятор.
На Рыбинском водохранилище оказался ветер северных четвертей, а нам - на юг. Пошли весело, но вскоре воспоследовали крутой заход ветра и усиление его.
Устойчиво задуло с зюйд-оста, разгоняя крутую рыбинскую волну. Долго и упорно пришлось нам лавироваться, и к вечеру мы смогли спрятаться в Комариной бухте. Швартуясь к берегу, мы продирались мачтой сквозь ветки сосен над нами. А напрасно - своротили наш флюгер на мачте, и теперь наш ветроуказатель работать не будет.
Набрали грибов на суп, сварили его и ели в закупоренной каюте, обливаясь потом, а комары все равно нас ели. Многовато их даже для Комариной бухты. Перед сном Боря и Димыч боролись на берегу с применением смертоубийственных приемов, а остальные прожаривались у костра, подкидывая в него ветки можжевельника. И в каюте тоже пожгли эти ветки на сковороде.
Мы с Вадимом встали в 5 часов утра, остальным дали поспать. Вывели «Палому» на Рыбинку, а там - тишь и гладь. Ветер - ноль! Идем по Рыбинке на моторе - безобразие! Попозже поддуло, и мы немедленно вздернули паруса. Четыре узла. Солнце с белыми облаками, на воде мелкая рябь.
Удаляемся от берегов. Вдалеке видим яхту, идет под парусами встречным курсом. Очень вдалеке от нас, но в бинокль я разглядел: корпус зеленый, а на борту большая белая надпись. Вычислил: это наши одноклубники - «Изумруд», видимо, идут на Онежскую регату.
В 8 часов утра подняли всю команду, стали готовить завтрак. Боря упустил за борт нашу «парашу», т.е. мусорное ведро. Скрутили поворот, «парашу» отловили, а Боря получил звание.
Как случалось и раньше, вдали от берегов настигли нас рыбаки на моторке и предложили «ченч»: мы им водку, они нам рыбу. Еще в Череповце нас предупредили: в Рыбинке вода отравлена. Расстарались череповецкие металлурги - упустили в воду несколько сот тонн фенола, а химики - примерно столько же серной кислоты. Нас призывали рыбинскую воду не пить (а мы и так ее не пили), не мыться, и посуду не мыть, и рыбу не есть. Но я рассудил, что от Череповца мы ушли уже далеко, и рискнул: дал рыбачкам 0,25 спирта, который берег на случай простуды, взамен получил двух здоровенных судаков, несколько синцов и красноперок. Разошлись, довольные друг другом.
Полный штиль. Мотор. Противно! Всю жизнь я терпеть не мог эти двигатели внутреннего сгорания - треск, вонь, вибрация. И всю жизнь мне приходится иметь с ними дело: то мотоцикл, чтобы в яхт-клуб ездить, то эти подвесные моторы, черт бы их побрал!
Около 18 часов проходим острова Трясье. Здесь нас изрядно покропил дождь. Что ж, как говорил Винни-Пух: «Чем больше идет дождь, тем больше дождь идет».
В восьмом часу вошли в Петраковский ручей и встали на якорь. При швартовке Петрович прыгает на стоящую у берега моторку, а с нее благополучно сыплется в воду. Боря и Димыч с воодушевлением  исполняют кантату: «Славься, славься, наш Петрович - боцман «Мокрые штаны»!». А я в назидание Петровичу произношу закон Архимеда в изложении писателя-моряка В.В.Конецкого:

«Тело, впёрнутое в воду,

Выпирает на свободу

С силой выпертой воды

Телом, впёрнутым туды».

По случаю благополучного перехода Рыбинки пожарили судаков, приняли под них по стопарику. У нас не было муки для жарки рыбы, но Боря на берегу познакомился с местным мужичком, понравился ему, и мужичек подарил нам пакетик муки.
Остальную рыбу подарили на стоящую рядом яхту «
Jon» из Москвы, чем их осчастливили, благодарили изо всех сил. Оказывается, их название, над которым я всегда ломал голову, означает институт ионосферы, которому эта яхта принадлежит.
Наутро проснулись от страшного грохота. Выглянув, ничего не увидели, кроме сильного дождя   и молний, многие из которых лупили в воду рядом с нами, вздымая фонтанчик. Молния ударила в дебаркадер рядом с нами, он задымился, но дождь его погасил.
А потом мы услышали щелчок, «Палома» вздрогнула. Ага, это уже в нас! Все наши приборы тут же прекратили работать. Плохо! Но, как подумаешь, что было бы, если бы яхта не имела громоотвода – так это всё ещё хорошо! Через люк видим, как из стоящего рядом «
Jon»а высовываются перепуганные физиономии.
Гроза кончилась. Вперёд! В смысле – назад, к дому. К обеду мы были у Мышкина, там запаслись бензином. В этот день под частыми дождями мы дошли до Углича, отшлюзовались, и до ночи успели ещё добраться до симпатичной стоянки в устье реки Красной. В темноте сюда же подгрёб швертбот «Кварц» из Москвы. Мы помогли им швартоваться.
Утром пришлось пережидать сильный туман. Выход немного задержался, зато знаем: утренний туман - к хорошей погоде. Так и вышло - был прекрасный день.
К 11 часам пришли в Калязин. У нашего Бори кончились свободные дни, ему надо уезжать на «Метеоре» в Дубну, а оттуда на электричке в Москву. Мы разыскали пристань, куда подходит «Метеор», попрощались с Борей, он остался, а мы двинулись дальше. Позже нас обогнал «Метеор», с которого Боря нам помахал. Жаль, что Боря сошел. Он - хороший.
Во второй половине дня хорошая погода кончилась, шли под частыми дождями. К вечеру мы пришли в Кимры, в город, где нет удобных стоянок. Ничего умнее не придумали, чем ошвартоваться у мостков для полоскания белья. А еще здесь рыбу ловят. Подойдя, мы спросили у рыбаков, глубоко ли у мостков. Да, глубоко. Ну, мы и встали носом к ним, положив с кормы якорь. Было это уже в сумерках.
Гости на яхте - кимрские мальчишки, любопытные, как и везде. Они были в восторге, что их пустили посмотреть яхту. Очень полюбили нашего Диму: «Димыч, Димыч!» Уже в полной темноте выдали мальчишкам по конфете, отправили их по домам и улеглись.
С утра обнаружив попутный ветер, прямо с места встали под паруса, прошли под Кимрским мостом, а, миновав город с его оживленным движением на воде, поставили наш красно-голубой спинакер, починенный Вадимом. Полдороги он нас весело тащил, а там ветер зашел, пришлось идти под генуей. Долго не мог нас обогнать толкач с баржей, а когда все же обогнал, включил трансляцию и спросил: «А почему это у вас флаг белогвардейский?» Это он, утконос ехидный, имел в виду наш потрепанный всеми ветрами и выцветший флаг яхт-клуба «Парус».
При подходе к Дубне Вадим, сидевший за рулем, завидел идущий впереди «Картер-30» из московского «Спартака» по имени «Астра» и очень захотел его обогнать. Видимо, на «Астре» сидели чайники, т.к. Вадиму это удалось, и он был счастлив.
Подходя к шлюзу увидели, что туда входят два теплохода и, недолго думая, с ходу въехали за ними. Нас не выгнали.
К 19 часам мы уже входили в шлюз № 2, И в сумерках, а потом уже и в полной темноте, шли до расширения канала перед Дмитровым, у белого буя № 5. В полночь мы там оказались, отошли от судового хода, отдали якорь, поели и легли спать, чрезвычайно довольные жизнью и собой. Хороший переход нам удался сегодня!
Назавтра, в 13 часов, мы закончили прохождение всех шлюзов, вышли в Икшинское водохранилище, а потом и в наше - Пестовское. Здесь отошли от судового хода, встали на якорь в знакомой бухточке и тщательно помыли яхту. В яхт-клуб надо приходить в чистом виде.
Ставим паруса и хорошими ходами бежим к «Парусу». Там нас радостно встречают друзья. У нас еще осталось кое-что жидкое и булькающее, мы пустили это в ход и отметили благополучное прибытие. А потом на «Ракете» уехали в Москву.
Из судового дневника: «Плавание это носило учебный характер, и цель достигнута. Но и пройдено немало: 2777 км или 1500 миль. Команда здорова, матчасть в порядке.

До новых плаваний!»

 

Глава двадцать вторая

Осенью и зимой

 

Навигация подходит к концу. Все наши яхты принимают участие в осенних регатах на Пестовском водохранилище - четыре субботы и четыре воскресенья подряд. А любители еще через неделю направляются на Клязьминское водохранилище, где проводятся последние гонки сезона под названием «Осенний ветер», или, как их называют яхтсмены «Осенний свист». Последняя из этих гонок - «гонка капитанов», когда на яхте остается только один человек, который и управляется со всеми парусами.
К сожалению, я ни разу не участвовал в этой регате, но ребята с «Багиры» которые не пропускали ее, много интересного рассказывали. Слава Галков идет на старт в одиночестве, а старт дается при попутном ветре, все поставили спинакеры. Несколько капитанов не рассчитали, и сразу после стартовой ракеты раздается по радио с судейского судна: «Не вижу знака! Фальстарт! Общий отзыв!». Пока капитаны воюют  в одиночестве со своими спинакерами, пытаясь их убрать, чтобы вернуться назад, ветер утаскивает яхты за два километра, а потом они долго лавируются к линии старта, только через минут сорок смогли дать повторный старт.
А по окончании всех гонок, да еще одной нашей клубной гонки (я о ней еще расскажу), яхты вытаскиваются на берег. Из ворот эллинга уходят в воду два швеллера - это рельсы, по которым съезжает в воду кильблок - телега-подставка для яхты. А в глубине эллинга - ручная лебедка с длинным стальным тросом. На этом тросе кильблок спускается в воду, полностью уходит под ее поверхность, поэтому к стойкам кильблока мы привязываем два длинных шеста, которые торчат из воды и указывают, как вводить яхту на кильблок.
Вот кильблок ушел в воду (если не застрял или не сошел с рельс). Я залезаю на яхту, отдаю швартовы, вывожу яхту вперед и, подголанивая рулем, стараюсь войти точно между торчащих из воды шестов. Вот мягкий толчок, фальшкиль уперся в доску-ограничитель на кильблоке. На верхушках шестов висят бухты мягких тросов, нижними концами они привязаны к кильблоку. Быстро отвязываю их от шестов и оттягиваю оба троса на корму яхты. Там, подтягивая один трос и потравливая другой,  я выравниваю яхту так, чтобы ее нос был направлен прямо между рельсами; ребята с берега мне помогают советами.
Ну вот, вроде бы яхта встала на кильблок ровно, как надо. Один или двое матросов направляются к лебедке и по команде «Вира!» начинают накручивать трос на барабан. На лебедке тоже надо работать грамотно. Не дай Бог при сильном натяге отпустить рукоятку - она со страшной силой раскрутится назад. На счету этой лебедки - переломанные кости на руке, один выбитый зуб и одна проломленная голова. Человек с проломленной головой выжил и даже идиотом не стал. Впрочем, говорят, это оттого, что он и раньше им был.
На лебедку можно надеть две рукоятки и крутить их в четыре руки. Ребята крутят, и яхта медленно ползет к берегу, поднимаясь из воды. Я на палубе поглядываю за борт, слежу: кренится яхта или ровно стоит. Кто-либо из команды плавает вокруг на лодке и докладывает: «Встала на блины!» Блины - это широкие подставки под корпус яхты на всех четырех опорах кильблока. Иногда выясняется, что яхта не встала, как следует, тогда на лебедку подается команда «Майна!», яхту опускают обратно на воду и снова заезжают на кильблок.
Ну, а если яхта стоит нормально, то ребята продолжают выбирать трос лебедкой, и яхта полностью выезжает на берег. Мне подставляют лестницу, я слезаю на землю и с отвращением смотрю на обросшее днище яхты. Впрочем, степень обрастания зависит от того, какой краской, и как тщательно днище было окрашено весной. Хорошая ядовитая «необрастайка» отталкивает всякую живность и растительность. Только лягушачья икра не боится никаких ядов, впрочем, она и отмывается легко.
Команда с вёдрами, швабрами и губками набрасывается на днище, стараясь почище и побыстрее отмыть его, пока всё, что наросло, не засохло; тогда отмыть будет труднее.
Время от времени раздаётся вопль: «Поберегись!», и все шарахаются в стороны – тот, кто кричит, энергично окатывает днище водой из ведра.  Каждый раз кто-то не успевает посторониться, и  ему достается хорошая порция холодной воды, к великой радости остальных. Следующая операция - снятие мачты. Яхта подводится мачтой вплотную к эллингу, для этого надо предварительно снять штаг. Один из экипажа, кто не боится высоты, залезает на крышу эллинга. Ему туда подают один из фалов, и он придерживает топ мачты - ее макушку. А я с одним из помощников быстро отдаю все остальные крепления мачты: ахтерштаг, ванты. Лезу в каюту, куда через отверстие в палубе уходит мачта, отсоединяю провода, идущие на мачту от общей электросети яхты, и вытаскиваю стальной палец, который крепит мачту в ее подставке - степсе. Все, мачта свободна, можно ее вынимать.
Стоя на палубе, мы вдвоем вцепляемся в мачту. Кто крепко обнимает ее, кто хватается за утки. По моей команде мы с палубы, а «верховой» с крыши, тянем мачту вверх, пока над палубой не покажется ее основание - шпор. Тогда мы оттягиваем низ мачты в сторону, переносим его через леера и опускаем вниз, а там уже стоят наготове два дюжих матроса. Они принимают шпор мачты и потихоньку отводят его в сторону. Человек на крыше медленно потравливает фал, и мачта сперва средней частью, а потом и верхней оказывается у нас на руках. Продвигаем ее дальше за пределы яхты, и в конце-концов, она вся оказывается внизу, и трое матросов торжествующе оттаскивают  ее на заранее приготовленные козлы. Здесь с мачты снимают краспицы и прихватывают тросами весь бегучий и стоячий такелаж мачты, а потом тащат мачту в эллинг и подтягивают ее к стропилам, закрепляя в трех местах. Под стропилами она должна висеть вплотную, чтобы никому не мешать.
А тем временем остальная команда уже отмыла днище яхты, и можно ее завозить в эллинг на зимнее хранение. Вначале все очень просто: матросики крутят лебедку, и яхта по рельсам въезжает в эллинг. Теперь-то и начинается самое весёлое: яхту на кильблоке надо сдвинуть с  рельс, развернуть на 90 градусов и загнать до упора к боковой стене эллинга. Тут идут в ход длинные бревна-рычаги (у нас их называют «карандашики»), подставки под бревна - толстые пеньки (называются «шарики»), чтобы получился рычаг второго рода. «Карандашик» подсовывается концом под раму кильблока, под него  «шарик»; три-четыре матроса наваливаются на другой конец «карандашика», прижимают его своим весом к земле. Передняя часть кильблока приподнимается. «Поехали!», и «карандашик» разворачивают в сторону, кильблок подвигается в другую. Его колеса выходят из рельс. Ставить на землю нельзя - пол в эллинге мягкий, земляной, колеса просто утонут в нем. Приходится все время подкладывать под колеса доски. Сразу же из рельс вынимают и задние колеса, чтобы их там не заклинило. Все эти действия сопровождаются громкими командами: «Раз-два - взяли! Приподняли!», а иногда и нехорошими словами, когда все идет не так, как надо. Я слежу за тем, чтобы командовал всегда один человек, иначе порядка не будет.
Когда кильблок с яхтой развернулся поперек эллинга,  его, опять же по доскам, толкают до того места, где яхта будет стоять всю зиму.
Довольно длинное описание получилось, правда? Только «скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается...». Колеса кильблока часто съезжают с досок и утопают в земле, приходится подкапываться. Да вообще все время что-нибудь заедает. Обычно, когда яхта уже стоит на месте, команда полностью обессилена, и некоторое время отдыхает, прежде чем пойти поесть. Операция, как правило,  занимает полдня, иногда - больше.
Не все яхты помещаются в эллинге, часть их ставится на берегу под открытым небом. В этих случаях яхту надо накрывать чехлом из синтетической парусины. А чтобы чехол не лежал прямо на палубе и на каюте, чтобы яхта могла «дышать», строят на палубе дощатый каркас в виде крыши домика. Тоже работа.
Обычно «Палома» стояла в эллинге, сразу за воротами направо. Но если я планировал на будущую весну  большие ремонтные работы, то договаривался с кем-нибудь из капитанов других яхт и мы менялись местами - он завозил свою яхту в эллинг, а мы ставили «Палому» на берегу. Дело в том, что эллинг стоит в овраге, весной через него текут талые воды, и там до июня сплошное болото, воздух насыщен влагой - нельзя ни красить, ни грунтовать, ни клеить.
Поставили яхту на место, убрали из нее все лишнее, люки нараспашку, чтобы проветривалась. Что ж, все? Да нет еще! Обязательно будет несколько субботников по подготовке территории. Дело в том, что институт содержит и базу отдыха, и яхт-клуб, а за порядок и там и там отвечают яхтсмены. Вот и приходится нам весной, летом и осенью работать не только с яхтами, но и наводить порядок и ремонтировать всё, что относится к базе отдыха – домики палатки и прочее.
А, кроме того, надо же подумать и о будущем, т.е. о работах по яхте, которые мы будем проводить весной, еще до спуска яхты на воду. Для этого с осени начинаем составлять дефектную ведомость, т.е. перечень необходимых работ. Для каждой работы надо что-нибудь доставать - инструмент, материалы. Составляем еще ведомость снабжения. Оба этих списка еще вырастут за зиму, а особенно во время весенних работ - чем больше делаешь, тем больше работ открывается.
А зимой мы обычно делаем те работы, которые можно делать дома, например, чиним паруса. Каждый берет домой по одному парусу, дома внимательно осматривает его и штопает. Там, где перетерлись нитки по швам, скрепляющим полотнища - это самое простое: сшиваешь разошедшиеся полотнища по старым дырочкам. Сложнее, когда нашел просто дырку в парусе - тут надо накладывать заплатку, чаще всего с двух сторон. Да так, чтобы заплатки ложились точно одна против другой. В любом случае, это работа спокойная. Включаешь тихую музыку и шьешь неторопливо в долгие зимние вечера. Такая работа очень хорошо успокаивает нервы.
Обещал я еще рассказать о наших осенних клубных гонках. Они называются «гонки с пересадками». Что это значит? Участвуют в них, например восемь яхт, значит, восемь команд. Судейская коллегия устраивает восемь гонок. Чтобы успеть их все провести за день, дистанция выбирается короткая, ну, в зависимости от ветра. Например, от яхт-клуба до Михалевской пристани и обратно. Мы заранее ставим там на якорь буек - поворотный знак. Первую гонку все проходят на своих яхтах, а потом пересаживаются на чужие. И за восемь гонок каждая команда должна отгоняться на восьми разных яхтах. Яхты все разные, скорость у них тоже разная, а при таком порядке шансы уравниваются, все решает мастерство.
Эти гонки наши ребята любят, они весело проходят. А когда все заканчивается, весь народ поднимается в кают-компанию на втором этаже пристройки к эллингу и там «отмечают это дело». Там же и результаты объявляются, там же и призы вручаются. Первый приз - бутылка хорошего коньяка, второй - водки и т.д., а за последнее место - бутылка лимонада. Все призы тут же выставляются на стол, да еще и с собой приносят. Сезон окончен, можно немного и потерять форму. И теряли. Был один очень холодный октябрьский вечер, когда на моих глазах человек 15 по очереди падали с пирса в воду. Много смешного было! Упал в воду Стас Кретов, Володя Лукин подает ему руку, тот хватается, и Лукин немедленно оказывается в воде.
Еще зимой мы занимаемся оформлением нашего отчета о летнем плавании. Перед кем это мы отчитываемся? Да ни перед кем - перед собой! Это просто память сохраняем о прекрасных днях нашей жизни. Я давно убедился, что, если не записывать, то через пару лет все забудешь, всё перепутается. Где, что и когда было - невозможно вспомнить. Вот и стал я с первых своих плаваний вести записи. А теперь пишу уже не я один. Бывало, в первые годы мне приходилось пинками заставлять  кого-либо записать, например, про экскурсию на бережок, в которой я не участвовал. А теперь все не только привыкли, но и вошли во вкус - иногда ручку и тетрадку друг у друга вырывают. А некоторые, кроме судового дневника, ведут отдельно свои. А еще - фотографии. Снимают в плавании почти все.
Я отбираю у всех записи, у кого какие есть. Заставляю всех проявить пленки, отпечатать контрольные фото и отдать их мне. Имея все это на руках, можно приступать.
Редактирую текст, стараясь по возможности, чтобы было интересно и тем, кто участвовал в плавании, и всем, кто будет читать. Пытаюсь вспомнить смешные случаи, которые бывают во всех плаваниях. Обычно каждая глава  описывает  события одного ходового дня. Желательно к каждой главе подобрать эпиграф, это оживляет текст.
Месяц-другой работы и текст вчерне готов. Ну, настолько готов, насколько я его в состоянии подготовить - я всё же не Лев Толстой. Теперь надо сделать разметку для фотографий, у меня все фото пронумерованы и я в тексте делаю пометки - где какое фото будет.
Настало время печатать текст. Раньше я делал это на машинке, благо, с молодых лет владею этим «искусством». Закладываю под копирку столько экземпляров, сколько было участников в плавании, и начинаю стучать. Первые 15 отчетов я оформлял в виде альбомов, т. е. лист имел горизонтальное расположение, а потом понял. Что будет гораздо удобнее, если отчёт будет выглядеть, как книга. Печатаю, оставляя места для фотографий.
А последний десяток лет я имел доступ к компьютеру, освоил редакторские режимы, сначала «
Lexikon, а попозже – «Windous». Я к этому времени уже работал начальником планово-производственного отдела института и выбил у директора одну из первых поступивших в институт персональных IBM. Оставался после работы и пользовался этой полезной машиной. Редакторская программа – просто прелесть! Особенно, после пишущей машинки. Твои ошибки тебе укажет, да и проверяешь текст не на отпечатанном листе, а на экране, где всегда можно что-то исправить, убрать или добавить.
А принтер – вообще красота: молотит со страшной скоростью столько экземпляров, сколько ты ему закажешь. И все экземпляры – первые. А раньше на меня обижались те, кому 4-й и  5-й экземпляр доставался.
Вот я набрал и распечатал весь текст. А дальше – нудная работа по вклейке фотографий. Тоже своя техника.
Свои тонкости, не всякий клей годится: резиновый клеит хорошо,  о книжка эта будет вонять бензином, а лет через пять клей пересохнет, и снимки отклеятся. БФ - клеит хорошо и прочно, но иногда пятна от него проступают на поверхность фотографий. Лучше всех - ПВА.
Или еще иногда покупал в фотомагазинах специальный клей для фото. Вот канцелярским клеем - ни в коем случае нельзя клеить - поверхность снимков пойдет волнами, как Рыбинка!
Внутреннюю обложку надо изготовить. Рисовать я не умею, не дал Бог способностей.  Иногда прибегал к помощи знакомых художников, а потом овладел графической программой на своем компьютере. С ее помощью даже бесталанный человек, вроде меня, в состоянии изобразить какой-то несложный рисунок.
Ну, а дальше все экземпляры  отдаются  в  переплетную,  благо,  у нас  в институте мне всегда предоставляли такую возможность.
И через некоторое время у каждого участника плавания  имеется  на  руках  книга,  сделанная нами самими. Я уверен, что каждый сохранит такую  книгу  до конца  своих  дней. Потому что в этой книге - кусок твоей жизни. Причем - один из лучших!
У  меня  таких  книг  и  альбомов  набралось  больше  двух  десятков.  Они  и  послужили  мне основным материалом для этих записок.
Держишь в руках очередную книжку. Радуешься,  что она получилась хорошо  -  интересная,веселая и красивая.  А  потом  глянешь  на календарь, а на дворе-то уже новый год наступил.   За всеми этими делами и не заметил, как ползимы миновало.  

В иные  годы  было  у  меня  зимой   и   еще   одно  «парусное дело»:  преподавал   на   курсах яхтенных рулевых - два вечера в неделю занимался я с курсантами «Управлением яхтой». А еще мне были поручены  занятия  по  предмету  «Такелажное дело»  -  учил своих «чайников»  вязать узлы, плести огоны, разбираться в тросах и т.д. Это непростое занятие - преподавать, тем более, по   вечерам,   после   трудового  дня.    Уставал  я, конечно.
Но  увлекательно,  интересно!  Да  и  благородное,  и  благодарное  занятие.    Приятно бывает, когда летом идешь на яхте, вдруг окликают со встречной яхты:

- Сергей Яковлевич! Здравствуйте!
       - Здравствуйте, но, извините - не припомню...
       - А я у вас учился, спасибо вам!
Так что практически навигация у меня продолжалась круглый год!

 

Глава двадцать вторая

В плавании мои внуки

 

Мой сын Александр еще подростком ходил со мной в плавания на шлюпке. Потом он подрос, другие интересы у него появились. Ещё повзрослел, женился и наградил меня тремя внуками (вернее, двое внуков и внучка). Очень быстро летит время. И вот эти внуки подросли. В 1988 году Сереже было 12 лет, Верочке 7, Сашуне - 6. Все они бывали в яхт-клубе, катались на яхте. И вот, зимой, наслушавшись моих рассказов, все семейство на меня насёло: «Дед, а почему ты нас в плавания не берешь?» Думаю, а почему бы и нет? Для начала пусть пройдутся со мной в конце плавания, по спокойным местам. Пусть их немного ветерком обдует.
Одновременно обратился ко мне старый друг, капитан «Гринды» Володя Лукин. «Гринда» - старушка, по Пестовскому водохранилищу еще может походить, а в экстремальной обстановке - просто рассыплется. А Володя и его команда как раз соскучились по экстремальной обстановке. Ну, что ж? Мне не впервой вступать в альянс с хорошими людьми. Тем более, Лукин - человек опытный и добросовестный, доверяя ему яхту, я могу быть уверенным, что с ней все будет в порядке.
После всех переговоров расклад получился такой: Лукин с командой ведет «Палому» на север - Онега, Ладога. В назначенный день я, а со мной Вадим Прокладов и Валентин Лукин сменяем их в Лодейном Поле и плаваем, где хотим, а 3-го августа мы должны быть в Коприно, куда приедет сменная команда - семейство моего сына.
Так мы и провели это плавание.
Во время ушел Лукин с командой. Благополучно добрались они до Онеги, побывали на Кижах, а потом пошли на Ладогу. Там им очень прилично подсыпало - вдуло, как у нас говорят. Двое суток беспрерывного шторма, измочалившего всю команду. В конце концов укрылись они в каком-то рыбачьем порту на западном берегу Озера. Названия этого места ни Лукин, ни его команда припомнить не могли. Помнили только, что, отстаиваясь за волноломами в ожидании погоды, они выпили много водки и съели много рыбы. Побывали и на Валааме.
А в назначенный срок они пришли в Лодейное Поле, а  мы туда приехали на поезде. Лодейное - городок на берегу реки Свирь, тут во время войны большие бои были. Приняли мы у них яхту. Нас было трое, дней в запасе не так уж много, и мы решили на Ладогу не ходить, а пошли к Онеге, вверх по Свири.
Свирь прошли с одной ночевкой, а на другой день достигли Вознесенья у истока Свири, и там неожиданно встретились с одноклубниками - «Акелой» под командой С.А.Николаева и «Демоном» во главе со Славой Деминым. «Демон» он по мерительному свидетельству, а зовут ее все «Забором», потому что номер у них на борту - 1111. Встреча была неожиданной, тем приятнее было встретиться с этими командами - люди все - личности, известные в «Парусе» - славные люди. А встретиться с друзьями в 1000 километрах от дома - еще приятнее!
Они собираются завтра пойти на север Онеги с первой остановкой на острове Брусно. Конечно, мы решили идти с ними, только от Брусно они пойдут дальше на север, а мы повернем к дому, в сторону Москвы.
Наутро все три яхты снялись с якорей, и, лавируясь при слабом встречном ветре, весь день продвигались на северо-запад, вдоль берега Озера.
Наши попутчики – ходоки получше нас – ушли вперёд, но из виду мы их не теряли. И вслед за нами вошли  в пролив между о. Брусно и материком. «Акела» и «Забор» уже стояли у острова, ну и мы ошвартовались рядом.
Утром наши друзья попрощались с нами и ушли в Петрозаводск – хотят участвовать в «Кубке Онежского озера». А мы провели на острове ещё один прекрасный день. Петрович, бродя по острову, отыскал прочную доску и мы из неё сделали трап для нашей яхты. Наш старый трапчик ещё в Москве сломали наши тяжеловесные гости. А теперь мы набили поперёк доски ступеньки и этим трапом пользовались до конца плавания. Очень полезная вещь в ДСП!
Эпизод на отдыхе: Петрович побродил по берегу и возвращается на яхту. Вадим, увидев это, подмигнул мне, схватил ведро, и черпанул воды из-за борта. Поняв его злодейский замысел, я быстро приготовил фотоаппарат. Петрович лезет на яхту, и тут же на него обрушивается ведро воды. Я успеваю щелкнуть, в результате в Москве появится прекрасный цветной снимок, на котором хорошо видны струя воды, ошарашенная  физиономия Петровича и довольная - Вадима. Чтобы Петрович не обижался, ему пояснили, что он был облит для истории - для съемки. Он понял и не возражал.
В сторону Вытегры мы пошли на ночь глядя. Почти всю ночь на вахте сидели мы с Вадимом, а Петрович спал и тем «посрамлял дьявола», как у нас говорят.
Тащили за яхтой дорожку с блесной. Часа в три ночи катушка затрещала. Я передал руль Вадиму и, выкрутив леску, вытащил приличного судака, килограмма на три. А перед сменой вахты, около пяти часов утра - снова тр-р-р-р!, - и мы вытаскиваем лосося килограмм на пять. Спасибо, Онега - подкинула напоследок!

Судака мы в Вытегре зажарили и съели, а лосося решили засолить, чтобы в Москве угостить родных и знакомых. Что из этого вышло, расскажу после.
В городе Шексне сошел с яхты Петрович, его свободные дни кончились. Мы с Вадимом остались вдвоём.
На Рыбинке Бог послал нам прекрасную прогулочную погоду, и мы, имея в запасе лишние дни, прошли водохранилище за четыре дневных перехода, а ночью отдыхали в местах укрытия. Мне давно хотелось получше узнать  такие места - на всякий случай. Первую ночь провели в знакомой Комариной бухте. В течение следующего дня добежали до рыбачьей стоянки Гаютино, там ошвартовались сбоку пристани-баржи, куда подходит «Метеор». Баржа высокая, влезали на нее с трудностями. Но двум здоровым мужикам - это нипочём.
Наутро, выйдя из речки Маткомы, мы не стали выбираться на основной судовой ход, а направились на юг, между материком и островами. Конечно, предварительно посмотрели по карте глубины и прошли благополучно. А потом отыскали вход в реку Ухру, обставленный буями, и вошли в эту реку. На Ухре судовой ход, узкий и извилистый. Но тоже имеется судоходная обстановка, по которой мы смогли уйти вверх по реке километров на семь и, найдя приглубый берег, воткнулись в него носом у деревни, названия которой мы так никогда и не узнали. Потому, что причалили под вечер и легли спать, а утром сразу ушли.
Перед   выходом   из   Ухры  на  Рыбинку вновь посмотрели    карту   и   направились  в сторону 63-го судового хода, что ведет к Волге. Не по фарватеру, а по компасу. Шли медленно, ветра было маловато.
И это было хорошо, потому что около  полудня  Вадим заметил по курсу что-то  на  воде, какой-то предмет. Долго не могли разобрать - что это, а потом разглядели - здоровенный камень из воды торчит! А на карте - ничего подобного, видимо уровень воды на Рыбинке в этом году значительно ниже обозначенного, ниже НПУ - нормального подпорного уровня, как в лоции написано. На карте здесь обозначена глубина 2,5 - 3 метра. Чудно!
Однако взяли в сторону и камень обошли на значительном расстоянии. А вскоре увидели буи 63-го судового хода, вышли на их линию, повернули на юг и стали отсчитывать один буй за другим.
Я сижу за рулем, а Вадим готовит обед. За чем-то он полез в наш «холодильник», так мы называем отсек для стационарного двигателя, которого нет, а мы там храним продукты. Высунувшись, докладывает мне: «Что-то там у нас попахивает!». - «Ну-ка, возьми руль!». Лезу туда, нюхаю. Кой черт попахивает - воняет, хоть святых выноси! Быстро нахожу источник: это наш лосось, засоленный в кастрюле, полностью протух. Мало соли засыпали. Хотели, чтобы получился деликатес. Вот и получился! Обидно. Досадно. Ну, ладно! Вытряхнули тухлятину за борт и долго отмывали кастрюлю с применением песка и соли.
Во второй половине дня пришли в Коприно. Зашли в ручей, поставили «Палому» носом к берегу.
Здесь будет смена экипажей. Экипаж в лице Вадима с утра уселся в «Метеор» и уехал в Дубну, откуда электричка увезет его в Москву. А я весь этот день провёл в одиночестве – готовил яхту к прибытию новой команды. Всё отмыл, навёл порядок. Приготовил праздничный обед, достал для всех свежее постельное бельё.
К 19 часам отправляюсь на пристань встречать «Метеор». Наблюдаю, как он мчится по Волге, плавно доворачивая в нашу сторону.  Вот он лег на брюхо, медленно подходит к пристани, матрос накинул швартов на кнехт. Положили трап, народ повалил на берег.
А вот и мои! Вылетают внуки - Сережа. Верочка, Сашуня, радостно кидаются на меня. Повалили на палубу пристани. Потискали. А вот и сын Саня с женой Олей.  Все обвешанные рюкзаками и сумками.
Веду их на яхту, обед у меня поспел, сразу сажаю всех за стол и кормлю. До темноты успели разложить по местам всё их имущество. Распределили места для сна: Оля с двумя младшими в форпике - в тесноте, да не в обиде, Сережу положили на правый диван голова к голове с дедом (я - в гробу), а Саша - на левом диване.
Поспали ночь, а  проснулись при плохой погоде - проливной дождь, ветер свистит в снастях. Причем ветер оттуда, куда нам надо идти. Я было предложил переждать, но все этому активно воспротивились: «Мы же не для того сюда приехали, чтобы стоять!».
Что ж, ладно. Надеваем непромоканцы. Зарифили грот, впереди фок подготовили. Сережа отдал носовой, Саня выбрал якорь, я завел мотор и вывел «Палому» в Волгу, вернее это - еще Рыбинка. Поставили паруса, начали лавироваться. Галсы короткие, здесь судовой ход идет вдоль берега, и далеко отходить нельзя - мели. Часа за два добрались до железнодорожного моста у Глебова и прошли под ним. Тут и дождь кончился, кусочки голубого неба появились, временами даже солнце светит. Сушим на себе непромоканцы и продолжаем движение; кое-где удается идти одним галсом подолгу.
Во второй половине дня поравнялись с Охотинской бухтой, и я направил «Палому» туда. Времени у нас хватает, а мне хочется показать своим молодым все хорошие места, какие знаю.
Команда у меня закаленная, не простужаются, а купаются почти в любую погоду.
К вечеру отправились всем семейством в ближайший лес и притащили много грибов, только благородных. Почистили и оставили в воде, варить будем завтра.
Наутро сделали небольшой переход до знакомой мне живописной бухты у 30-го красного буя. Заходим в нее и сразу видим стоящую носом к берегу яхту такого же типа, как наша. Это - «Муссон» из московского «Спартака». Оттуда нам машут, приглашая подойти. Отдаем якорь с кормы и встаем рядом с ними. Носовой швартов задали за здоровенный корень сосны, торчащий из обрыва.
На «Муссоне» мой старый приятель Николай Сухов с женой и двумя мальчишками, а также его отец - Леонид Владимирович, известный московский корифей паруса. То есть, у них, как и у нас - семейное плавание. Естественно, два экипажа сразу же подружились. Вечером поиграли в футбол, причем играли все - деды, отцы, женщины и дети. Посидели у костра, попели песни.
На другой день при выходе из бухты я усадил «Палому» на мель, да так «грамотно» усадил, что минут двадцать не могли сняться. Было очень стыдно спихиваться под взглядами людей, наблюдавших за нами с берега.
Ушли. В Угличе встали у каменистого берега под соборами, и моя команда отправилась на экскурсию. А потом пошли к шлюзу. Там нас продержали почти до темноты, а вышли из камеры мы уже в полной темноте. Куда податься на ночевку? Недолго думая, я повел «Палому» вдоль берега и, отойдя от судового хода, отдал якорь. Ночью яхту покачивало волной от проходящих   невдалеке   судов,   но   я   оставил  в кокпите
зажженный фонарик и надеялся, что на нас никто не наедет. Никто и не наехал.  А проснувшись утром, я увидел, что близковато к судовому ходу мы ночевали. Обошлось.
А дальше были обычные хода по Волге и поканалу им. Москвы через шлюзы. В нужное время прибыли в «Парус».
Моя молодая команда осталась очень довольна этим плаванием, и с меня взяли клятву, что я ещё буду брать их с собой.

 

«Палома» на Средней Волге

 

Зима пролетела быстро, и вот мы уже готовим яхту к навигации 1989 года, одновременно договариваясь о летнем плавании.
Опять Лукин с командой предлагают вступить с ними в альянс. Я соглашаюсь - убедился, что яхту они берегут и порядок на ней держат. Водку пьют активно, но - только на стоянках. Это - пожалуйста!
Решили в этом году для разнообразия попробовать новый маршрут - продвинуться вниз по Волге; сосчитали, что за отпуск, если без натуги, одна команда может пройти до Куйбышева, а вторая за такое же время вернуться в Москву. Лукин взял на себя первую смену и не прогадал - шел по течению. Как они мне рассказали, плавание у них прошло достаточно весело.
А в назначенный день мы погрузились в поезд и поехали в Куйбышев.Со мной едут: Виталий Гельфанд - испытанный друг и старпом, Сережа Бохенек, сын моего приятеля по институту и сам тоже сотрудник института. Я его знал мало, но отец его - старый яхтсмен, отошедший от парусных дел, попросил меня за него. Я понадеялся  на  рекомендацию  Саши  Бохенека и, как выяснилось - напрасно. Юнгой мы взяли Петю Гениса, тоже сына нашего сотрудника. А наш Димыч упросился на обе смены - он и с Лукиным идет, и с нами останется. С этой командой я дойду до Горького, а там их сменит мое молодое семейство.
Когда мы садились в поезд на Казанском вокзале, Серега вручил мне вместе с приветом от отца посылочку. Развернув ее, я увидел короткую резиновую дубинку под названием «демократизатор» - матросов учить. Видимо, знал Саша Бохенек, кого он присылает к нам на яхту. Применять «демократизатор» по назначению мне не пришлось - как только мы оказались на яхте, мои матросы спрятали его так далеко, что я нашел его только в Горьком.  Чудаки - ведь, в случае чего, можно и шкотами по спине!
В Куйбышеве на вокзале нас встретили, и через полчаса мы были на яхте, стоявшей у причала местной ГРЭС. Немедленно снаряжается экспедиция в город за продуктами, а предыдущая команда отправляется на вокзал, ехать в Москву. Все они загорелые и грязные, как черти. Надо полагать, и мы такими будем...
Первый ужин и первая ночевка в яхте. Утром Виталий и Димыч еще раз посетили базар, принесли оттуда огурцы, помидоры и арбуз. А я тем временем сготовил завтрак. Как обычно, готовкой занимаемся по очереди, по дню. Это значит, что ты обязан накормить команду три или четыре раза в день, прибрать, помыть посуду, а потом - четыре дня никаких забот, только во время сесть за стол и после еды поблагодарить очередного кока...
В полдесятого утра отваливаем от пристани и, обнаружив легкий попутный ветерок, ставим грот, затем спинакер. Паруса забрали ветер, потянули.  Под носом яхты  бурунчик. Оцениваем наши хода относительно воды, как четырех узловые. А относительно берегов, оказывается, гораздо меньше. Ага - встречное течение, и сильнее, чем мы предполагали.
Особенно заметно это стало, когда я по случаю сильной жары вздумал искупаться на ходу, на буксире, т.е. плыл за яхтой, держась за вытравленный с кормы конец. Но, вылезая на яхту, я заметил, что компания девушек в ярких купальниках на пляже, которая раньше была у нас на траверзе,  теперь оказалась впереди нас. Это значит, что  из-за дополнительного сопротивления моего тела течение стащило яхту назад. Пришлось, искупавшись самому, остальным в этом воспрепятствовать. Купание заменили обливаниями на ходу из ведра.
Кончился Куйбышев, начался Новокуйбышевск. Мало того, что здесь отвратительный, как всегда, индустриальный пейзаж, так еще и густое облако смога над всем эти. А по правому берегу (т.е. для нас - по левому) - знаменитые Жигулевские горы. Так, холмы...
К 14 часам ветер кончился, и нам пришлось завести наш «Ветерок». Спустя несколько дней, мы убедились, что это обычный ветровой режим для этих мест.
Поближе к вечеру начали присматривать место для стоянки. Нашли. Недалеко от пристани Ширяево обнаружили полуразрушенный деревянный причал, явно грузовой, потому, что - высокий. Глубина около него подходящая.  Судовой ход  -  недалеко,  и проходящие «Метеоры» разгоняют приличную волну, раскачивают «Палому» и грозят треснуть её носом о причал. Мы это уже проходили, поэтому на ночь оттянем яхту подальше от пристани и развернём её носом к воде Димыч, Серега и Петька еще с воды заметили входы в заброшенные штольни  и с моего разрешения отправились    их обследовать. Я проверил, свежие ли батарейки в фонаре и отпустил их, наказав им вернуться засветло. Но в штольнях было непонятно - где засветло, а где затемно. Ребята увлеклись. В поздних сумерках я, беспокоясь, отправился на поиски. В темноте даже входа в штольни не нашел, но зато, возвращаясь, увидел три фигуры, бредущие к воде. Выдал им, что причиталось.
При выходе из штолен Петька поймал летучую мышь. По уверениям Сереги и Димыча хотел ее съесть, но они, мол, отбили и выпустили «летающее млекопитающее».
В результате принятых мер предосторожности ночью нас  только покачивало, но ни обо что не стукнуло. А в 7 утра прошел «пассажир», от него волна большая - раскачал «Палому» так, что мы все проснулись. А раз проснулись, то: «По местам стоять, с якоря и  швартовов сниматься!».
Опять почём зря зажаривает солнце. Все-таки мы на 4 градуса южнее Москвы, и это чувствуется. Когда наш яхтенный термометр находится в тени, он показывает 28 - 30 градусов, а когда попадает на солнце - больше 50. Опасаясь тепловых ударов, я сам сижу в белом кепарике, временами смачивая его водой из-за борта. И ребят заставляю надевать. Хотя они и пренебрегают. Молодые, их еще жареный петух не клевал...
Перед Тольяттинскими шлюзами встречное течение еще сильнее. Однако к полудню подходим к шлюзам и видим: стоять в ожидании нам негде; но из камеры нам навстречу выходят сухогрузы, а в шлюз явно «намыливается» 30-метровый катер. Нас никто не приглашает. Но мы - люди не гордые - входим без приглашения. Не выгоняют, и ладно. Лукин в Куйбышеве рассказал мне об особых правилах шлюзования в здешних шлюзах. Подходим к катеру, испрашиваем разрешения, швартуемся к его борту и все вылезаем на его палубу. Такой порядок! Пока идет подъем воды, знакомимся со штурманом, он же матрос, он же боцман, он же кок. Их на катере всего трое - капитан, штурман и лоцман. Приняли этот катер на верфи в Астрахани и гонят его в свои родные места - всего-навсего на Обь. Ничего себе прогулочка!
Отшлюзовались, отцепились, вышли в средний бьеф. Здесь, на Средней Волге, все шлюзы двухкамерные и двухниточные, т. е. параллельно идут две пары шлюзов. Мои любознательные матросы – Димыч, Петька и Серёга ещё на подходе заметили входы в заброшенные штольни и с моего разрешения отправились туда на осмотр. Обещали вернуться засветло, но в штольнях непонятно – темно на улице или светло. Наступили сумерки, а их нет. Я обеспокоился и пошёл их искать. В темноте даже входа в штольню не нашел, но, возвращаясь обратно, увидел в темноте три фигуры. Получили от капитана хороший втык.
Утром прошёл пассажирский теплоход, сильно раскачал «Палому»  - все проснулись. Отошли на моторе – ветра нет. Серёга – дежурный по камбузу готовит завтрак.
Течение перед Тольяттинскими шлюзами – ещё сильнее, но к 12 часам мы к ним подошли. Стоять перед шлюзами было негде, но мы увидели, что из шлюзов выходят теплоходы, а туда намыливается войти 30-метровый катер. Нас никто не приглашает, но мы – люди не гордые, заходим без приглашения. От Лукина мы слышали здешние правила, выполняем: швартуемся к борту катера, потом спрашиваем на это разрешения. Вылезаем все из яхты на катер и, пока идет шлюзование, знакомимся со штурманом (он же матрос, боцман, кок и пр.). Рассказал нам: катер новый, построен в Астрахани. Капитан, штурман и лоцман его приняли и гонят своим ходом в свои родные места  всего только на Обь. Ничего прогулочка  - через Северный морской путь!
В среднем бьефе пришлось ждать. Мы опять встали под борт к катеру. Пока ждали, с его командой совсем подружились, и по их предложению поехали в шлюз у них под бортом. Ого! Вот этого я не ожидал - катер набирает скорость и встречной струей «Палому»  прижимает к его борту и начинает сильно кренить. Градусов до 40 был крен. Наши молодые спокойны - думают, что так и надо, а у нас с Виталием глаза округлились. Однако все прошло благополучно, катер ошвартовался, яхта выровнялась.
За время шлюзования раздуло, ветер закрепчал. А мы по карте видим, что за шлюзами - здоровенный разлив. Выходим. По правую руку у нас ковш Тольяттинского  порта, там полно грузовых судов, встать нам там негде. Димыч говорит, что яхт-клуб находится дальше. Ветер боковой, вздернули один грот и шустро бежим, закусывая на  ходу.
Видим на берегу пристань, у которой стоит теплоход, явно военного назначения - на борту пушки. Подходим к нему и у его обитателей выясняем: яхт-клуб - еще дальше, за бухтой. А бухта широкая - 6 - 7 километров. Глубины в ней по карте не менее двух метров. Тут-то мы и уселись на мель, да еще при метровой волне. Нас и постукивает об дно, слава богу, мягкое... Долго мы снимались, Виталий изо всех сил упирался футштоком, ребята, держась за ванты, закренивали яхту, но развернуть ее мы так и не смогли. Подскочил к нам катер с парусными судьями, стали советы подавать (живём-то в стране Советов), но мы и сами с усами - смайнали грот, поставили геную, «Палома» закренилась, развернулась, попрыгала по мелям, и - пошла.
Уходим подальше от берега, а ширина водохранилища здесь – километров 20, не меньше. Идти приходится остро, несём зарифленный грот и фок, можно было бы и побольше парусины нести, но я хочу, чтобы молодые поупражнялись в смене и рифлении парусов. Да и так – крен до 30  градусов. «Палома» прыгает по волнам, как заяц. Идём к виднеющемуся вдалеке мысику, Димыч говорит, что вход в яхт-клуб – перед ним. Серега укачался, травит с наветренного борта. Более опытный Димыч говорит ему укоризненно:  «Серега, это делается с подветра!». Тот отвечает сдавленным голосом : «Да я знаю!», и продолжает свое дело. Мы с Виталием переглядываемся, улыбаясь - знаем, что это - не смертельно. Да и Серега, потравив, приободрился.
Поравнявшись с мысиком, скрутили поворот и прямо по курсу увидели вход в бухту яхт-клуба, там видно много мачт. Минут через 20 со свистом влетаем в эту бухту и посреди нее... усаживаемся на мель. Снимаемся, подходим к причалам и... опять сидим! Черт побери, что за бухту они себе приспособили под яхт-клуб - сплошные мели!
Наконец спихнулись, встали у плавательного бассейна, и я отправил Виталия к местному начальству. Он получил разрешения на стоянку, а заодно и информацию о том, что у них за последние дни вода упала на 70 сантиметров. Вот откуда эти сплошные мели!
Пока Серега готовил обед, я проверил наши канистры и выяснил, что бензина мало. Виталий и Димыч, взяв канистры, отправились на большую дорогу, отловили автобус, водитель которого оказался добрым и заправил наши канистры. Да еще и подвез ребят с бензином к месту нашей стоянки. Обедоужин. Послушали Серегино пение под гитару и залегли в койки. Устали. С утра, помня вчерашнюю трепку, вышли из бухты  с  уменьшенными  парусами.
Припомнив вчерашнюю трёпку, вышли из залива, неся зарифленный грот и фок. Ветер 3 - 4  балла, по нашему ходу острый бейдевинд, постепенно ослабевают и ветер, и волна.    Отдаём риф на гроте, а вместо фока ставим геную. С утра было прохладно, потом выглянуло солнце, начало нас отогревать.
С 9 до 12 со мной на вахте сидел Серега, я ему дал румпель и учил отыгрывать рулем на волне. У него неплохо получалось, но, видимо, он при этом был в сильнейшем напряжении, потому что, когда мы с вахты сменились, он уполз в форпик и рухнул там, в чем был. Заснул сразу же. А был он в штормовке, свитере, двух штанах, резиновых сапогах и монтажном шлеме.
Виталий накормил команду, готовит он, как всегда, молниеносно, и на качестве это не отражается. А потом он заступил на вахту. К этому времени солнце уже зажаривало, а ветер зашел, и нам пришлось заложить контргалс в узкости. Узкостью здесь мы считаем то, что меньше трех километров в ширину.
Мы все уже сидим в кокпите в плавках и чувствуем, как поджариваются на солнце наши шкуры. В это время в каюте что-то зашевелилось, и оттуда показался Серега в полном штормовом облачении. Увидев его, голая команда захохотала.
Окончательно ветер выключился около 14 часов, у него здесь такая привычка, если, конечно не зашквалит. Яхта почти встала, леска с блесной, вытравленная раньше, легла на дно и затрещала. Но ясно, что это - не рыба. Леску смотали, убрали паруса, завели мотор.
Я заранее прорабатывал карту и заметил на нашем пути глубокую бухту с пристанью под названием Русская Бектяшка. Странное название, но... каждая вещь называется так, как ее назовут. В полшестого вечера сворачиваем в эту бухту, пристраиваемся сбоку пристани у деревни. Пока Димыч ходил в магазин, оглядели окрестности и на противоположном берегу бухты заметили маленький заливчик с узким входом. Нас с Виталием   он   заинтересовал  -  мы   оба    любим стоять в безлюдных местах.
Виталий прыгнул в воду и сплавал на тот берег, а, вернувшись, доложил, что заливчик маленький, но глубокий, и вход в него - тоже глубокий.
Дождались Димыча, снялись и, не заводя мотора, тихонько сдрейфовали  по ветру, вошли в заливчик и воткнулись носом в его песчаный бережок.
И дно в заливчике песчаное, все искупались. Мы с Петей попробовали половить рыбу - безуспешно. А рыбки-то хочется. Посовещавшись, при надвигающейся грозе, Димыч Серега и Петька перекрывают сетью вход в заливчик. Сетку нам оставила команда Лукина.
В каюте «Паломы» несчетное количество мух. Еще до начала грозы мы все выходим из каюты, а последний, перед тем как выскочить, пускает во все углы несколько мощных струй аэрозоли-репеллента.. Каюту закрыли, покурили минут 20 в кокпите, а после нам только и осталось, что вымести сотни мушиных трупов.
С утра народ отправляется снимать сеть. Чтобы поменьше привлекать внимание местных жителей (кто его знает, ставить здесь сеть - браконьерство или нет?), я растолкал ребят в 6 утра. Снимать сеть, распутывать ее и извлекать оттуда добычу оказалось весьма нудным и длительным делом. Думаю, в следующий раз добровольцев не будет. Тем более, что добыча не очень богатая: ну, один судачок, весом не более килограмма, несколько плотвичек, окунь, ёрш. А ещё – рак! Урод а не рак, одна клешня кривая. Пойманная рыба пойдет на обед, а рака целый день пытались дрессировать: учили стоять на задних лапах и подавать лапку. Но, убедившись в полной бездарности рака, Димыч его сварил и съел. Около 10 часов снялись с якоря и вышли из укрытия. Предполагая «задувон», я велел поставить фок и взять один риф на гроте. Оказалось, что такой парусности достаточно. Ветер для нас встречный. Волна до 1 метра. Простор здесь широкий - километров 15 - 20 , есть где лавироваться. Берега красивые, но мы держимся от них подальше.
Лавировка продолжалась до 17 часов. Утомившись, мы свернули в бухту Сенгилей с одноименным городом на берегу. Дорогу туда нам показали «Метеоры», идущие к пристани.
Бухта невелика. За пассажирской пристанью небольшой рыбный порт с бетонным причалом. Заходим за этот причал, упираемся носом в берег. Якорь, носовые швартовы, трап.
Сегодня Петя - дежурный «кокер», готовит свой первый  в жизни обед. Дома у него есть бабушка,  мама, сестра. Естественно, Петька понятия не имеет о готовке. Готовит уже четвертый час, и конца этому не видно. Народ начинает звереть и, опасаясь голодных народных волнений, я командую подкрепиться бутербродами.
Мы с Димычем сделали несколько рейсов с ведрами до колонки, пополнили наши запасы питьевой воды.
По вечер нанес нам визит веселый паренек-матросик со стоящего рядом сейнера «Профессор Воробьев». Сам паренек - не профессор - 21 год, женат, двое детей, разбил два автомобиля, утопил пять мотолодок.
Петин обед был готов к 9 часам вечера. При следующем его дежурстве прикреплю к нему Виталия в качестве наставника, не то команда Петьку убьет. Или съест.
Под вечер несколько подростков уселись на берегу напротив яхты и тупо наблюдали за нашими делами. По их одуревшим физиономиям было    видно,   что   им   давно абсолютно нечего делать.
А когда мы легли спать, эти дебилы нашли себе дело: отвязали наши швартовные концы и удрали. Я уже спал, а команда еще нет, учуяли, что яхта пошла от берега, разбудили меня. Выскочив и поняв, в чем дело, я несколько минут нехорошо выражался, затем, посоветовавшись с Виталием, мы отошли, подголанивая рулем, вглубь бухты и там встали на якорь. Ночь прошла спокойно.
Времени жаль, в таком «столичном» городе, как Сенгилей, было бы нетрудно разыскать этих идиотиков и начистить им физиономии.
В 9 часов утра снялись. Ветер опять встречный, но послабее, и волна поменьше. Вперед! В смысле - вбок,  потому как - лавируемся.  Хотим сегодня придти в Ульяновск. А пока я заставил Димыча и Петю на ходу помыть палубу. Непростое дело при кренах, но ведь должен матрос знать, что служба - не сахар?! Ничего, медленно, но управились. А, помывши палубу. Димыч сделал для  команды перекус и тут же принялся готовить обед.
А тем временем и Ульяновск показался. Красиво стоит город - на большом разливе и на больших холмах. Мы долго «ломали глаза», разыскивая яхт-клуб, потом обнаружили стенку, отделяющую его от большой воды. Яхт-клуб здесь расположен, как за каменной стеной, потому, что он и есть за стеной. Вот так.
По указаниям местных яхтсменов мы  тихонько, по инерции, вошли на акваторию клуба, воткнулись между двумя стоящими яхтами носом к стене, а корму оттянули к клубной бочке. Хорошо стоим!
Собираемся в город. Я наряжаюсь в новые штаны, купленные в Москве у кооператоров, лезу на каменную стенку и… тр-р-р!  Лопнули штаны, купленные в Москве у кооператоров. И не по шву, а по ткани. А не надо было так высоко задирать ногу! Переодеваюсь, и мы уходим в город.
Посетили местный ГУМ, я там приобрёл подарки для моего молодого семейства, они приедут в Горький, и нам предстоят сразу два дня рождения на плаву. Потом Виталия и Петю отправляем за хлебом, а мы с Димычем ходим по спортивным магазинам в соображении приобрести новый подвесной мотор. Мечты, мечты... И магазины закрыты, и моторов, по слухам,  давно не видно.
Вернулись на яхту. Я загоревал о том, что у нас на исходе моторное масло. Димыч хватает 10-литровую канистру, исчезает, а через 20 минут возвращается с полной канистрой масла. - «Димыч, почем заплатил?» - «Нипочем! - гордо отвечает Димыч. - Мне вообще все нипочем!» Он залез на стоящий невдалеке танкерок и потребовал масла. Ошарашенные его нахальством, механики масло дали. Димыч - ценный человек в команде!
Перед ужином Серега наклеил на наши яхтенные кружки переводные картинки, чтобы каждый пил чай из своей кружки.
По картинкам мы теперь имеем прозвища - «кликухи», как наши молодые выражаются. Я теперь называюсь «
Seylor», Виталий - «Obellix», Серега - «Duc°, (утка), Димыч - «Pig» (свинья), а Петька - «Littl Boy». Это все персонажи из диснеевских мультиков.
Ночь в ульяновском яхт-клубе прошла спокойно. Встали в 7, и - за дела.  Виталий и Петя ушли на рынок за овощами и фруктами, Димыч с Серегой - за бензином, а я готовлю завтрак. Рыночная команда управилась быстро, а вот Димычу пришлось ехать на грузовике на тот берег Волги. Назад он с бензином приехал на легковой. Димыч не теряется никогда! Позавтракали, и - в путь. Под красивым ульяновским мостом мы прошли на моторе, и тут же вздернули паруса. Солнце опять зажаривает, ветерок не сильный, идем трехузловыми ходами. Одним галсом смогли пройти километров 15. Но ветер сегодня скис раньше обычного, уже в 13 часов мы были вынуждены включить мотор. И молотили на нем до 18, когда пришли к большой бухте, означенной на карте, как «Убежище Старая Майна». Мы и убежали в это убежище.
У этой бухты красивые яровые, т. е. высокие крутые берега. Обычно такие берега сулят приглубость около них, мы сделали несколько заходов, но выйти носом к берегу так и не удалось. Ну и не надо! Встали на якорь метрах в 50 от берега. Стали надувать тузик и тут же пропороли его днище о рядом лежавший отпорник. Стали тузик заклеивать, а Димыч, не утерпев, поплыл на берег, гребя одной рукой, а в другой он держал кусок туалетной бумаги.
Заклеили тузик, съездили на берег. Димыч фотографировал, Серега собирал грибы, а Петя нарвал дикой вишни, и мы потом пили с ней чай.
Перед сном Виталий и Димыч обтянули провисший стоячий такелаж.
Наутро было пасмурно. Но мы не унывали. «Хмурое утро и утро в тумане - верные признаки ясного дня». Так нас учили. И верно учили - часам к 10 прояснилось и началась обычная жарища. Ветер - ноль, целый день мы шли на моторе. Яхтсмены такие дни называют черными.
Посреди дня мы полностью изжарились, отойдя от судового хода, остановили яхту, и вся команда попадала за борт. Купнулись и - вперед!
Прошли город Тетюши, Тетюшинские холмы, Сюкеевские горы. Дальше на карте обозначен «рынок горы Соколенок». Команда гадает - что такое «рынок горы», и что можно купить на этом рынке. А тем временем мы, обойдя этот рынок, свернули в заранее    обнаруженное на карте убежище Кирельское, оно - прямо напротив широченного устья Камы.
Не понравилось нам это убежище. Оно оказалось большой бухтой, полной теплоходов, танкеров и «Метеоров». И еще здесь имеется кладбище списанных судов. После неудачной попытки проникнуть вглубь бухты (мели не пустили) мы вернулись к этому кладбищу и растянули «Палому» между брошенной баржей и буксиром. Выход на берег есть. Радости от этого берега мало - заплеванный он, свалка всё-таки.  Но зато на берегу мои матросики обнаружили всякую полезную растительность: малину, ежевику, черемуху, калину, шиповник. Видимо, здесь когда-то жилье было. И опять дикая, т.е. одичавшая вишня, которая всем очень понравилась, собрали две банки.
Я покидал спиннинг, но с таким же успехом, как и всегда. Хорошо размялся, ну а рыбу мы где-нибудь купим.
Команда вдоволь попаслась в береговых зарослях и по этому случаю очень развеселилась: под Серёгин аккомпанемент на гитаре Димыч на палубе буксира исполняет испанский танец, грохоча ногами по железу и треща настоящими кастаньетами, которые, наверное, он взял для такого случая. Так старался, что кастаньеты у него рассыпались, и он вылавливал их из воды.
Серёга перед сном исполнил нам несколько песен, в том числе, одну с поучительным рефреном: «Не забывайте писать перед сном!». Каковому совету вся команда и воспоследовала.
Стоять в растяжку всегда хорошо, и ночью нас ничто не беспокоило.
Подъем в 7 утра к неудовольствию молодых, которым кажется, что они не выспались. А ведь легли-то в 10 часов вечера.
Вчера сожгли много бензина, нужна заправка. Через два часа, обогнув рынок (опять рынок!) горы Лобач, швартуемся у пристани Камское Устье. Пристань - притопленная баржа, и стоять было бы удобно,  но беспокоит волна - и ветровая, и от проходящих судов - фарватер рядом.
Димыч знает, где тут заправка, и в сопровождении Сереги и Пети отправляется туда с 4 канистрами. Путь до заправки неблизкий.  Пока они ходили, Виталий побывал в ближайшем магазине и вдруг принес оттуда сливочное масло. В этом году оно везде по талонам, а в этом магазине ему с гордостью объявили, что талоны у них недавно отменили.
А «Палому» тем временем немилосердно мотает, только успеваем одержаться, чтобы не треснуло бортом об баржу.
Возвращаются наши «гардемарины» с бензином. Петька тащит две канистры. Это - около 40 кг,  ему, конечно тяжело, но старается виду не показать, держится прямо и гордо. Рядом - контраст: Серега несет одну канистру - двумя руками, уперев ее в бедро - сил нет. Димыч с усмешкой наблюдает за ним. Вообще, этот Серега - занятный тип. Хилый. Тощий, как карандаш. К своим 20 годам поступил в институт, но сил хватило только на один семестр, дальше устал и бросил. Зато успел жениться и родить ребенка. Курить у него сил хватает. Пить не умеет, тошнит его со второй рюмки, но очень старается научиться.
А вот Петя Генис – человек с характером. Виталий говорит: «Злой!», имея в виду – упорный. Петьку буду привечать в качестве матроса.
Как обычно, чтобы не пачкать в яхте, разводим масло в бензине на пристани, потом, протерев канистры тряпками, грузим их в ахтерпик, моем руки. Отходим. Подняли паруса и хорошо пошли с попутным ветром. Через две минуты хода Серега вспоминает,  что забыл на барже свое обручальное  кольцо, снимал его, когда мыл руки. Его сообщение вызывает гнев всей команды. Однако возвращаемся. Кольцо лежит на месте, Серега его забирает, а вдобавок к кольцу получает звание. Команда хором провозглашает на всю Волгу: «Жопа!» И Серегу заставили провозглашать 

Пока Серега и Петька моют палубу, идем под основными парусами, а когда с палубой покончили, воздвигли наш красно-голубой спинакер, и скорость выросла до 4-х узлов. Как и положено, ветер поработал на нас до 14 часов, а потом: «Заводи мотор-р-р!» Так, под мотором, и шли до самой Казани, куда подгребли уже в сумерках.
Вход за дамбу, ограждающую пассажирский порт, нашли с помощью карты, а дальше Димыч безошибочно привел нас к причалу яхт-клуба, здесь это называется стоянкой ГИМС. Сторожа - дед с бабкой, отнеслись к нам радушно - не только разрешили перестоять здесь ночь, но и подключили к электросети наше зарядное устройство, и мы за ночь подзарядили наши изрядно подсевшие аккумуляторы.
У ворот стоянки прочли объявление: «Продается новый законсервированный мотор «Ветерок-8М». Адрес указан. Ого! Завтра едем по этому адресу, мотор нам нужен, нет ни малейшей уверенности, что наш старенький движок не развалится через полтора километра. Перед сном, как обычно, операция «Комар», иначе сна не будет.
Димыч героически проснулся сам в 5 часов утра,  разбудил меня. Невыспавшиеся и голодные, едем через всю огромную Казань. Ко всему, найдя нужную нам квартиру, не получили никакого отклика, хотя звонили туда больше часа. Со слезами на глазах даю отбой - операция «Мотор» завершилась ничем.
Небольшое вознаграждение судьба послала нам  на  обратном  пути  -  купили  два  арбуза  для
команды. Виталий с Петькой сбегали в магазин, подкупили, чего нам было надо. А потом вся команда на соседнем пляже приняла «холодную баню». В горячую идти далеко – некогда. Димыч стирает свои одёжки на себе, бросаясь в воду одетым.
Распрощались с дедом и бабулей, вручив им сувенирчики. Дед был счастлив, получив две пачки сигарет. А мы отвалили. Осторожно выходим из бухты, и, оказавшись на Волге, получаем подходящий ветер, балла три, от галфвинда до фордевинда. Одним галсом прошли за пять часов около 35 км.

Отойдя от Казани, по левому борту увидели  вдалеке остров, весь в куполах церквей, ну прямо - «Сказка о царе Салтане». Это - Свияжск - место очень красивое и интересное. А времени у нас мало. Да и жаль было упускать хороший ветер. С сожалением проходим мимо.
Из судового дневника: «18-30. Сели на мель. Ну, и что? Просто перепутали ходы. Снялись парусами и креном, вышли на судовой ход. Медленно идем, порядка 2-х узлов, ветер заслаб, а до намеченного места стоянки еще ого-го! Завели мотор, идем и поем песню о том, как сели на мели».
В 20 часов, не видя ничего лучшего, ошвартовались сбоку пристани Козловка. Встали бортом на кранцы, волна от проходящих судов мягко постукивает «Палому» бортом о пристань.
Димыч, как всегда, шустрит на берегу, выясняя, что тут есть интересного. Прослышал от кого-то, что в Козловке обменивают газовые баллоны. Я послал его и Петю выяснить: когда и где. Сходили, выяснили: никогда и нигде.
Вечерний чай. Песни под гитару. Серега поет неплохо, но репертуар у него, как бы это поделикатней сказать, слишком современный, что ли? Я, конечно, понимаю, что я в этом смысле поотстал от жизни, и слушаю эти песни, помалкивая. Однако вижу, что Виталий, который на 15 лет моложе меня, к тому же человек с большим музыкальным вкусом, тоже морщится. Особенно противна песня «Девочка моя синеглазая» (Серега поет «пучеглазая»). Он и сам чувствует, что песня противная, и поет ее противным голосом.
Операция «Комар», сон.
Наутро мы с Виталием встали раньше остальных, сходили на пляж, купнулись, а затем завели мотор и отошли. Снова солнечный день, ветер слабый и встречный. Опять целый день идти на моторе, это - скучно и утомительно.
После Криушей (странно, но на Волге два города с таким названием) Серёга, сидевший на руле, увидел на воде рыбачьи вехи. Решив, что это сети, резко отвернул в сторону. Конечно, к берегу и, конечно, высадил яхту на мель. С помощью мотора снялись сразу.
Течение от Чебоксарской плотины оказалось сильным, шли мы не быстрее 6 км/час. К 18 часам пришли к Чебоксарским шлюзам, направились в камеру за пассажирским теплоходом, но тут по «закону сволочизма» наш мотор заработал на одном цилиндре, и «Палома» пошла еле-еле. Ждать нас не стали, ворота закрыли, и пришлось ждать нам. Но уже минут через 40 началось следующее шлюзование, я за это время почистил свечи у мотора, он заработал нормально, и мы, по указанию шлюзовой вахты, вошли в камеру за «Волго-Доном».
Отшлюзовались и - в Чебоксары. При подходе увидели дрейфующую в безветрии чебоксарскую яхту «Одиссей». Нет ветра, а у них нет мотора. Взяли их на буксир, потянули к родной гавани, а они пригласили нас постоять за их стенкой, такой же как в Ульяновске. Входим в ковш яхт-клуба и встаем очень удобно - в растяжку на их бочку. Я все же пошел доложиться о нашем прибытии местному начальству, встретил самый радушный прием. Волжане - народ гостеприимный.
  Из судового дневника: «Опять перед сном воюю со своим «детским садом» - вечером их в койки не загонишь, а утром - не поднять. Я лёг спать, разрешив им потрепаться еще полчаса, проснулся от шума в кокпите, глянул на часы - полтора часа болтают. Пришлось рявкнуть. Петька, Димыч и Серега - болтуны.»
Весь следующий день в Чебоксарах был трудовым. Виталий с Петей  сделали пару рейсов в магазин и на рынок Мы с Димычем за несколько ходок наполнили нашу питьевую цистерну, воду носили из ключа со «святой водой», так нас уверяли местные жители. Мы эту воду потом пили, но что-то я не заметил ни у кого прибавления святости,  хотя воду брали в Ильин день.
Потом - экспедиция за бензином. Обычное дело: отловили грузовик, Димыч взгромоздился на него с канистрами, а Серега возвратился на яхту с докладом. Нетрудовой человек - докладчик.
Вернулся Димыч с бензином. Наскоро перекусив, мы с Димычем и Серегой поперли через весь город обменивать пустые газовые баллоны на полные. Долго взбирались по жаре на крутую гору, потом ехали на троллейбусе. К обменному пункту явились одновременно с машиной, привезшей заправленные баллоны. Очередь огромная, но Димыч и Серега приняли участие в разгрузке машины, за это их отоварили без очереди. Довольные, тащим «домой» рюкзаки с тяжеленными баллонами. Газовая проблема решена до Москвы.
В 16-30, поблагодарив гостеприимный чебоксарский яхт-клуб, выходим из гавани. Ветер - от галфвинда до попутного. С трудом выгребаем против течения.
Ночевали на якоре у острова Маслов. Перед сном надули тузик и «гардемарины» ездили на берег. А мы с Виталием сделали очередную профилактику моторам.
Серега принес с берега хороших грибов.
Ночью яхту раскачивало волной от проходящих судов, и утром Димыч объявил, что укачался во сне. Мы с Виталием выспались уже к 6 часам утра. Дул приличный ветер. Виталий говорит: «Хороший ветер, чего он будет зря пропадать, пойдем!». Убираем тузик, ставим паруса, выбираем якорь. Хорошо пошли, жаль - ненадолго, ветер скоро кончился. Мотор.
За завтраком обнаружили, что кончился сахар. Я знаю, что сахар есть в запасах моей следующей команды, но о нем не заикаюсь. Началась «несладкая неделя», т.е до Горького будем пить чай «б/сах», как пишут в меню столовых. Команда приняла это известие хладнокровно. Других продуктов хватает.
В 12 часов прошли Козмодемьянск, до Васильсурска - нашей сегодняшней цели - еще изрядно.
Из судового дневника: «13-30. Пора дать отдохнуть мотору. А нам - искупаться. Свернули в бухточку у села Покровского, встали на якорь и команда дружно посыпалась за борт. Петька и Димыч устроили охоту за лещём, больным солитером. В этом году на Волге их сотни - у них поражен плавательный пузырь, они не могут уйти на глубину, плавают поверху и кругами. Все же поймать леща не могли, пока Петя не догадался хлопнуть ладонью по воде и оглушить рыбину. Сфотографировались с лещом в руках, а потом брезгливый капитан приказал леща выкинуть, а руки вымыть с мылом».
В это время поддуло. «Все на борт! Выбрать якорь, паруса ставить!» Увы, опять ветер поработал всего час, и снова пришлось включать движок.
К 19 часам пришли в Васильсурск. Стояли вблизи пассажирской пристани, спрятавшись за стоящую на приколе баржу. Натаскали питьевой воды, купили у теток на пристани яблок и воблы, а также получили информацию: в устье Суры, а это рядом, есть нефтебаза. Пойдем туда утром. Операцию «Комар» провели небрежно, и за это были кусаны.
Утром было холодно, даже мотор с трудом завелся, правда, мы с Виталием встали очень рано - в полшестого. Нефтебазу увидели, как только вошли в Волгу. Свернули в Суру и встали, не дойдя до берега метра три. Димыч с Петей по воде перебрались на берег с деньгами и канистрами и быстро вернулись с бензином.
Отходили уже на парусах - раздуло. Виталий, накормив команду, уселся за руль, а я вытащил мотор и с помощью Сереги сделал ему профилактику, после чего он (мотор, а не Серега) стал работать хорошо. Но его помощь нам сегодня не нужна - имеем хороший южный ветер. а Волга после Васильсурска повернула прямо на север. Под нашим большим спинакером бежим 7 -8-узловыми ходами. Только на час убирали его, чтобы Виталий мог спокойно приготовить обед, а мы его съесть (обед, а не Виталия). Скорость при этом почти не теряли.
На нашем пути Волга делает здоровенную излучину, но можно спрямить путь, если пройти так называемой Барминской Воложкой. Я вспомнил, что этому 12 лет назад меня научил капитан «Ракеты», когда мы гнали в Москву катер. Мы и прошли  сегодня этой Воложкой, сэкономив километров 10. По Барминской Воложке шли наперегонки с безымянным швертботом из Чебоксар. Они нас обогнали, а, обгоняя, пообщались с нами.
Из судового дневника: «Сейчас 19-10.  Хотим сегодня прийти в Сельскую Мазу, а где мы сейчас находимся - не знаем. Но вскоре узнали: показалась пристань Красный Яр, на карте она обозначена. Стоит этот дебаркадер в устье небольшой речки, и вроде, место, укрытое от волны с судового хода. Направились туда и встали носом к боковой части дебаркадера,  корму оттянули якорем в сторону речки. А вскоре пришел «Метеор», встал на ночевку у пристани, и своим носом прикрыл нас от судового хода.
Ходили ребята по грибы, нашли грибное место. А грибов не нашли.
В 4 часа утра ветер круто повернул, энергично задул со стороны речушки, и оттуда пошла волна, стала здорово лупить нам под корму. Как кувалдой! Пришлось нам с Виталием вылезать, и разворачивать яхту носом к волне, после чего мы смогли поспать еще пару часов.
А, проснувшись, обнаружили погоду не из лучших: проливной дождь, весьма свежий ветер. Можно было бы переждать, но ветер-то для нас – попутный. Быстро завтракаем и снимаемся. Ого! Под одним только фоком, понеслась наша «Палома» со скоростью от 6 до 8 узлов, а, когда съезжала с волны, то и все 10. Здорово!
А дождь нас поливал так, как будто бы ему за это платили. Сидим в кокпите в непромоканцах, которые медленно, но верно промокают. У Виталия вся спина мокрая, а у Димыча – и пониже.
Хотелось нам зайти в Макарьино, осмотреть знаменитый монастырь. Но, когда мы увидели, как разбиваются волны об открытую пристань Макарьино, то и пролетели мимо ходами. В другой раз!
«Палому» качает и кренит, но героический Петька все же полез в каюту и приготовил нам перекус с чаем. В каюте всегда укачивает. Он и укачался, но все приготовил и подал, после чего попросил разрешения полежать. Конечно, я его отпустил, а Виталий тихонько сказал мне: «Злой! С характером!». Верно, Петька - молодец!
После полудня ветер стал понемногу стихать, дождь тоже кончился, сушим непромоканцы на себе. А к 16 часам ветер иссяк полностью. Ничего, мы прилично пробежали сегодня под парусами. Заводим мотор, а он чего-то валяет дурака. При внимательном осмотре я обнаружил, что вчера, проводя профилактику, забыли привинтить крышку карбюратора. Как он вообще работал-то?! Привинтили крышку, и мотор немедленно набрал нормальные обороты.
Вторая половина дня, пора подумать о стоянке. Отогреваясь на ласковом солнышке, поглядываем по берегам. Ничего подходящего. Погляжу-ка я на карту. Нашел там затон «Памяти Парижской Коммуны». Заходим туда. Сегодня суббота, в затоне тихо. У одного берега  полно судов на ремонте и отстое. У другого - одинокая баржа стоит носом к берегу. Ага! Направляемся к ней, но в это время с одного из судов какой-то человек начинает орать, мол, зачем зашли в затон, да кто разрешил и т.д. Ребята ждут моей команды поворачивать назад. Подаю команду: «Не обращать внимания!»
Положив якорь с кормы, швартуем нос к барже. Выход с баржи на берег - с помощью нашего трапа.
Серега с Петей отправились в ближний лесок и принесли грибов для супа. А Димыч занялся своей обычной стиркой: во всех одежках плюхается за борт и намыливает свои штаны и рубаху  прямо на себе. А все остальное человечество, вот дураки-то, стирают старым способом! Слушали «Голос Америки», потом пришел Петька и своим голосом заглушил радио. Раньше Советская власть глушила, а теперь - Петька! Я своим голосом тщетно пытался заглушить Петькин. Петька - болтун»
Ночь опять холодная, Я вылез в 7 часов утра, на термометре 10 градусов. Вылез Виталий, подрожал и полез греться в воду. Он прав, вода намного теплее.
В 8 часов подняли команду. Димыч занялся блинами, а мы снялись и пошли. Ветерок попутный, но идем на основных парусах, чтобы не затруднять Димычу готовку.
Димыч нахваливает нам хорошую стоянку у Телячьего острова, и во второй половине дня мы   туда пришли. Швартуемся. Ну, и что же здесь хорошего в этой стоянке? К берегу не вышли, стоим на якоре рядом с судовым ходом, на ветру и течении. А мне еще Лукин в Куйбышеве расхваливал эту стоянку.
Чуть позже я понял: по пути в Куйбышев Лукин с командой встали здесь, подружились с местными рыбачками и очень хорошо вместе с ними подпили. Вот чем, оказывается, хороша эта стоянка! Кстати, эти рыбачки оказались здесь и радостно приветствовали знакомую яхту. Стоило нам заикнуться, что у нас хлеб кончился, как тотчас же на «Палому» были доставлены три буханки. После чего рыбачки завелись и уехали на своих катерах - они все из Горького, и им завтра на работу.
Но я на этом «прекрасном» месте ночевать не захотел. Пошарил по карте, нашел поблизости затон «Имени 40-й годовщины Октября» и увел яхту туда. И увидел я, что это - хорошо: стоим носом к берегу, закрытые от ветра и волны. Правда, вода здесь в пятнах мазута, но купаться уже холодно, а питьевая вода у нас есть.
Ночь прошла спокойно. Проснувшись поутру, я сообразил: а ведь сегодня надо быть в Горьком, причем  -  пораньше  -  закупки,  вода,  бензин.  Завтра  должна прибыть  моя  семейная команда.
А моим матросам надо ещё билеты на Москву приобрести.
До города недалеко, вчера он был виден с нашей стоянки, а сегодня - нет - туман. Но не густой, а так, изморось. Пошли на моторе и вскоре началась акватория горьковских портов и пристаней. Движение здесь оживленное, только успевай сторониться. Да еще видимость неважная, с воды мы с трудом разглядели Горьковский Кремль, памятник В.П. Чкалову на откосе, лестницу к Волге. А вот и устье Оки, сразу же виден Окский мост, весьма внушительный. «Метеоры». «Ракеты» и прочие со свистом проносятся мимо.
Мы солидно, как положено серьезному судну, проходим в надлежащий пролет моста. Солнце уже разогнало утреннюю хмарь, видимость стала отличной. Слева у нас множество пассажирских причалов. Выше на берегу - красивые церкви и дома, явно купеческой постройки.
А впереди виден еще один мост, называется Молитовский. Проходим и под ним и сразу же справа видим мачты яхт. Это и есть яхт-клуб «Водник», который нам нужен. Сворачиваем, заходим, швартуемся.  Встали на свободное место, носом к дебаркадеру, кормой - на одну из клубных бочек. Получаем разрешение на стоянку: оказывается,  мы удачно встали на место яхты, которая ушла в дальнее плавание. Можем здесь спокойно стоять.
Поручив Виталию командовать неотложными делами, я мчусь на вокзал - уточнить прибытие из Москвы своего семейства. Позвонил сыну, они сегодня вечером выезжают в полном составе. А поезд, узнал я на вокзале, прибывает в 7-30 утра.
Тем временем Димыч натаскал свежей воды, Виталий отправился на осмотр достопримечательностей города. Мы с Димычем и Петей поехали в баню. Потому, как - давно пора. А Серега стерег яхту.
Виталий, Петя и Серега уезжают сегодня поездом в 22-30, а Димыч - завтра «Метеором» по Оке на свою фазенду.
Вечером, усевшись за стол, мы принимаем «по последней» за успешное окончание нашего плавания, и мы с Димычем провожаем остальных на берег. Отойдя на десяток шагов, Серега ударяет по струнам гитары и мерзким голосом затягивает: «Девочка моя, пучеглазая!». Я, озверев за плавание от этой песни, бросаюсь на него в намерении убить, но он этого ждал и во время убежал.
Вечером Димыч фотографировал красиво освещенный Молитовский мост. А потом мы с ним сговорились насчет утренних дел и заснули.
Вскочив в полшестого, я выпил кофе с куском хлеба и поехал на вокзал. С утра - солнечная погода. Поезд прибыл во время. Весело высыпались из вагона мои внуки: Сашуня, Верочка и Сережа (он только вчера прибыл из ГДР). Я помог Саше и Оле вытащить из купе многочисленное имущество. По случаю прибытия вручил всем значки с гербом  Горького.
Две остановки на метро, затем пешком до яхт-клуба.
А на яхте шустрый Димыч уже доваривает манную кашу, и мы кормим вновь прибывших. Димыч попрощался с нами и отбыл на «Метеор», а мы, оставив Маму на яхте раскладывать привезенное, направляемся за покупками. Парами: мы с Верочкой на рынок, а Саша с сыновьями - по магазинам. В городе мы все нечаянно встретились и на яхту вернулись вместе, загруженные припасами.
В 11-30 мы были готовы к отходу. При выходе слегка запутались килем и пером руля в якорных концах других яхт. Разобрались и, выйдя в Оку, понеслись по течению. Красота! Только красота эта - не надолго, через полчаса сворачиваем в Волгу и опять идем против течения.
Ветра не было, целый день шли на моторе. Команда на ходу загорает, мотор молотит бодро, на лаге 5,5 узла, под носом бурун... Только вот берега продвигаются назад весьма медленно - это мы уже идем по сравнительно узким местам, приближаясь к Городецким шлюзам, и чем ближе, тем течение сильнее.
На траверзе Балахны с большим количество судов на рейдах наш движок начинает  работать с перебоями и сбрасывает обороты.  Ага - это я на радостях встречи забыл почистить свечи. Если мотор заглохнет, нас сразу же стащит далеко назад. Неопасно, но неохота! Решили встать на якорь и почистить свечи. Якорь положили с кормы, и были в том не правы. Течение сразу же начало нас таскать вправо-влево. А когда свечи были почищены, мы не смогли с кормы вытащить якорь - течение сильно жмет в корму.  Мы с сыном с трудом перетащили якорь на нос – у нас его едва не вырвало из рук. Да и потом мне пришлось подработать мотором, чтобы яхта подошла к якорю, а Саша смог его выбрать.
Идём дальше, соображая: шлюзоваться нам в Городце сегодня не стоит, выйдем уже в темноте а ночью ищи там где встать. Место-то незнакомые. Решили поискать тихое место для стоянки, не доходя до шлюзов.
К вечеру добрались до Городца. На карте заранее облюбовали одну заводь, но на местности её не оказалось. Карта (лоцманский атлас) у нас 20-летнего возраста, многое изменилось. Долго искали, где пристроиться. На мелях посидели, до самого шлюза добрались – нет таких мест, и всё. В конце концов вернулись к дебаркадеру пассажирского причала Городец, осторожно влезли за катер, стоящий сбоку, с кормы отдели якорь, а нос ошвартовали к причалу. И что же? Получилась отличная спокойная стоянка.
                                                                                                                                                                             

Вечером устроили праздник: отмечали дни рождения Саши и Оли и годовщину их свадьбы. Было шампанское, я вручал  подарки, и все очень веселились. На ночевку устроились как в прошлом году: Оля с младшими в форпике, Сережа в капитанском гробу, а мы с Сашей на диванах в салоне.
Утром проснулись от страшного грохота: гроза, гром, молнии, проливной дождь. Я сразу же решил переждать это безобразие, да не дали. Двое мужиков из Городца опоздали на паром-перевоз и умоляют меня доставить их на ту сторону Волги, в Заволжье, куда они опаздывают на работу. Там Заволжский моторостроительный завод, 25 тысяч человек. Мне очень не хотелось: команда моя вся в постелях, дождь хлещет, к выходу мы не готовы, да и видимость никакая. Уговорили, дьяволы! И не то, чтобы я им посочувствовал, а просто понял, что от них не отвяжешься.
Волга здесь шириной около двух километров. Да еще и вверх надо подняться. Отходим. Конечно, эти дармоеды вперлись в каюту и сидят там в комфорте, а я в непромоканце сквозь дождь с трудом  различаю буи  указывающие переправу.
Перевезли этих лопухов на ту сторону, зачалились сбоку пристани, высадили их. Дождь к этому времени кончился. Мы спокойно умылись, позавтракали, я почистил свечи у мотора. Тут и солнышко выглянуло, и мы направились к шлюзу. Там стоит «Волго-Дон», мы тоже встали к стенке, я вылез на нее, поговорил с вахтенным и через него получил указание - когда и за кем шлюзоваться.
В 11-15 входим в шлюз, здесь их тоже две пары. Меньше чем через час мы уже вышли из второго, прошли между волноломами и оказались в Горьковском водохранилище, или как его называют местные яхтсмены,  «Горе-море». Но нам от него никакого горя не было, разве что ветра маловато.                                     

Шли то под парусами, то на моторе. Погода часто менялась - полчаса дождь, полчаса солнце.
К вечеру стало раздувать, запахло шквалом, но у меня заранее было присмотрено по карте убежище: река Ячменевка.  И мы в нее вошли, а затем в ее приток речку Шохну и со второй попытки пристроились носом к мосткам под деревней Сорвачёво. Здесь тихо и хорошо, берега густо поросли зеленью, деревня спокойная.
Саня с дочкой готовят обед, мы дежурим по камбузу парами: Саша с Верочкой, Оля с Сашунькой, а мы с Сережей.
Под вечер все кроме меня отправились в лес, набрали грибов. Видели огромных пауков- крестовиков и очень много можжевельника. А я тем временем перемыл посуду, навел порядок в яхте и на своем лице - побрился. Побеседовал с местным рыбаком, он настырно уговаривал меня поставить сеть, но мне было неохота связываться. Потравил мух в каюте. Спали спокойно.
С утра выпустили всех желающих на бережок, затем снялись с якоря. Выйдя в водохранилище, обнаружили попутный ветерок, поставили паруса «бабочкой», всё раскрепили, и так прошли до самого Юрьевца, т.е. более 50 километров.
Был приятный солнечный денек, жарко, все по очереди обливались из ведра на баке. Серегу надо было уговаривать, а младшие обливались охотно.
На траверзе Юрьевца сзади слышу треск мотора, явно «Ветерок» тарахтит. Подходит к нам здоровенная  пластмассовая шлюпка, и мужичок цепляется рукой за наш борт. Абордаж? Да нет. Это гослововские рыбаки. Я думал, водки хотят, оказалось - просто хотели пообщаться. Обменялись новостями: откуда, куда как рыба ловится, а тем временем наши паруса тянули оба судна. При расставании рыбаки подарили нам десяток здоровенных рыбин, мы не знали, какой породы, а у рыбаков спросить не догадались.
Дежурство по камбузу было наше с Сережей. Отец уселся за руль, а мы с внуком перечистили и перепотрошили всю рыбу.
После   Юрьевца ветер закис, к этому времени Горе-море окончилось, и мы вошли в нормальную реку,  2 - 3 километра шириной. Здесь мы часа полтора шли на моторе, пока не достигли намеченной на сегодня цели - реки Елнать. Свернули в нее. Пару раз сунулись к берегу - не можем подойти. Мелко. Увидев заброшенную баржу, стоящую носом к берегу, ошвартовались к ее борту. Выход с баржи на берег организовали с помощью нашего трапа.
А у нас с Сережей уже на подходе рыбный обед: уха и жареха. Вернее уха досталась нам с сыном, остальные ели рыбный суп. Вообще, это - одно и тоже, только под уху принимают по стопарику, а под суп - нет. Ели все с удовольствием, восхищаясь подвигом дежурных коков. Оля сказала: «Я бы нипочем не стала чистить!».
Хорошо, что нам не удалось встать носом к берегу - посреди ночи в бухту задул свежий ветер и погнал в нее волну. Стоя у берега, мы оказались бы под навальными ветром и волной. А у баржи волна только стала подхлестывать нам под корму. Я спал, как всегда, в пол-уха, учуял это, а потом во сне недовольно забурчал Серега, он спит ближе всех к корме. Я не заленился, вылез на палубу, отдал кормовой конец, и «Палому» сейчас же развернуло носом к ветру. Удары волны в корму прекратились, и остаток ночи мы все спали спокойно.
Однако, погода испортилась: черное небо, и временами поливает.
Вышли в полдесятого, вырулили в Волгу, а там получили довольно свежий попутный ветер. Вздернули паруса и понеслись, хода, в среднем - 6 узлов, а на попутной волне - до 8.
Мы имели в виду зайти в Кинешму на заправку, но поняли, что при такой экономии бензина нам хватит до Плёса, где Лукин обозначил на карте бензоколонку. Поэтому красивый город Кинешму проскочили ходами, полюбовались на нее с воды. Тут ветер начал заходить, да и Волга повернула на ветер; вскоре дело дошло и до лавировки.
Кинешма осталась позади. Нас догоняет катер с надписью «Патрульный», и с него строгий дядя произнёс в мегафон: «Внимание, на яхте! Идёт состав. Держитесь за краем судового хода, пока весь состав не пройдёт!». Что такое состав мы не знали, но послушались и подались в сторону, в результате чего минут двадцать спихивались с мели.  Хорошо, что мели здесь мягкие.
А пока мы снимались, мимо нас шел этот самый состав: мощный морской тягач тащил плавучий док, а на нем прикрытый брезентом военный объект, который может плавать под водой. Ловко я зашифровал это дело, правда? Ни один шпион не догадается! Сзади док подталкивали два буксира, а за ними тянут ещё какое-то морское чудовище типа тральщика... Но нам не до них, мы с мели снимаемся, вся команда участвует - висят на вантах, крен создают. Наконец, окаянный состав уехал. И мы смогли нормально двигаться по судовому ходу. Опять лавировка; дождь полил обильно.
День кончается, прикидываем, где нам заночевать. Пытались войти в реку Сунжу - сели. Встали у пристани Семигорье. Стоять-то можно, да - нельзя! Волна от проходящих судов молотит - спасу нет! В самом устье Сунжи мы увидели несколько притопленных барж. Там и пристроились с выходом на баржу через наш трап. Здесь тоже покачивает, но терпимо.
Здорово замедляет наше продвижение встречное течение. То есть, до такой степени, что количество   уже   переходит   в   качество:   чтобы укладываться в график и во время придти в Москву, нам приходится без передыху молотить с утра до ночи, в пути проводим больше времени, чем того хотелось бы. А всем хочется побывать на бережку. Особенно детям. На яхте же особенно не подвигаешься, вот и возникает гиподинамия. Ребята, особенно наш шустрый Сашуня, начинают скакать по яхте, а взрослые на них цыкают зубом, опасаясь, что дитя свалится за борт.
Со скуки наши юные матросики выдумывают себе разные занятия. Например, Верочка и Сашуня нашли резиновую дубинку «демократизатор» и целый час лупили им по палубе, уничтожая мелких мушек усеявших всю яхту.
В этом плавании насекомые не обделяют «Палому» своим вниманием. Мухи чёртовы! Только успевай травить их в каюте!
Одно время при перелётах через Волгу нашу яхту использовали для отдыха то колорадские жуки, то божьи коровки, а теперь вот мелкая мошкара – то белая, то чёрная. то зелёная. Пауки развешивают свои сети на носовом и кормовом релингах.
Мы всеми способами боремся с «гребенчатозадыми». Даже если от них и нет вреда, всё равно – какого чёрта они не оплачивают свой проезд на яхте?
На этой стоянке мы наблюдали, как местный мальчишка вплавь охотился за крупным солитёрным лещём. Устал парень смертельно, но рыбину всё-таки поймал. Неужели её будут есть? Знакомые яхтсмены говорили мне, что, если такую рыбу как следует вычистить, да тщательно промыть, да тщательно прожарить, то есть её можно без всякого ущерба для здоровья.  А я однажды наблюдал, как из подлещика извлекали солитера, так теперь не то, чтобы есть, а даже наблюдать больше не хочу.
Перед сном мы с Сашей развернули яхту носом к воде и оттянули ее подальше от баржи. Ночью слегка покачивало, но спать не мешало.
Наутро начался «черный день», т.е. полное отсутствие ветра, до вечера шли на моторе. Заходили в Плёс, разыскали бензоколонку, она у самого берега, даже причальчик под ней имеется. Быстро пополнили запасы  горючего, а затем встали у городской пристани и, посетив  плёсские магазины, накупили всяких вкусных вещей. Особенно вкусен был свежий черный хлеб.
К вечеру с помощью карты разыскали реку Стежеру, смогли в нее зайти. До берега чуток не дотянули, но с помощью нашего трапа получили сообщение с берегом, правда, приходится выходить босиком и вступать по щиколотку в воду. Но это никого не смущало, вода теплая. На берегу  мы обулись и сыграли в футбол.
Перед сном Сережа ловил рыбу удочкой, а я кидал спиннинг. Внук поймал на одну рыбу больше деда, т.е. одну.
С утра я занялся блинами. Тесто развел слишком круто, получились не блины, а лепёшки, но все ели их с удовольствием.
Солнце с белыми облаками и попутный ветер, чего же еще надо? Под парусами прошли больше 30 километров, по пути  миновали Кострому с ее двумя мостами.
Потом ветер зашёл, завели мотор, подрабатывая ему гротом. Здесь маленькое ЧП: во время перекуса на ходу «Палому» резко закренило порывом ветра, и Сашуня облил горячим чаем голые коленки. И больно, и обидно! Но Мама быстро оказала первую помощь: у нас есть такая противоожоговая аэрозоль, «Пентанол», она быстро сняла боль.
Заходили на пристань «Красный Профинтерн» (названия же здесь!), там нашли колонку и до краев залили свою водяную цистерну.                                                              

К 21 часу пришли в означенную Лукиным на карте речку Челгузию и встали под ее берегом. Опять сходим по трапу босиком и по колено в воде.
На утро намечался поход за грибами, надо рано вставать. На это не все способны. Но Папа, Сережа и Вера героически поднялись в 6 утра и отправились. Принесли только сыроежки.
Из устья речки Челгузии выходили в 8-45, а с мели (песчаный бар перед устьем) снялись в 9-15. День с утра хмурый. Потом разгулялось - солнце с белыми облаками, называются «облака хорошей погоды». Опять почти весь день молотит наш многострадальный «Ветерок».
Проходили Ярославль, любовались его красивыми соборами, речным вокзалом, мостом через Волгу. Зайти в город, посмотреть его некогда - дни у нас в запасе считанные. А жаль!
После Ярославля Волга повернула, ветер стал для нас подходящим, и мы немедленно вздернули паруса. Хорошо поехали! К 19 часам пришли в Тутаев. Саша много слышал про здешний знаменитый монастырь, все хотят его посмотреть. Место для стоянки выбрали за пристанью паромной переправы, здесь паромом служит сухогрузный теплоход. Мы встали, никто не возражал. И вся команда, кроме меня, ушла смотреть монастырь. К вечеру паром встал на ночевку и хорошо прикрыл нас своим корпусом от судового хода.
А с утра все кроме меня опять отправились в монастырь на заутреню. Но отстоять ее полностью у них не хватило терпения, и вскоре вернулись.  А пока их не было, я кое-что успел: за бутылку водки выменял две канистры бензина. Жалко бутылку, но за деньги никто не давал. А ближе Мышкина известных мне заправок нет.
Все на борту, отходим. Остывший за ночь мотор  никак   не     хотел   заводиться, но я его укротил.
Стало ясно, что движемся мы еле-еле - течение не меньше 5 км/час, все буи лежат на боку и ходят ходуном. Физически чувствуется, с каким трудом яхте приходится преодолевать сопротивление воды. А берега медленно движутся назад.
Очень долгим показался этот день. К Рыбинску пришли в 15 часов и еще часа три проходили этот длинный и не очень взрачный город.
Ну, вот и рыбинский шлюз. Туда сразу же полетел «Метеор», мы - за ним. Только он полетел, а мы - поползли, ждать нас не стали, ворота закрылись. Пристроили «Палому» к стенке, ждем. В следующее шлюзование пошел в камеру толкач с баржой, мы входим у него за кормой. Не выгоняют, и ладно.
Выходим из шлюза в Рыбинское водохранилище. Слава Богу, места пойдут знакомые, и о течении можно позабыть.
Дело к вечеру, ночевать надо где-то в Переборах, я здесь был лет 20 назад, ничего не помню. Но, свернув после шлюза налево, мы вскоре увидели у берега десятка два мачт. Ага, яхт-клуб, направляемся туда. Подход оказался сложным, мы начали цеплять килем за грунт, но на берегу появились местные яхтсмены и  показали нам, как правильно подходить. Встали носом к берегу. Хорошо, тихо! День будний, народу почти нет. Перед сном поиграли в футбол, деда тоже втравили.
Пообщался я с капитаном местного «Конрада-25» по имени «Кондрат» (так зовут яхту, а не капитана). Он сообщил, что уровень Рыбинки в этом году чрезвычайно низкий. Это не радует, но информация полезная, это значит - ни шагу с судового хода. Встали пораньше - кусок Рыбинки надо проходить, а как она себя поведет - никому неизвестно.
Но особых хлопот у нас не оказалось. Выйдя из яхт-клуба, вскоре свернули в Юршинский пролив, а, пройдя его, встали кормой на Свингинский створ, по нему добрались до нужного буя, свернули влево и прямо по носу увидели Легковский створ на южном берегу. А дальше – места, которые я давно знаю наизусть: остров Шумаровский, Трясье, о-в Копринский и т.д. Ветра почти нет, шли на моторе. Погода с утра пасмурная, пару раз дождичек покропил, потом стало разгуливаться, а когда мы проходили желдормост у станции Волга, вся команда уже обливалась на баке из ведра - жарко стало.
Ночевали в знакомой Охотинской бухте. Ошвартовались носом к берегу у знакомой березы. Народ пошел на пляж - купаться и играть в футбол, а мы с Сережей - дежурные, готовим обед. Наевшись, все отправились в лес, а я, как всегда остался, наводил порядок на яхте. Принесли много благородных грибов.
Утром,  миновав Мышкино, хотели войти в речку, где бензоколонка рядом, но не вышло - мелко в этом году. Тогда прямо с Волги высадились на мель у берега, мы с сыном полезли в воду, закрепили носовой швартов на берегу. Перетащили на берег все, что нам нужно: штаны, обувь, канистры и деньги. Пришли на АЗС, а она на ремонте. Невезуха! Но на первый же наш сигнал остановился водитель автобуса, отвез нас (для секретности) в кусты, залил нам требуемые 70 литров бензина и с ними доставил нас поближе к месту нашей стоянки. Везуха!
В 14-30 мы были в Угличе. Часа полтора потратили на закупки, потом пошли к шлюзу совместно с московской яхтой  «Гном». Перед шлюзом продержали нас часа полтора, потом туда пополз огромный самоходный кран «
Oswag», и обе яхты были приглашены заходить в камеру.
Отшлюзовались мы еще засветло, но дело к вечеру, надо думать о ночевке. Углядел я на карте небольшую, но глубокую бухточку сразу за грузовым портом Углича, и завел «Палому» в нее. Там - сплошные гаражи для мотолодок и катеров, к одному из них мы и прицепились. Перед сном пели песни под Сережину гитару. Ночь прошла спокойно.
Весь следующий день нам удалось пройти под парусами, где в лавировку, а где одним галсом. Ночевали в устье реки Ламенки. Перед сном - костерок, песни под гитару.
И еще один день хорошо помогал нам ветер. Ни разу не заводя мотора, дошли до Кимр, встали у мостков для полоскания белья, и вся команда сходила по воду, заполнили до краев нашу цистерну. Тут же отвалили и до вечера успели добежать до Комариной щели напротив Дубны.  С нами вместе ночевали «Гном» и «Кентавр», он тоже из Москвы. Когда я проснулся в 6 утра, обе эти яхты уже ушли к шлюзу.
Рассвет разноцветный. Выходим из щели, прибежали к шлюзу, а там, кроме наших вчерашних соседей, ещё «Былина» из «Труда», две калининские яхты и ещё две какие-то. Ждали недолго, с проходящего сухогруза сказали нам по радио, чтобы мы заходили за «Метеором»; а вот и он. Мы встали под борт к «Кентавру», а к нам под борт «Гном».
Ещё 11 часов не было, когда мы вышли из первого шлюза, через полтора часа были у второго, а через час прошли и его. Большой перегон – 48 км, мы шли при попутном ветре, и все яхты. Нарушая правила, подрабатывали парусами. Задерживают, как всегда, паромные переправы, Почтенный командир «Былины» дудел  в  дудку, орал на паромщиков:  «Нарушаете правила, вам это так не пройдет!». В общем, качал права, но, естественно, никто на него внимания не обратил.
Пришли к 3-му шлюзу и услышали: «На яхтах, до утра шлюзоваться не будете!». Вот черти! А где ночевать прикажете? «Былина» и «Гном» пристроились сбоку дровяной пристани, а нам там места не хватило.
Уходим по каналу метров 300 назад и встаем параллельно берегу, растянувшись на два якоря с носа и с кормы. До берега метров пять. Мы с Сашей набили якорные концы что было сил, но чувствую, что стоянка будет беспокойная. Я решил спать в кокпите - вроде ночной вахты. Зажег там фонарь, вытащил матрац, спальник, подушку, а чтобы все это не отсырело сверху прикрылся лавсановым тентом.
Стемнело. Уложил всех спать, угрелся и заснул. Ну, сон, конечно, в полглаза. Учуял: яхту сильно раскачало, а потом повело в сторону. Выскочил из спальника. Ну, конечно: прошел «пассажир», разогнал волну, видимо, сорвал «Палому» с носового якоря, и нос идет к каменному берегу. Я прыгнул к якорному концу, но - поздно: бумм! - килем о каменистое дно. Сильно вытягиваю носовой якорный конец и гадаю: поползет якорь или нет? Нет - забрал. Туго набиваю его, проверяю кормовой - оба держат. Так ведь они и раньше держали, но первый же «пассажир» нас сорвал!
Когда теплоходы идут в шлюз с нашей стороны, они ход сбавляют, а вот из шлюза - набирают, тут-то самая волна.
Вот и сижу я в кокпите, угрюм, как старый ворон, мрачно разглядываю теплоходы, идущие к шлюзу и от него. Вот со стороны Волги приближается треугольник белых огней. Ага, это - толкач с сухогрузными баржами. Еле движется параллельно «Паломе» метрах в семи от нее. Вот совсем встал. Загремела якорная цепь на первой барже... Пошел якорь с кормы толкача. Приехали! Стоит на двух якорях, это бы ничего. Вот только елозит он на своих якорях взад и вперед метров на 10 - 15, а в сторону (в нашу) - на 1 - 2 метра. Беспокойно!
А за ним на канале - почти беспрерывное движение. Очередной «пассажир» идет в Москву, грохочет музыка: на кормовой палубе дискотека, пляшут, как черти, а, между прочим, без двадцати два ночи. Мне бы их заботы!
А потом до меня дошло, что толкач со своими баржами надежно прикрыл нас от судового хода, и мне следует не опасаться его, а мечтать, чтобы его подольше не пускали в шлюз. Тогда я перетащил свое отсыревшее от росы имущество обратно в каюту и залез в спальник, даже нахально разделся, только все одёжки разложил под рукой.
Ну, конечно, каждые полчаса просыпался,  одевался, вылезал, обозревал обстановку. Это называется «рваный сон», но что делать, все-таки у меня на яхте дети, да не чужие, а мои собственные внуки.
Толкач уехал в шлюз в 5 часов утра, а в 6 стало светло, над водой расползаются последние клочья тумана. Разбудил сына, снялись с якорей и пошли к шлюзу. Там уже ждут три яхты, мы четвертые. Говорят, что в первую шлюзовку мы не попадаем. Жаль, но что делать? Я хотел было отойти, но в это время у меня заглох мотор, и тут со шлюза милый женский голос говорит: «В это шлюзование могу взять три яхты, больше не поместятся!» Не зевай, Мошковский! Дерг! Дерг! - изо всех сил, мотор затарахтел, и - кубарем в камеру. Яхт-то четыре, кто не успел, тот опоздал! Мы врываемся первыми, за нами остальные трое. Вахта шлюза сжалилась, никого не выгнали.
Ну, а дальше все просто, и к 11 часам «Палома» вышла из последнего, 6-го шлюза. Как положено, сажаю за руль сына, а сам бреюсь, моюсь, переодеваюсь и даже причесываюсь, после чего сажусь на последнюю вахту. На ходу успели и палубу помыть.
При входе  в наш родной Михалевский залив команда дружно заорала: «Ура!», а при подходе к причалам нашего «Паруса» я по дудел в туманный горн, ракет для салюта у меня не было. Мы ошвартовали «Палому» на ее штатное место. Плавание благополучно окончилось.
Что о нем сказать? Пройти по Волге один разок было интересно, но второй раз, пожалуй, не захочется. Нет - север лучше, Онега и Ладога - места, куда тянет без конца.
Ну, и еще один урок по части шлюзования: уже к 18 часам к шлюзу № 3 нечего и соваться, а надо ночевать в расширении перед Дмитровым. Вот, пожалуй, и все уроки этого плавания.

 

Глава двадцать четвертая

Снова на Ладогу

 

У яхтсменов «Паруса» есть свои традиционные праздники. Например, мы давно придумали встречи зимой, чтобы между навигациями не ослабевали дружеские связи. 13 января - старый Новый год мы обычно отмечаем у Володи Должикова. Там собирается команда «Маугли», а также приглашаются капитаны других яхт и наиболее видные личности «Паруса». Обычно и я получаю такое приглашение и с удовольствием его принимаю.
13 января 1990 года во время очередной встречи мои друзья с «Маугли» - Володя Должиков, Коля Земляков, Вадим Прокофьев предложили мне летом вступить с ними в альянс на предмет проведения летнего плавания. При этом они настаивали, чтобы плавания провести на их яхте. Что касается альянса, тут у меня сомнений не было - я давным-давно знаю, люблю и уважаю этих людей, и совместно с ними готов на любые дела. Но вот идти на чужой яхте...
                                             
                           

Вообще-то я их понимал: уже несколько лет «Маугли» не выходил дальше Пестовского водохранилища, никак не могут раскачаться и организовать дальнее плавание. А тут Мошковский возьмет на себя организацию с самого начала, а дальше остальным просто деваться некуда - на смену все равно надо приезжать.
Думаю - ну ладно; какие-то неудобства все равно будут для нас на чужой яхте, но это все мелочи, привыкнем. А вообще, «Маугли» - это же «систершип» с нашей «Паломой», заводские номера соседние.
Расклад команд для плавания получился такой: мы с Борей Штрейсом и Димычем выходим их Москвы, в Лодейном Поле к нам присоединяется Виталий  Гельфанд. Идем на Ладогу, а на обратном пути в Лодейном Поле нас сменят Должиков и Земляков с сопутствующими лицами.
23 июня мы стартовали. День прошел удачно - миновали канал и все шесть шлюзов, ночевали уже на Волге, в Комариной Щели. Соседи по ночевке - московские «Скат» из «Авроры» и безымянная железная яхта  из ЦКБ «Нептун». В Комариной на берегу пусто, ни куста, ни дерева. Швартоваться не за что.  Боря, который к этому времени стал большим и сильным, нашел на берегу здоровенный кол, забил его в землю еще более здоровой дубиной, мы смогли ошвартоваться.
На следующий день попеременно парусной и моторной тягой  добрались до реки Ламенки и в ней переночевали. И еще такой же день: мотор - паруса, мотор - паруса, как ветер позволял. Но прошли неплохо - до Углича, там отшлюзовались и еще успели дойти до бухты у 30-го красного буя.
С моей молодой командой - никаких хлопот. Боря давно уже стал надежным матросом, а Димыч тянется за ним... 
Еще ходовой день, и мы - в Коприно. Рыбинку почти всю пробежали под спинакером, только на траверзе Мяксы пришлось его убрать, ветер зашел до острого. К вечеру укрылись в Комариной бухте. А назавтра пришли в Череповец. Я всегда не любил стоять в реке Ягорбе, откуда близко до магазинов и бензоколонки, уж больно неудобно там было стоять у моста. А нынче - приятный сюрприз: в Ягорбе череповчане построили прекрасную бетонную набережную, а на ней чугунные перила. И пара яхт уже там стоит. И мы пристроились, положив с кормы якорь. Хорошо стоим! Быстро пополнили запасы горючего, купили хлеба, и - вперед! Ночевать в городе неохота.
Часах в двух хода от Череповца был у меня запримечен один маленький причальчик у острова Каменка, я уже ночевал там. Туда мы и направились на ночевку.  Подошли,  смотрим, а причальчика-то и нет – разрушен. Остались только сваи, а на них труба лежит – не то воду, не то горючее с берега на суда подавали. Что ж, зачалились к самой дальней от берега свае, с кормы якорь положили. Стоим нормально, только выхода на берег нет. Нам с Борей не больно нужен этот берег, а вот Димычу приперло – не может жить без бережка, и всё тут. Димыч – человек хитроумный, подумал, потом взял футшток, решил перейти на берег по трубе, упираясь футштоком в дно. Я не стал ему запрещать, но мы с Борей сразу взяли в руки фотокамеры. И были правы: в конце концов Димыч оскользнулся на птичьем дерме и ссыпался в воду в своих белых штанах Смех нам мешал здорово, но всё же мы это действо запечатлели, и потом в Москве у нас получились очень выразительные снимки.
На друугой день прошли до Шексны, там отшлюзавались и ещё успели пробежать всю Среднюю Шексну, ночевали в Камешнице на якоре.                                                    Позавтракали на ходу и через час были у Верхнесвирского шлюза. Ждем. Идет в камеру толкач, толкает плавкран. Я помахал шкиперу толкача, объяснил ему на пальцах, чего мне надо.
Он понял и через полминуты сказал мне по громкой связи: «Яхта, идите за нами!».  Мы - с большим удовольствием.  Встаем к рыму, но тут с толкача команда: «Ребята, идите вперед, встаньте на уровне плавкрана, за нами идет «Балтийский». В каждом месте свои порядки. Продвинулись вперед, встали, надеемся, что плавкран хорошо ошвартован, а то ведь раздавит нас.
Шкипер толкача спустился на плавкран, вступил со мной в беседу: откуда, куда и т.д. Потом: «Ну, а сто грамм не найдется?». Человек, видимо, хороший, и любезность нам оказал - дал я ему чекушку. Как  легко сделать человека счастливым! Кричит: «Дед (это мне)! Я бы тебя расцеловал, да больно ты заросший!» Это верно, я за делами пять дней не брился. Убежал счастливый шкипер, тут же вернулся и вручил нам связку копченых щучек, а еще воблы. Дружба навеки!
Шустро бежим по течению к следующему, Нижнесвирскому шлюзу. Тут мы  совсем не ждали, только вот стоять в камере пришлось прямо под кормой у «Волго-Дона». Помня неприятность, бывавшие в таких случаях, я велел Боре наглухо закрепить носовой швартов, и это было правильно, иначе, отходя, «Волго-Дон»   своей струей оторвал бы нас от рыма.
В 17-45 приходим в Лодейное Поле. Здесь только одно место для стоянки - у пассажирской и грузовой пристаней, больше встать негде - берега мелястые. А тут - тоже непонятно, как быть: всю пристань занял своей тушей  огромный «Балтийский». У грузового причала грузится катер «Маяк». А куда податься бедному крестьянину? Я покрутился-покрутился, а потом углядел щель между «Балтийским» и «Маяком». И вскочил в нее.
Вот так: Воткнулись и стоим с некоторым риском: «Балтийский» до вечера собирается уйти, и при отходе может нас раздавить своей кормой; сейчас он прикрывает нас от судового хода, а когда уйдет,  проходящие суда будут нас долбать своей волной о пристань; от работы плотины уровень воды меняется до 2,5 метров, надо все время следить за швартовами; наконец, нас отсюда  могут погнать. Почему? Да потому, что нас вообще отовсюду гоняют, как бомжей. Но выбора у нас нет, вот мы и стоим, потравливая и подбирая швартовы по мере надобности.
Отправили Борю на разведку - баня нам нужна дозарезу, если завтра не помоемся,  начнем обрастать шерстью. И рычать. Прибежав, Боря доложил: баня близко, на ходу, но сегодня не поспеваем, поздно пришли.
Капитан «Балтийского» любезно предупреждает нас: «Сейчас будем отходить». А «Маяк» уже ушел, его место свободно. Боря и Димыч вылезли на пристань и, ухватив за швартовы, утянули яхту к концу грузовой пристани. И - во время: «Балтийский», отходя, начинает разворот и своей огромной кормой крепко утюжит стенку пристани, как раз там, где мы стояли раньше. Аж щепки полетели! Мы, наблюдая это, радуемся, что нас там нет. А когда сухогруз ушел, мы снова перетянулись на прежнее место. Тут, в уголочке, спокойнее.
А поскольку нам здесь придется постоять, заботимся о сбережении своих бортов: повесили три двойных кранца, а затем я послал Борю и Димыча поискать покрышку от автомобиля. Димыч пришел ни с чем, а настойчивый Боря через полгорода прикатил старую покрышку от «Жигулей». И мы ее подвесили к пристани, как дополнительный кранец. Да еще на скользящем узле,  чтобы можно было менять высоту подвески.
А яхту швыряет здорово, несколько раз с грохотом вылетали из своих гнезд ящики с продуктами, пока мы не догадались закрепить их тросом.
А к полночи раздуло еще сильнее, соответственно, и волна увеличилась. На глаз метров до четырех, но, поскольку волна всегда кажется больше, чем она есть, то, наверное, трехметровая. Но и этого хватает - мы к ветру и волне идем остро, а никто из нас еще не научился отыгрывать рулем на волне, по крайней мере, на этой яхте. В результате «Пилигрим», имеющий плоский носовой свес, с грохотом ударяется об очередную волну, при этом яхта сотрясается, как говорится, «от киля до клотика», теряет ход, и потом ее валит на бок. Нормального отдыха для подвахтенных не получается.
Ночью неплохо были видны огни маяков восточного берега, хотя из-за болтанки биноклем было пользоваться невозможно.
К 8 утра впереди завиднелась земля - это один из островов Валаамского архипелага. Мутило меня изрядно, но я через силу вылез из гроба. Ребята сказали, что я и похож на выходца из гроба.
Должиков при передаче яхты рассказал, как надо подходить и куда заходить. Место для стоянки намечено в Малой Никоновской бухте (Пиенни-Никкона -  здесь все названия двойные - русские и финские). Чтобы попасть туда, архипелаг обходим с запада.
Вблизи берегов я приободрился, хотя швыряло еще изрядно, привык что ли? Словом, у меня хватило сил  ввести «Пилигрим» в эту бухту.
И сразу все разительно меняется! Вместо мощного ветра, который даже дышать мешал - легкое дуновение; вместо громадных волн - зеркальная гладь; вместо рева ветра и шума волн - блаженная тишина и пение птиц на берегу. А вместо усталости и некоторого страха перед силами стихии - прекрасное настроение, несмотря на усталость. Даже погода здесь другая - вместо туч - яркое солнце.
Качка окончилась, и все сразу выздоровели от морской болезни. Но вид у всех помятый. Пришли на Валаам!
В этом трудном переходе команда вела себя хорошо, даже укачанные перемогались и службу несли исправно. Но больше всех  поразил  меня  Павел,   который  отсидел  две  с  половиной  вахты, а когда я вылез и сменил его, он прежде, чем лечь спать, попросил разрешения и отправился на корму с пастой и щеткой - зубки почистить. Джентльмен верен себе при любых обстоятельствах!
Швартуемся у обломков старого причала под стоящим на берегу большим каменным крестом. Крест воздвигнут «настоятелем Маврикием с братиею в царствование Государя Императора Николая
II», как гласит надпись на кресте.
Начинается «мирная» жизнь на Валааме. Переход длился 19 часов, средняя скорость - чуть более 3-х узлов. Питались все весьма приблизительно, больше отдавали за борт. Срочно готовим обед. Приводим в порядок яхту. Многое у нас промокло; на берегу натягиваем троса и на них развешиваем сушить одеяла, простыни, матрацы и прочее. Экскурсанты, которых толпами водят на осмотр креста, с изумлением глядят на эти «признаки цивилизации».
Над нами - крутые, высокие красно-коричневые скалы. На головокружительной высоте светлыми красками надписи: «Боря», «Вера», «Здесь был Вася» и т.п. Прямо как на карикатурах. Это же надо было с опасностью для жизни карабкаться на скалы, чтобы запечатлеть на них, что ты - дурак.
На стоянку у нас отведено два полных дня, но нетерпеливые пилигримовцы уже шастают по окрестностям - уж больно все вокруг интересно. Пока гид рассказывает экскурсантам о кресте, валаамских монахах и И. Христе, те косятся на красавицу-яхту и на небритых типов на ней. Обычные расспросы: откуда, да куда, да почему не потонули, да ого-го и т.п. А мои ребята от души веселятся, вспоминая себя во время качки, хотя, признаться, тогда было не до смеха.
Ювеналий и Сережа, бегая по окрестностям, обнаружили рыбачий сейнер и немедленно произвели «ченч» - мы им спиртику, а они нам - штук 15 здоровенных сигов.
Пришла и встала рядом с нами здоровенная посудина по имени «Двина». Ее хозяева утверждают, что это - яхта, хотя по виду она больше похожа на грязноватый сейнерок с двумя мачтами.
А позднее  в нашу бухту  ввалились  на своем МРС  те самые рыбаки,  видимо,  им захотелось употребить заработанный спирт в спокойной обстановке.
Димыч, готовый, как всегда, купнуться с утра, вылез за борт и принёс наш якорь на яхту.
Отсюда было недалеко до Лодейного Поля, где мы ошвартовались рядом с пассажирской пристанью, в начале грузовой.
Я сходил к дежурному по пристани и услышал от него, что мы можем спокойно стоять - никому  не мешаем. Т.е., все риски свелись к нулю. Вот, если бы движение судов по Свири прекратить - но это мы пока не можем.
Ночью я, конечно, несколько раз вставал, сдвигал покрышку-кранец - уровень воды понижался. Но это - нормальный капитанский сон, не беда.
Около 10 часов утра пришел пассажирский теплоход «Кузьма Минин», аккуратно встал у пристани и прикрыл нас от судового хода.  А кормовым швартовом изолировал нас от всего мира - теперь мы не можем выйти - мачта не даст, пока «Кузьма» не отвалит.
Мы позавтракали, и Боря с Димычем отправились на вокзал - встречать Виталия. По пути купили кое-чего из продуктов. Димыч встретил Виталия и привел его на яхту. А предприимчивый Боря зафрахтовал мотоцикл с коляской и с водителем и съездил на бензоколонку с тремя канистрами, которые в наполненном виде были доставлены на яхту. Водитель мотоцикла, вознагражденный бутылкой, не без юмора воскликнул: «И это все мне?!».
Вся команда в сборе. Быстро посетили баню, запаслись хлебом. Тут «Козьма Минин» отбыл, мы свободны и - отваливаем. Идем в сторону Свирицы - устья Свири. Берега реки здесь живописны, правый - сплошь заповедник, везде вывески «Причаливать запрещено».
Как и рассчитывали, из устья Свири в Ладогу вышли около 23 часов. 3,5 мили до выходного буя по озерному   канал шли на моторе,  а  там поставили паруса и легли на нужный нам компасный курс 321 градус. Этим курсом нам пилить 60 миль.
Уже наступили новые сутки, а сумерки настолько светлые, что показания компаса видны без подсветки. Поддувает слабый попутняк, хода у нас около 2-х узлов. Подумываем, не поставить ли спинакер, но как только подумали, ветер круто  зашел, и нам, чтобы идти одним галсом, приходится остро резаться. Левый галс. Усиливается, подобрали шкоты. Скорость 3 узла... 4. Уже веселее. Но радовались недолго: к 3 часам снова закисло, опять у нас не более 2-х узлов.
Вахта Виталия и Бори заступила в 5 часов утра и за свои пять часов прошла не более 10 миль.
В 10 утра мы с Димычем заступили на вахту. Вскоре задул легкий бриз - дневной, с озера к берегу, для нас - левый галс. Режемся.
Из судового дневника:

-11.30. КК - 320; ход - 2 узла.

-11.50 . КК - 350; ход - 3 узла.

-12.00. Ветер - ноль, ход тоже

-12.10. КК - 300; ход - 0,5 узла; яхта руля слушается.

-12.30. КК - 320; ход - 2 узла.

Небо затянуло, а там и дождь пошел. Минут 15 был перерыв в ветре, и мы стояли. Поддуло, поехали... Полтора узла... два... три. В это время энергично затрещала катушка, и я стал сматывать леску. Чувствую - рывки - ага, кто-то попался! Но по силе рывков - небольшой. Вытащил лососика килограмма на два. Ну, ладно, и такой пригодится!
После этого поддуло покрепче, для нас - галфвинд, и мы хорошо поехали - 7 узлов, впервые за все плавание.
А впереди - земля: чуть слева  виден остров Мантсинсари, а прямо по курсу островок. Это, видимо, остров Карго, который надо проходить левым бортом, но Димыч утверждает, что это - полуостров. У Димыча зрение лучше всех, и я, поверив ему, прошел правым бортом. Хорошо, что мы стаксель убрали, убавили ходов: даже при этом удар килем о камни был такой, что все подпрыгнули, а Боря, спавший в форпике, проснулся, сильно напугавшись, треснемся ли еще. Прошли, вздохнули с облегчением. Ну, а дальше – путь ясен, мы с Виталием здесь однажды проходили, ещё на «Тумане». Легли на створ, затем по вехам, далее – кормой на створ, и через проран в дамбе, где паром. Сумерки, но всё видно.
Справа открылся пролив, ведущий в бухту Лункуланлахти. И, как 9 лет назад, всю эту бухту просвистывает ветер. Волна, правда, небольшая – до полуметра.
Время уже к полуночи. Приспустили грот, Димыч его придерживает у палубы. Медленно переходим к восточному берегу бухты. Здесь потише, и мы, не доходя метров 30 до берега, отдаём якорь на глубине 6 – 7 метров.
Навели порядок на палубе, обтянули снасти, чтобы они не мешали нам спать хлопанием.. За стол, по стопарику. Закусили, чем Бог послал, чайку попили. Спать легли во втором часу ночи. Я объявил: «Сон - без ограничений».
За ночь ветер улегся. Спали спокойно, а утром нас, выспавшихся и повеселевших, поприветствовала хорошая погода. Никуда не торопясь, позавтракали. Разделали к обеду пойманного вчера лосося. Поиграли в преферанс, пообедали. Лосось, как ему и следовало, оказался вкусным.
А после обеда решили пойти в Питкярантские шхеры. Они недалеко, а день длинный.
Снялись в 18 часов. Боря рулит, Виталий штурманит, Димыч дрыхнет, а я верчу вокруг головой.
Хода по озеру были приятные, ветерок прогулочный, 3 - 4 балла. Солнце высоко, видимость отличная.
Вошли в шхеры, легли на створ, От ветра мы тут закрыты, идем на моторе. А погода опять испортилась, и при подходе к нужному нам месту накрыла нас хорошая гроза. Шквала не было, видимость была нормальной, просто поливало нас, как из ведра, но мы успели надеть непромоканцы.
Обошли острова со стороны Питкяранстского рейда, подгребли с востока к острову Вихкимясари (черт, язык сломаешь с этими финскими названиями!) и поползли вдоль его берега к югу, стараясь углядеть на скале железный рым , за который швартовались 9 лет назад. Углядел его я, близорукий. Не первый раз убеждаюсь, что хорошая зрительная память частично заменяет хорошее зрение. Углядеть-то я его углядел, да толку мало - не доходя  до берега, яхта встала - уперлась килем в камень. Что такое - обмелела Ладога, что ли? А нам уже надоело мокнуть. Димыч, голый залез в воду,  вытащил на берег швартов, задал его за дерево. Оттянулись от берега к якорю, и, побросав в каюте мокрые непромоканцы на пол, поужинали и легли спать. И плевать нам на грозу.
С утра солнце со свежим ветром. А, пока мы завтракали, лег на воду и на острова густой туман. Питкяранта скрылась из вида, но мы не огорчены - глаза бы не видели этого города - не радует он глаз, мягко говоря.
Однако, мы без берега, а на бережок-то хочется. Решили подыскать другое, более приглубое место. Продвинулись к югу, метров на 150, здесь берег - скалистый обрыв. Увидели в нем расщелину, по которой можно удобно подняться на остров, тихонько подошли, и тут увидели в скале второй железный рым, он-то нам и нужен. Прекрасно встали носом к берегу, имеем вполне удобный выход. Посетили сушу, двое с половиной суток на нее не ступали - с Лодейного Поля.
Туман вокруг нас еще больше загустел, мы уселись в каюте и режемся в преферанс. А когда туман разошелся, карты бросили и пошли гулять по острову. Если не обращать внимание на Питкяранту с ее дымящим  ЦБК, то шхеры - одно из самых красивых мест, какие я видел.
Разбрелись мои друзья по всему острову. Мы с Димычем фотографируем, остальные просто гуляют, любуясь красивыми зелеными и буро-красными островами, голубыми заливами и проливами.
А между прогулками Димыч расстарался, сварил прекрасную уху из головы и хвоста лосося и поджарил картошку с салом.
В судовом дневнике, оформленном потом в Москве, в этом месте 7 страниц заняли цветные фотографии видов шхер и нашей яхты под крутым берегом острова Вихкимясари.
С утра предполагали пойти на Байевые острова, но утро, как всегда, оказалось мудренее. Мелкий моросящий дождичек, а главное - весьма свежий южный ветер. Небо - черного цвета.
Позавтракав, еще раз глянули на небо и... уселись играть в преферанс. Часа полтора спустя, показалось нам, что развиднелось и дождь кончился. Мы отвалили. Но оказалось, что нас обманули. Пока мы выходили с попутным ветром из-за островов на питкярантский плёс, все шло прелестно, но как только встали мы на выходной фарватер, что ведет в открытое озеро, нам в нос заладила такая волнища, что наш мотор начал выскакивать из воды и взревывать «нечеловеческим голосом». Того гляди, сгорит! А лавироваться под парусами здесь опасно - по обе стороны близко видны острозубые камни.
Мотор уже перегревается, а до выхода еще далеко. Отступать? Ну, и что? Иногда приходится! Я цитирую М.И. Кутузова: «Властью, данной мне Богом и Государем, приказываю отступать!» (за точность цитаты не ручаюсь). Разворачиваю яхту, получив пару хороших шлепков волной в борт, и мы удираем на старое, хорошо укрытое место.
Швартуемся за тот же рым. И снова садимся за карты (игральные, а не навигационные) - лучший способ убить время, когда его приходится убивать.
Боря готовит обед, а, пообедав, мы с Димычем увидели, что небо хорошо прояснилось, и пошли на другой берег острова посмотреть, что делается в проливе, который утром нас не пропустил. Ветер еще свежий, но волна поменьше, а главное - прекрасная видимость. Выходим!
Решили выходить не узким восточным фарватером, а более широким западным, но все равно - без лавировки не обойтись. Прямо на парусах снимаемся, со свистом вылетаем на рейд Питкяранты. А далее поворот на 90 градусов, и ветер - чистый «мордотык». Лавируемся  короткими галсами, пересекая линию створа и отходя от нее не более, чем на  50 - 60 метров.
Боря и Димыч на шкотах работают как черти. Понимают, что любой сбой чреват посадкой на камни. Виталий следит по карте, а я ворочаю румпелем.
9 - 10 галсов, а потом - наиболее сложный момент - узкий выход в Ладогу. Слева островок с выступающей в нашу сторону каменной грядой. Справа - материковый берег  с маяком, и тоже каменная коса, камешки хорошенькие, острые, как акульи зубы. Нам для прохода оставлено метров 50, а мы не вписываемся, и прямо в этой узкости приходится закладывать конртгалс. Напряженка!
Наконец, поворот, и мы выходим в озеро. Постановили: вздохнуть с облегчением. Еще метров 300, подальше от камней. И мы ложимся на нужный нам компасный курс в сторону Байевых островов. Получился полный бейдевинд, и «Маугли» под гротом и фоком побежал, а, вернее, поскакал на полутораметровых волнах. Есть шанс укачаться. Отыгрываю на волне рулем, чтобы яхта не долбалась носом.
Вскоре глазастый Димыч углядел далеко впереди Байевые острова. За это я дал ему порулить, но не надолго: придравшись к тому, что яхта плюхнулась носом об воду, отнял у него румпель и больше до конца перехода никому его не отдавал. За румпелем я не укачиваюсь.
Ага, есть в этих краях и еще одна яхта - парусок вдали заметили. Позднее стало ясно, что идут они на Валаам, и курсы наши пересекутся. Как записал в своем дневнике Димыч: «Идут параллельным курсом на пересечение с нами». Явно Димыч - последователь Лобачевского, а не Евклида.
Расходимся метрах в 20, мы им салютнули ракетой. Они нам помахали. Называется яхта «Лагуна»,   откуда  -  не  ясно.  У  нее    стаксельное вооружение, мачта буквой «А».
К Байевым островам подходим на остатках ветра, а в пролив между Байонным и Лемписари въезжали уже на моторе. Около 22 часов я без труда отыскал место, где стоял 9 лет назад, подвел яхту к скалам о-ва Байонной. Стоянка здесь великолепная.
Пока шли, подзамерзли, на острых курсах ветерок здорово продувает даже в теплую погоду. По этому случаю за ужином было принято.
Утром проснулись там же, где и заснули. Это понятно, но, просыпаясь в яхте, особенно на спокойной стоянке, долго соображаешь: а где же это мы пребываем?
Распорядок с утра обычный: встаем по старшинству. Первым - я: старые кости начинают болеть на жестком яхтенном матраце. За мной Виталий, далее Боря. А Димыча приходится будить, иначе он проспит до ХХ
I века. Пихаешь его: «Димыч, подъем!». Раздается недовольное: «У-у-у!». Минутная пауза; откидывается форлюк, из него показывается одурелая от сна физиономия Димыча. Он с трудом выбирается на палубу,  стоит,  пошатываясь и ежась,  а потом рушится за борт. В любую погоду и при любой температуре воды. Из-за борта раздаётся вопль, а через пару минут Димыч вылезает из воды, уже бодрый и готовый действовать.
С утра, ещё в койках, услышали, как дождь молотит по палубе, затем он сменился густым туманом. Островок Лемписари в ста метрах от нас через пролив – его не видно. Но здесь, на Ладоге, мы это уже проходили – погода будет.
Начали доигрывать вчерашнюю пульку, но не доиграли – увидели яркое солнце и голубое небо. Команда ушла бродить по острову, капитан остался готовить обед. Сделал его поплотнее, имея в виду переход на Валаам сегодня к вечеру при неизвестных погодных условиях. Хотя здесь ходу – всего 14 миль с выходом и заходом.
После обеда и пошли. Ветер сперва был попутным, потом зашел до острого бейдевинда. Бежали шустро. И в 19-30 поравнялись с Монастырской бухтой, очень осторожно в нее вошли и, положив якорь, ошвартовались под скалой в самой глубине бухты.
Ого, какое тут общество! Не менее 25 яхт, большинство московские и ленинградские. Оказывается, здесь промежуточный старт-финиш крейсерской регаты «Кубок Ладоги». Из знакомых нам москвичей видим «Афродиту», «Пенелопу», «Весту» - сплошные мифы древней Греции. Из ленинградцев «Балтика», «Урал» (это Л-6 постройки ленинградской судоверфи); новгородский «Мерак» - наш конкурент на «Кубке Онеги», и многие другие. А еще понравилась нам красивая ленинградская самоделочка по имени «Владимир Высоцкий».
Расставились яхты по всем удобным местам. В Монастырской бухте тихо, тепло и красиво.  Уходить отсюда совершенно не хочется. И тут в моей голове возникла  естественная мысль: «А зачем уходить-то?» Т.е., конечно, не навсегда оставаться, а побыть те 5 - 6 дней, которые нам остались до возвращения. На Валааме есть что посмотреть, а те места, где мы собирались еще побывать потом - Приозерск, бухта Далекая, Новая Ладога - для нас большого интереса не представляют, судя по лоции и рассказам бывалых людей.
Обсудил это с командой, и мы приняли такое решение. Завтра начнем наши экскурсии.
С утра отправились к монастырю, а далее к Никольскому скиту. Что же мы увидели? С прошлого года все дела на Валааме переданы в руки РПЦ - русской православной церкви. Фирма эта - очень богатая и очень деловая. Тут-то дела по реставрации и сдвинулись с мертвой точки. Посещая Валаам в прежние годы, мы  наблюдали эту самую «мертвую точку» - реставрация двигалась ни шатко, ни валко. Помню, нам рассказывала одна экскурсоводочка, что был такой расчет: если будут реставрировать такими же темпами, то закончат через 75 лет, т.е. когда все развалится.
Сегодня - совсем другая картина. Все знаменитые валаамские скиты снаружи полностью отреставрированы. Вот мы приходим к Никольскому скиту, где раньше проживали слабоумные граждане. Он - на островке при входе в Монастырскую губу и с Валаамом соединен двумя мостами. Красота неописуемая: сам он весь кипельно-белый, крыши ярко-зеленые, а золоченый куполок блестит так, что глазам больно! Еще при подходе с озера мы на него жмурились.
Подошли, поговорили с реставраторами, работавшими внутри скита. Они рассказали, что работу им дают аккордно: опоздали со сдачей работы на один день - половина оплаты долой. А сдали на полмесяца раньше срока - очень большая премия. Ну, и, конечно, высочайшие требования к качеству работ, принимает комиссия из больших знатоков. Вот ребята и вкалывают по 16 часов в день.
Главный собор - храм Петра и Павла - еще реставрируется снаружи, весь в лесах, но работы идут полным ходом. А внутри еще не закончено, но церковные службы  уже идут ежедневно.
Наблюдали крестный ход вокруг монастыря. Фотографировали его втихомолку, «из-подмышки», не желая оскорблять чувств верующих.
Вернувшись к яхте, обнаружили, что якорь пополз, и «Маугли» тычется носом в скалу. Переставились, стали натягивать якорный конец - опять ползет. Разозлившись, достали наш запасной «адмирал», положили два якоря «в раздрай», и теперь стоим, как вкопанные.
Общительная москвичка Карина  со стоящего рядом «Урала» попросила луковичку, мы ей дали. Она поинтересовалась в чём мы нуждаемся. Мы сознались, что к концу подошёл сахар, и добрая девушка выдала нам  пачку. Живём!
Боря бегал на разведку насчет бани. Оказывается, она тут есть и очень неплохая.
Команда не на шутку увлеклась преферансом, жалко то время, которое на него тратится. Димыч, оставшись без трех, смачно произносит : «О, черррт!»
Ночь прошла спокойно.  Я не выспался из-за необходимости часто бегать на бережок. Не пить вечером чай, что ли?
На следующий день по прогнозу был обещан шторм, но с утра было солнечно с облаками хорошей погоды.
Часов в 7 утра затарахтел мотор на стоявшей рядом «Афродите», и она направилась к выходу из бухты, а за ней потянулись и остальные участники регаты - на старт очередной гонки. Этап у них - 34 мили, сперва оттяжка куда-то на восток, а потом к финишу в Сортавале.  Удачи вам!
Мы с Виталием побывали на почте и дозвонились до Москвы. Сегодня 13 июля, сменная команда прибывает в Лодейное Поле 21-го. От этого мы и будем вести свои дальнейшие расчеты маршрута. На обратном пути заходили в собор, послушали валаамские распевы - это у них репетиция была. Красиво поют, профессионально...
Вернулись на яхту, как раз в это время отходили соседи - «Урал». Командуют на яхте два деда, кэпу 79 лет. Вот бы мне так! Только уж очень он ворчит на молодых матросов.
Побывали в бане, она пребывает в так называемом Водопроводном  доме. Снаружи выглядит как дворец! Сама банька, конечно - не Сандуны, но нам она была очень кстати.
Мы решили назавтра перейти в Никоновскую бухту, оттуда поближе ко всяким интересным местам. А как решили, так и сделали. С утра приготовили паруса, на моторе вышли из Монастырской, тут же вздернулись, отошли в озеро, там скрутили поворот, две мили одним галсом, и - перед нами вход в Никоновскую. Узенький проход между островами, и мы становимся к приглубому берегу, метрах в 25 от знакомого мраморного креста.
Начинаются обычные стояночные хлопоты: носовой швартов влево, носовой вправо, да хорошо ли держит якорь? Вроде все хорошо. Да только, оказывается, ничего хорошего. Приезжают люди на моторке и очень вежливо объясняют нам, что здесь стоять нельзя, просят переставиться. Подходя сюда, мы видели на противоположном берегу будку, похожую на водозабор. Спрашиваю, можно ли стоять там. Можно. Глубоко? Глубоко. Переходим и после нескольких маневров встаем носом к берегу около этой будки.
Якорь, похоже, держит крепко. Это важно. Потому что погода портится, и, хотя бухта укрыта, волна и ветер могут сюда достать.
Поели. Боря - дежурный «кокер» - остался готовить обед, а мы с Виталием и Димычем отправляемся к пассажирской пристани, куда швартуются большие теплоходы, это в пяти минутах хода от нашей стоянки. Здесь предприимчивые кооператоры открыли пункт проката велосипедов. Прекрасно! Получаем под паспорта три велосипеда и отправляемся в сухопутное плавание. Валаам - огромный остров, пешком ходить - немного увидишь. Тем более, что мы, как обычно, за плавание ходить разучились.
Закон велосипеда (из законов Мэрфи): куда бы ты ни ехал, все равно, будет в гору и против ветра. На холмистом Валааме я скоро испытал  действие этого закона на своей престарелой шкуре: некоторые подъемы преодолевал пешком, таща велосипед руками. Впрочем, молодые - тоже. Не знаю, может, из солидарности...
Но это была прекрасная поездка! Проезжали великолепные валаамские леса из столетних (и старше) сосен, поля, лужайки, бухты, озера, каналы, болотца. Сплошная красота вокруг! Бородатый кооператор подарил нам небольшую фотокарту-схему Валаама с разрешенными маршрутами велопрогулок. А в сторону, мол, ни-ни. Мы, конечно, на запреты наплевали, единственно, опасались заехать в запретную зону у южной части острова - там стоят корабли Ладожской военной флотилии.
Самым дальним  пунктом нашей поездки было Игуменское кладбище - у них здесь, как и в Москве, начальство хоронят отдельно от простых смертных. Здесь наш Виталий Ефимыч повстречал тезку - я сфотографировал Виталия у красивого мраморного креста, под которым упокоен игумен Виталий.
Вернулись  к пассажирской пристани, сдали велосипеды и пришли на яхту, где Боря уже ждал нас к обеду. А пообедав, направились в Красный скит, на концерт валаамских церковных песнопений. Опять без Бори: во-первых, надо яхту стеречь, во-вторых, он объелся за обедом.
Этот концерт дают здесь студенты-старшекурсники петрозаводского музыкального училища – хор «Валаам». Поют божественное и поют божественно! А ещё, к  тому же, великолепная акустика Красного скита. Он сам – небольшой такой храмчик, метров 12 высотой с объемистым куполом. Слушатели сидят внизу, а хор поёт на «хорах», это – такой балкончик, метров на 6 выше нас. И вот, когда эти шесть парней и восемь девушек усиливают громкость голосов, всё это, отражаясь от купола, обрушивается на наши головы. Как будто сто человек поют!
Мощь, причем, мощь прекрасная! Я, считавший себя достаточно черствым человеком, буквально обалдел, растаял, да и остальные тоже. После концерта мы от души благодарили выходящих хористов.
Вечером за ужином слышим с яхты, какое на Ладоге творится безобразие. Вот, когда он пришел, обещанный вчера шторм. Дождь молотит, ветер воет. Сюда доходят только отдельные порывы, и я временами вылезаю под дождь проверять якорный конец. Якорь держит хорошо. А барограф пишет вниз, видимо, погода еще хуже будет.
Когда всю ночь злобно ревет ветер, и крупные капли дождя молотят по палубе, радуешься, что стоишь в хорошо укрытом месте, и тревожишься за тех, кто сейчас на открытой воде. К утру ветер притих, а дождь остался. Мы повесили наш новый тент над кокпитом, теперь можно покурить на воздухе. В каюте я сам не курю и никому не разрешаю.
Часам к 11 снова задуло, но уже от зюйд-оста, из глубины бухты, т.е. большой силы ветру здесь не набрать - скалы не дадут. А вскоре барограф стал писать вверх и оказался прав: к полудню стало развидняться. Наше настроение поднимается вместе с пером барографа.
Боря и Димыч сходили на концерт, а после побывали на теплоходе, откуда вернулись с пивом. Потом попросились на попутную пожарную машину и поехали в поселок за хлебом. Вернулись ни с чем, и с сегодняшнего дня на нашей яхте введено нормирование хлеба и сахара. Прямо как в СССР!
После обеда вся команда спит - других дел нет. А барограф - не спит, деловито пишет вверх. К 18 часам весь небосвод голубой. Солнце сушит промокший остров Валаам и нашу яхту.
Мы с Димычем вышли на фотосъемки, залезали на скалу, снимали сверху Никоновскую бухту с нашей яхтой вдалеке, а также красивую, полностью отреставрированную часовню.
Три проблемы имеем:

-а) хлеб;
-б) сахар;
-в) переход Ладоги.

Ветер, как кажется, дует от 120 градусов, т.е. прямо оттуда, куда нам надо идти и дует, видимо, нешуточно. Выходить надо послезавтра, хорошо бы за это время что-то изменилось, да не в худшую сторону. Думаем завтра, если погода позволит, опять перейти к Байевым островам, а по пути поглядим, что делается на озере.
Вечерком поиграли в карты и залегли было спать, как вдруг с берега слышу голос; «На яхте!».
Отвечаю, как положено: «Есть на яхте!» и высовываюсь полуголый в люк. На берегу интеллигентный бородач объясняет мне, что на Валааме яхтам стоять нельзя нигде, кроме Монастырской бухты. Я спорить не стал, но взмолился, чтобы не прогоняли до утра, команда уже спать легла. Договорились.
С утра, как обещали, снялись. Прямо с места отошли под парусами, вырулили в озеро и через час, войдя в Монастырскую, ошвартовались у знакомой скалы.
  Боря с Димычем приволокли семь буханок хлеба, а вместо сахара, банку меда. Вот и решились две проблемы из трех.
Тут же ставим паруса и, подрабатывая мотором, выходим из Монастырской бухты, с сожалением прощаясь с ней.
В озере заглушили мотор и двинули на восток. Т.е. сначала двинули, а потом поползли. Ветер затих до нуля, и мы встали. Тут и дождь пошел. А потом - еще хуже - густейший туман. Был момент, когда огромный Валаам начисто скрылся из вида, хотя  берег - в полумиле от нас.    Стало поддувать, снова ползём, и это хорошо: в таком тумане лучше ползти, чем нестись.
Боря за рулём внимательно держит заданный компасный курс. Вдруг подаёт голос: «Остров!» - «Боря, какой остров, носа яхты в тумане не видно!». Боря: «Смотрите выше!» И в самом деле: туман низовой, а над ним хорошо видна скалистая верхушка острова. А на ней – купол церковушки. Ага – значит, это остров Пюхисари. Место своё знаем, уже веселее. Потом сквозь туман разглядели следующий островок – Мустасари. Идём правильно. А вот как будем входить в нужный пролив на Байевых? Беспокоюсь.
Несколько позже увидели темную полоску над туманом впереди. Это, надо полагать, остров Лемписари. Туда нам и надо, но пролив между островами не виден. Тут ветер опять кончился. Мы заводим мотор и держим его на холостых оборотах. И как только туман на несколько минут рассеялся, мы, сломя голову, кинулись на полных газах в пролив. Там тоже стоит туман, но - места знакомые, мы почти ощупью выходим к нужным нам скалам у о.  Байонной. И во время: туман снова загустел.
Дождь молотит по палубе, но нам на это уже наплевать. Мокрые непромоканцы валяются на палубе каюты, а мы по ним ходим. А перед сном позволили себе такой грех: пересушили все непромоканцы над газом.  Нам завтра переходить Ладогу, не хотелось бы надевать мокрые рокены. А газ в Лодейном Поле есть.
Ночь была беспокойной. . Ветер восточных четвертей гонит волну в восточную оконечность Лемписари, а оттуда отбойная волна приходит к нам, лупит нам под борт, шумит и вообще ведет себя неприлично. Из-за этого я спал беспокойно и во сне видел кошмар: крупный конфликт с ГАИ, с которым я в жизни не имел столкновений. И конфликт этот почему-то из-за моего внука Сережи.
Утром дождя нет. В проливе поддувает удобный для нам попутнячок. Поставив грот и фок, выходим из пролива и на озере обнаруживаем штиль. Полный! Полчаса болтались на месте, а небольшое течение стаскивало нас в сторону камней, Димычу пришлось отгребаться веслом.
Сообразив, что от ветра нас закрывают острова, я завожу движок, и мы острова объезжаем. Здесь нашли слабый бризок, фок заменили на геную и как-то поехали. Узел - полтора, езда, конечно, ерундовая.
Но вот навстречу идет туча - фронт во все небо. Мы с Димычем, пребывая на вахте, своевременно натянули непромоканцы. Пошел дождь, и одновременно шквальнуло, яхту приложило, да так, что Боря, спавший в салоне, свалился с дивана. Он потом рассказывал: «Сплю я  и вижу во сне, что я падаю. Просыпаюсь, и что вы думаете? Я уже упал!».
Бежим ходами 4 - 5 узлов. Ветер, конечно, далеко не крепкий, но кренов многовато. Командую Димычу поменять геную на фок. Крена меньше, а ходов не убавилось.
Вскоре дождь кончился, ветер заслаб. Опять поставили геную и сушим на себе непромоканцы. Нужный нам компасный курс иногда получается, иногда - нет.
В 19-30 Димыч накормил всех. В 20 часов я сдал вахту Виталию на траверзе банки Тита. С 20 часов до часа ночи была его вахта, а я пытался поспать, но сна не было. Ясно, что спать мне захочется во время моей вахты.
Мы с Димычем вели «Маугли» с 1 часа ночи до 6 утра.  Наблюдали на востоке огни береговых маяков Погран-Кондуши и Крестового. Почти всю вахту бежали со скоростью 4 - 5 узлов, только под утро ветер, как и положено, закис, и скорость уменьшилась до 2-х узлов. Спать хотели, есть хотели. Укачались. Боря встал минут за 40 до своей вахты и, невзирая на качку, сварил кашу. Тоже укачался. Каша была вкусная. Но запихивал я ее в себя с превеликим трудом. Однако - запихнул, каша осталась у меня внутри, и мне удалось хорошо поспать.
А Боря и Димыч с моего разрешения приняли внутрь по 50 грамм, и вся укачка у них прошла.
В течение моей вахты и вахты Виталия берегов не было видно. Правда, когда мы с Димычем их сменяли, Боря не очень уверенно заявил, что, кажется, впереди видел маяк. Что ж, это бывает: вот - виден, а вот - нет.
Однако в 13-30 и мы его увидели. Это - огромная башня Стороженского маяка, 70 метров высотой. В это время ветер стал энергично заходить и все больше валить нас в озеро. Сидевший на руле Димыч отчаянно этому сопротивлялся и до сопротивлялся до самопроизвольного поворота. Перенесли стаксель, привелись, сколько смогли, чтобы не терять ходов, а потом глянули на компас: 110 градусов - вполне для нас подходяще. И маяк впереди уже виден отчетливо и постоянно.
Позже углядели и Свирский маяк, и суда,  идущие с озера, и то место, где они поворачивают к Свирскому маяку. Мы это место запеленговали и направили «Маугли» туда. У матросов нет вопросов.
Все шло нормально, и в 17-15 мы вошли в устье Свири. Перед этим ветер окончательно закис, и последние мили по озеру нам пришлось идти под мотором. Тем более в подходном канале было оживленное движение судов, и нам нужна была маневренность.
К 19 часам встали на якорь в речке Оять, метрах в 300 от её устья. Так себе стояночка выхода не берег нет, вокруг коряги, да ещё и течение.
Ночь прошла спокойно, а поскольку вчерашние сутки были утомительными, мы все спали, как убитые. Даже я продрых до 9 часов.
С утра поливал дождь, а нам сегодня всего-то надо пройти до Лодейного Поля. А можно и завтра, смена приедет послезавтра в 5 утра. Мы и не спешим с отходом.
Стояли на якоре до обеда и видели десяток яхт, идущих вверх по Свири под парусами, это они с регаты возвращаются. А, пообедав, двинулись и мы. Выйдя в Свирь, обнаружили «ограниченно годный» ветер. Мы пошли на моторе, а в помощь ему поставили грот, и так шли, обгоняя яхты, идущие только под парусами или только под мотором.
Гроза накрыла нас минут на 20, потом опять на себе сушили непромоканцы. Встречное течение тормозило наше продвижение. Замеряли: за два часа прошли 17 километров.
Бензина у нас в обрез, но до Лодейного хватит.
В 23-30 мы ошвартовали «Маугли» у грузового причала.  Швартовы. Двойные кранцы. Ходовые огни погашены. Кончилось наше плавание. Жалко, хорошее оно было.
Уже после полуночи уселись за стол и скромно отметили окончание плавания. Ужин-то был готов на еще ходу, но долго искали покрышку от «Жигулей» - дополнительный кранец. В темноте не нашли. А жаль, потому что за ночь уровень воды в реке  здорово упал - ниже обшивки пристани, и под утро «Маугли» стал стукаться бортом о сваи. От этого стука я проснулся и принял меры, но заснуть уже не удалось.
Что можно сказать об этом плавании? Оно - удачное. Сделали хороший маршрут, порядка 1000 миль, побывали в интересных местах. Не имели никаких неприятностей, потерь, поломок; команда здорова, и всё в порядке. А главное - прекрасные отношения в команде. Это для любого дела важно, а для плавания на яхте, когда все мы ограничены малой площадью, а деваться друг от друга некуда - особенно. Но то, что отношения были хорошими, меня не удивило - люди-то были все не новые, а давно и хорошо друг друга знавшие. Это называется «схоженная команда».
На следующий день дел у нас было невпроворот. С утра Боря и Димыч ушли по магазинам. С концом плавания кончились и продукты, а нам надо поесть и сегодня, и завтра, и по дороге в Москву. Скоро Борис вернулся с продуктами, а чуть позже пришел Димыч с билетами на завтрашний поезд. Молодец, проявил здоровую инициативу!
В 10 утра пришел «пассажир», встал у пассажирской пристани и прикрыл нас от судового хода. Туристы с палуб с любопытством разглядывают нашу яхту и жизнь на ней. А она, жизнь, продолжается. Боря и Димыч сходили в баню, Виталий, как всегда, на осмотр города и посещение книжных магазинов. А я устроил себе небольшую баню прямо в яхте, а намылившись, бухнулся в прохладную свирскую водичку.
Освежённый, занялся приборкой яхты - навел порядок в ахтерпике. А после обеда вся команда долго вылизывала всю яхту, всё вымыли и отдраили. За делами и день прошел.
Сегодня пятница, конец дня, плотина выше по течению уже не работает, и уровень воды стал падать. Потравили швартовы, поправили кранцы и легли спать не поздно - завтра вставать в 4 часа утра.
Мы с Виталием поднялись во время, пинками разбудили молодых. Димыч вылез на палубу, не просыпаясь, но мы знали, что сейчас он рухнет в воду и там проснется. Так оно и вышло.
К 4-30 все умыты, попили чаю с купленным вчера пирогом. Все одеты, наши рюкзаки подняты с помощью тросов на пристань. А вскоре и смена появилась: Володя Должиков, Коля Земляков с женой  Зиной, Юра Гаврилов  с  дочерью 15 лет.
Они спускаются в яхту - пошел процесс передачи.
Должиков увидел в кокпите мусорное ведро с «Паломы», мы его взяли в плавание:

- А это что у вас?
- Володя, это - «параша» - мусорное ведро. У нас ни один окурок за борт не попадает!
- Да-а?  Ну, и мы тоже так будем делать! А куда вы деваете мусор из ведра?
- А за борт списываем!
-Да-а? Ну, и мы так тоже будем делать!

Не люблю я, когда сдающая команда задерживается на яхте, мешая команде прибывшей. Яхту передал и скомандовал своим – на выход. Тут возбухнул Земляков: «Как это на выход? А отметить передачу? Нет, так нельзя! Если не отметим, у нас будут неприятности, Мы утонем!». Ни мне, ни моим ребятам неохота было в полпятого утра «отмечать» что-либо, но все поняли, что от Землякова не отвяжешься. И приняли по паре рюмок, подействовавших на нас оглушающе.
И вот, оглушенные, пошатываясь под тяжестью рюкзаков, мы покидаем яхту. До вокзала недалеко, приходим, сдаём свое имущество в камеру хранения, и начинаем соображать: а что дальше? Наш поезд вечером. Виталий увидел объявление и быстро уговорил нас съездить на экскурсию в Александро-Свирский монастырь. Поездка эта была неудачная, но время убили, а вечером уехали в Москву.
Ну, а своё мнение по поводу этого плавания я высказал несколько выше. Удачное!

 

относился к ней неплохо. Но тут я вынужден был ему сказать: «Серёжа, я-то не против, но ты сам подумай: как мы расположимся в яхте?  Ты ведь знаешь, что в «Паломе» всего пять спальных мест; нас уже шестеро, Ляля будет седьмая!». Он отвечает: «Мы этот вопрос уже продумали: родители берут с собой палатку и надувные матрацы, на стоянках они будут ставить палатку на берегу и ночевать в ней. Так что, в яхте всем места хватит».
Я, конечно, понимал, что и палатку не везде можно поставить, и берег не всегда будет доступен. Но как же можно отказать любимому внуку?! Посопел дед и согласился.
Стало быть, в намеченное время отбыла из «Паруса» «Палома» под командой Бори. Потребовал я, чтобы они звонили с дороги. Они звонили. Например, был звонок из Череповца: «С. Я., мы на Рыбинке уселись на мель, отсидели 20 часов, снял нас катер. Потеряли один из якорей и якорный конец». Ну, что же информацию принял, не порадовался, конечно. Но ни одного слова в укор ребятам не сказал. А какое я имею право их упрекать? Или я по молодым годам не сиживал на мелях? Или якорей не терял? Пожелал Боре счастливого плавания до Онеги и по ней.
В этом плавании я не вёл дневника, поэтому приходится полагаться только на свои воспоминания.
Стало быть, моё семейство прибыло на смену. И я пошел с ними по второму кругу. И на Кижах, давно мне надоевших, пришлось с ними побывать.
После экскурсии по острову был тихий безветренный вечер. Вот тут-то мои внуки и словили кайф - наперебой таскали удочкой рыбку на белый хлебушек - я знал, что в Кижских шхерах плотва хорошо клюет и подсказал им.
Хотел я им устроить еще одну хорошую рыбалку  -  на   Южном   Оленьем    острове.      Но промахнулся - подходил под вечер, солнце от берега сильно слепило глаза, и я пропустил нужное  для поворота место. Возвращаться не хотелось, пришлось зайти в залив у острова Сухого, там к берегу выйти не удалось, ночевали на якоре, а Саша с Олей переправляли на берег палатку, подушки, одеяла и прочее на тузике.
А потом в Нятиной губе попаслись на чернике и - в Петрозаводск.  Запаслись продуктами и двинулись к Вытегре. Тут в пути подраздуло, все мои матросики слегка укачались, да и уставали от длительных переходов. Так что я путь до Вытегры проделал с двумя стоянками-ночевками. К концу первого дня поравнялись мы с входом в Шокшинскую бухту, свернули туда и отночевали у старой каменной пристани.
На другой день еще поддуло, волнишку разогнало, и я не стал далеть длинный переход до Вытегры, а укрылся за волноломами в поселке Рыбрека. Я тут раньше не был. Стоянка неважная, хотя мы и хорошо были укрыты от ветра и волны, но рядом шла погрузка щебня на теплоходы - сплошной грохот и пылища. Всю ночь нам спать мешали...
А уж на третий день мы без приключений пробежали южную часть Онеги и пришли в город Вытегру.
По каналам и рекам тоже двигались спокойно. Да я всё время помнил, что везу продолжение своего рода, и всячески старался  избегать приключений.
Немного «пошкивало» нас при переходе Рыбинского водохранилища, особенно в его южной части. Волну разогнало до полутора метров, но это была попутная волна и ходов она только прибавляла. Внучка Верочка, правда, поглядывала за корму на догоняющую нас волну круглыми от испуга глазками. А младший внук Сашуня большую часть этого перехода проспал. Он, как говорят в этом семействе, «умеет спать».
Яхту конечно, болтало и рыскать она желала; в такой обстановке, я руля никому не давал, рулил до самого Коприна. Устал конечно. В Петраковский залив входили мы в поздних сумерках, швартовались ощупью.
Ещё  один смешной  эпизод   запомнился мне из этого  плавания.  Идём  мы по Волге, где-то между Угличем и Калязиным.  Обстановка   спокойная.
Сын говорит: «Ты почему никогда днем не отдыхаешь? Лёг бы, поспал немножко, а мы с Олей здесь управимся». И Ольга туда же: «Сергей Яковлевич, в самом деле! Ведь у меня зрение получше вашего, я все буи разгляжу. Ложитесь, поспите!».
Не то, чтобы я хотел спать, но приятно, когда твои близкие о тебе заботятся. Я залез в свой «гроб» и быстро заснул. Проспал минут 20, а проснулся от ощутимого толчка: сидим! Вылезаю. Оказывается, Оля со своим  прекрасным зрением увидела вдалеке белый буй, и они направили яхту к нему,  А ближнего, оттяжного буя не заметили. Ну, и сели.  Да при попутном ветре.
Пробуем сняться с помощью мотора.  Не сходит лодка с мели, даже развернуться не хочет. Потыкали футштоком - со всех сторон мелко. Надули тузик, Саня на нем ходит кругами, меряет глубину - везде мелко. Говорю: «Сделай круг пошире!». Он отъехал и нашел место поглубже. Крикнул, и я сразу засек направление туда по ориентиру на берегу.  Закренили яхту, и мне удалось мотором развернуть ее в нужную сторону. Вся команда, включая детей висит на вантах -  крен создает, а я  - на руле и на моторе, газку прибавляю. Тут еще по судовому ходу «пассажир» прошел, волну погнал. Попрыгала «Палома» по мелям и сошла. Больше я днем спать не ложился.
Ну, а дальше - совсем без приключений, даже скучно.  В  Дубне  Оля  и  дети  сошли  и  уехали на электричке в Москву. Саша пошел их провожать. Я один жду его на яхте. А стояли мы в Дубнинском яхт-клубе. Вдруг по причалам топает знакомый мне капитан  катамарана из Калинина: «Сергей, у тебя на яхте есть радио?» - «Есть». - «Включай скорее, важные новости из Москвы - Горбачева сняли!». Я включил свой ВЭФ, и мы прослушали сообщение ГКЧП. Саша, проводив жену и детей, вернулся и тоже послушал. Мы с ним отчаливаем и идем к шлюзу.
Он меня спрашивает:

-  Что ты думаешь об этом?
-Думаю, что это - антиконституционный государственный переворот. Или попытка его.

Было это 19 августа.
Пока мы вдвоем шлюзовались, пока ночевали на расширении канала перед Дмитровым, пока наутро проходили оставшиеся шлюзы - так ничего нового и не узнали.
А часа в три дня мы с сыном уже уехали на «Ракете» в Москву. И когда шли от Речного вокзала до метро, то видели и слышали, как по Ленинградскому шоссе громыхали в сторону центра танки.
Саша, придя домой, отмылся, поел и отправился к Белому дому.
Чем этот путч закончился - всем известно.

 

Глава двадцать шестая

Еще раз на Онегу. Поиски новых мест.

 

Такое уж это озеро - каждый год, каждое лето манит к себе. На нем множество прекрасных мест. И, между прочим, полно мест, где я еще не бывал за все мои многочисленные плавания по Онеге. И я подумал: надо в каждом плавании осваивать новые места, просто одной из целей себе ставить это.
А как их отыскивать? Источники информации обычные: карты, лоция, опрос местных яхтсменов и москвичей, не раз ходивших по Онеге.
В этом году в мою команду после многолетнего перерыва возвратился Саша Аржанов. Много лет назад мы с ним начинали на шлюпке, потом он ходил на Л-6 с Игорем Артеменко, потом сам командовал «Памятью» А по прошествии времени увлекся разными видами бизнеса и много лет в «Парусе» не появлялся.
А тут вдруг объявился и выразил желание сотрудничать со мной. Я хорошо знал его, причем знал не только плюсы, но и минусы, однако, отказать старому товарищу не мог. А среди его достоинств - неуемная энергия. Я всегда ему говорил: «Твою бы энергию, да в мирных целях!». Кроме того, он много знает, а еще больше умеет делать руками дела, нужные в яхтенном деле. В частности, с деревом Саня работал на уровне краснодеревщика.
И когда он предложил сделать основательный ремонт на «Паломе», я недолго колебался: да, пора. И течет яхта, и флоры все растрескались.
Трудов было много. Главную задачу – ликвидировать течь – выполнить не удалось, хотя многое мы для этого сделали. Но всё же я стал себя чувствовать увереннее, попадая на яхте в различные переплёты. Главное, что мы сделали – это ликвидировали растрескавшиеся коробчатые флоры. Аржанов их просто стёр с лица земли с помощью «болгарки», срезал заподлицо с днищем. Потом мы основали кильсон, новые флоры и долевые стрингеры – всё из прочного ясеня. Так «Палома» получила новое и сильное крепление всего днища.
И ещё много всяких других дел мы с ней сделали. Когда спускали яхту на воду, я заранее приподнял пайолы в каюте и смотрел: течёт или нет? «Ребята, «Палома» испортилась – не течёт!». Пять минут выждали – потекла. Но немного, это терпеть можно.
                                                                                                                                            

Ну, сделали все, что смогли. Долго обсуждали, анализировали - где же место течи - так ничего и не придумали. Вода дырочку найдет!
Пришло время отправляться в плавание. Как-то получилось, что все мои соратники-матросы так или иначе оказались заняты, остались только мы с Петей Пустарнаковым. Виталий освободится позже и присоединится к нам в Петрозаводске. Мы с Петром приготовились отчаливать вдвоем - не впервой, управимся, но в последний момент попросился с нами до Петрозаводска  Петин товарищ по работе по имени Борис, а по фамилии - Хозе (он - русский испанец). Выходим втроем.
В этом плавании я заленился вести судовой дневник. А Петя в своей тетрадочке делал лапидарные записи типа: «Вышли оттуда-то во столько-то часов. Пришли туда-то во столько-то». А когда плавание было окончено, мне все же захотелось про него написать, потому что, как всегда, интересные моменты были. Я взял у Пети его  «вахтенный журнал» и, заглядывая в него, написал, что вспомнил. А Петя, прочитав мою писанину, дополнил ее своими замечаниями, которые он назвал «Подвахтенными мыслями». Получилась книжечка, которую мы  издали в двух экземплярах, переплетя и вклеив туда фотографии.
Когда я распечатывал текст на компьютере, сделал так: на лицевой стороне поместил свой текст, а на оборотной - Петины «мысли». Фотографий было Петиных много, а моих - мало. Ленюсь, что ли?
Не стану я описывать все это плавание - оно было обычным. Упомяну только некоторые эпизоды из него.
В этом году у нас на яхте появилась новинка: 50-литровый газовый баллон.  Это мой сменщик Аржанов придумал. Сложностей с ним было много. Здоровый он, и держать его надо стоя, а в нашей  яхте  нет  места,  где  его  можно поставить.
Ничего лучше не придумали чем запихнуть его лежа под кокпит, а его голова с редуктором высовывалась в наш  «холодильник», так мы называем отсек для стационарного двигателя, которого нет. Работая лежа, баллон, конечно, чудит.  При работе в редуктор заливается немного жидкого газа, редуктор покрывается густым слоем инея, и в этом отсеке, где мы храним скоропортящиеся продукты,  становится на несколько градусов холоднее. Это хорошо - продукты лучше хранятся. Зато, когда перекрываешь вентиль редуктора,  газ продолжает гореть еще минуты  три, и его надо обязательно дожигать. Иначе при следующем включении может произойти «пых».  И хорошо еще, если малый «пых», а если большой? Лететь будешь высоко - как фанера над Парижем! Мы, конечно, быстро приспособились доваривать еду при отключенном баллоне. А еще этот баллон чуточку потравливал, и легкий запашок газа в яхте присутствовал.
Из «подвахтенных мыслей» Петра Пустарнакова: «И стала наша «Палома» газовозом-рефрижиратором. Я по своей воле никогда бы такой здоровый баллон на яхту не поставил - опасно».
Забегая вперед, скажу: мы не взорвались и не отравились газом. А через год я придумал баллону более безопасное место  для безопасной его работы. Он стоит в ахтерпике под углом 45 градусов и ведет себя вполне прилично - как если бы он стоял вертикально.
Мотор у нас на яхте новый - в прошлом году скинулись на новенький «Ветерок-8М», и забот с ним у нас в плавании не было.
На Рыбинке  поймали   попутный  ветер,  стали  ставить наш красно-голубой спинакер, а  он... пополз под руками! Ткань состарилась. Погоревав, поставили наш малый белый спинакер, и он тоже неплоха потянул нас. А большой я постараюсь спасти.
     Засветло пришли в Комариную бухту, укрылись там, и во время: на Рыбинке ударил могучий шквал с дождем. Шумел камыш, деревья гнулись... А мы спокойно поужинали и легли спать.
После Череповца переночевали на так называемом «закрытом рейде», так он по карте значится. А на деле он открыт со всех сторон, но там ночевал на якоре военный корабль, похожий на тральщик, так мы его использовали - отдали якорь у него с подветра, и он нас всю ночь прикрывал.
На Ковже пришлось нам встать на ночевку у пассажирского причала Курдюг - это место, где раньше были лагеря для зеков, а сейчас здесь все заброшено, и сам причал развален, даже сообщения с берегом нет. Нам пришлось надувать тузик и завозить кормовой швартов на берег, чтобы встать в растяжку, иначе проходящие рядом суда могут волной сорвать нас с якорей..
До Петрозаводска добрались за 10 ходовых дней - нормально. Это притом, что, экономя горючее, мы очень много прошли под парусами.
Онегу мы не переходили, а переползали - 2 - 2,5 узла скорость была. Я отсидел ночную вахту (почти все время яхту вел «Джек» - мой полуавтопилот, а я лазил в каюту, грел себе кофе и сам грелся). А утром, передавая вахту Пете и Борису, я вычислил, что при такой скорости мы не успеем в Петрозаводск, чтобы Борис мог уехать в Москву - у него билет был на руках. Потому, прежде, чем лечь спать, я завел мотор, и Петр повел «Палому» в Петрозаводск с пяти узловой скоростью.
Пришли туда, начали искать, где встать. Заглянув за пассажирскую пристань, я глянул на место, где мы всегда стояли, и увидел там такой накат, что даже близко не подойти - весьма свежий ветер дул из глубины губы. Обошли пристань на ее подветренную сторону и попытались встать под носом  у пассажирского теплохода. Буквально в 10 метрах от его носа взгромоздились на камни и под насмешливыми взглядами пассажиров долго спихивали «Палому» с мели.
Ушли на кооперативную стоянку и там отлично пристроились на месте отсутствующей яхты.  Боря попрощался и убыл на вокзал. Виталий прибудет еще через неделю, ну, а мы с Петей не намерены здесь стоять - сделаем кружок по Онеге.За первый ходовой день дошли до Уницкой губы. По пути словили на блесну небольшого лососика, килограмма на полтора. Ничего, двоим покушать хватило.
В Уницкой губе я зеванул и высадил «Палому» на каменистую мель - возомнил, что я тут все помню и не следил за направлением створов. Еще один урок - зрительная память у меня неплохая, но не всегда надо на нее полагаться.  Тем более что есть карта и есть судоходная обстановка. Засели мы основательно, минут 30 снимались, а, отходя от этого места, еще пару раз стукнулись килем.
Ночевали в красивой бухте в северной части острова Миж. Время было позднее, оба мы устали, поэтому швартоваться к берегу не стали, а отдали якорь посреди бухты. Я быстро зажарил лосося, и мы употребили его под пару рюмок. Глянули на часы - два часа ночи! Скорее спать!
Никуда не торопились и хорошо выспались. Наступил прекрасный солнечный день, стало, наконец,  теплеть. Все прошедшие дня на Озере было далеко не жарко, а сегодня с утра 17 градусов и будет много теплее.
Еще в прошлые плавания я заметил на карте узенький проливчик между островом Миж и полуостровом севернее него. Из бухты, где мы стоим, он не виден, но видно, что оттуда часто выскакивают моторки. А яхта там не пройдет? Позавтракав, снимаемся с якоря и осторожно подходим к берегу чуть севернее этого проливчика, берег здесь оказался приглубый. И я отправился пешком посмотреть на проливчик.
Нет, конечно, яхта здесь не пройдет - проливчик мелкий и весь завален упавшими  деревьями. Как они на моторках-то здесь проходят!? Видимо, кое-где перетаскивают их через деревья.
Я прошел вдоль всего проливчика до живописной губы Умпаги, полюбовался ею и повернул обратно. К этому времени стало жарко, и тут же меня атаковали и почти полностью съели комары, слепни, оводы и мухи - большой джентльменский набор! И вся эта нечисть полезла за мной на яхту. Стоять у берега нельзя. Как говаривал у Стругацких кот Василий: «Не советую. Гражданин. Съедят». Вернулись в бухту, встали на якорь метрах в 20 от берега, и всю насекомую нечисть сдуло ветром. А мы провели день в приятном ничего неделании. Ну, это только так говорится – дела на яхте есть всегда.
Влетая с попутным ветром в длинную и узкую Уницкую губу, мы веселились, не задумываясь о том, что этот ветер будет нам препятствовать на обратном пути. Забыли восточную мудрость: «Прежде чем войти, подумай, как выйти». Вот снялись мы с якоря и направились к выходу из губы. Ветер встречный, сильнее вчерашнего. Лавироваться нельзя: надо строго держаться линии створов. Идем на моторе, а встречная волна долбит яхту под нос, и мотор, выскакивая из воды, взревывает, когда винт оголяется. Так тоже нельзя - сгореть может наш новый движок.. Изругавшись, разворачиваю «Палому» и веду ее в Пегрему. Пусть Петя посмотрит брошенную деревню. Подходим к полусгнившему причалу, отдаем якорь, швартуем нос к бревнам так, чтобы яхта стояла против ветра. Сходили в деревню. Многие дома уже совсем развалились. Слазили на деревянную колокольню. Качается!
Приятная встреча: бодрый старик Миронов - отставной вояка из Минска, который каждое лето приезжает сюда, я с ним не раз уже общался, и он меня тоже признал.
Весь день дует зюйд-зюйд-ост силой 4 - 5 баллов. Надеемся на перемену, не то не выберемся из Уницкой.
Перемена произошла ночью. Меня разбудила долбежка волны в корму. Вылез, убедился, что ветер развернулся на 180 градусов. Прекрасно! Разбудил Петю, мы вдвоем перетащили яхту на другую сторону причала, снова положили якорь и поставили «Палому» носом к ветру. Я улегся досыпать довольный - этот поворот ветра нам очень кстати.
Утром мы смогли прямо с места встать под паруса и чистым попутняком пошли к выходу их губы. За два часа вышли из нее и, поравнявшись с Лижем-губой, свернули туда. Я здесь еще не был, но пользуясь указаниями моих петрозаводских друзей, обогнул самый длинный из Оленьих островов, быстро нашел приглубый бережок, к которому мы и причалили.
Походили по острову, обследовали его. И, поскольку он безымянный (на карте), то мы его тут же и окрестили островом Петра и Павла: во-первых, у нас на яхте есть Петр, а во-вторых, сегодня по Петиным сведениям день святых Петра и Павла.
Остров симпатичный, как и все онежские острова, только уж очень здорово на нем гниет лес. На лежащий толстый ствол не вздумай ставить ногу - она тотчас провалится насквозь.
На следующий день направились к Шардонским островам. Я там был 12 лет назад, и, конечно, подходы позабыл основательно.
Шли со скоростью 2 - 3 узла. Солнечный день, видимость прекрасная. Навигация не нужна, всё время видим какие-либо ориентиры.. Скуки ради и для практики я попробовал взять пеленги на три ориентира: маяк Сярь-Нос,  маяк Березовец и буй Осетровской банки. Треугольник ошибок у меня получился такой, что в нем смог бы разместиться Краснознаменный Балтийский флот. Это наши компаса валяют дурака в результате неправильного с ними обращения. Печально, но в данный момент не имеет значения - ориентируемся с помощью лоции.
Около 17 часов прошли пролив между о, Березовец и мысом Чажнаволок, и я прицелился на издалека видный самый северный из Шардонских островов. А по мере приближения корректировал свой курс, держа на проливчик между островами. Вроде бы так заходил 12 лет назад, но все же пребывал в некотором напряжении.
Однако, не зацепив ничего, вошли в этот пролив,  отыскали  в нем бухточку,  где я когда-то стоял на «Тумане» носом к берегу рядом  с другими яхтами. А сегодня - фигушки! Нас не пустили лежащие на дне стволы деревьев. У моего старого «Тумана» осадка была на 30 см меньше, возможно, потому и смогли тогда зайти.
Пристроились носом к берегу перед входом в бухточку. К вечеру на озере хорошо раздуло. Нам-то что, стоим, хорошо укрытые от ветра, надо только позаботиться, чтобы ночью снасти не хлопали по мачте и не мешали нам спать. Мы с Петей их энергично обтянули.
Улеглись в койки и сейчас же оба услышали звук работающего невдалеке мощного двигатели. Такое впечатление, что прямо на нас идет дизельный катер. Выскакиваю наверх - никого,  и звук уже не слышен.  Ложусь - опять слышу: работает  дизеля, и Петр слышит. Потом мы поняли: мы оба лежим головами к мачте, ветер задувает ей в верхние прорези, откуда выходят фалы, и получается звук вроде эоловой арфы, только арфа поёт, а наша мачта рычит, как мотор. Посмеялись и заснули.
На другой день без приключений добрались до Петрозаводска и очень красиво, на полных ходах влетели в кооперативную стоянку. Грот мы убрали ещё при подходе, а стаксель Петя мгновенно сбросил именно в тот момент, когда было надо, и я по инерции вскочил в ворота, развернул яхту, и она тихо подошла к нужному нам месту. Виталий прибыл, я его встретил в троллейбусе, привёз на стоянку.
Ближе к вечеру у нас на яхте – большой приём для наших петрозаводских друзей-яхтсменов. Был командир «Арктоса» Саша Кузнецов, его помощник Володя Колесов, славный ветеран, хозяин «Зубатки» Володя Богатырёв. Ну, и какая же встреча с возлиянием обойдется без Виктора Фролова!
Узнал я печальные новости: осенью умер мой хороший друг Леонид Федоров, человек, которого я любил и уважал. Он бывал у меня в Москве, а когда я приходил в Петрозаводск, чем только он мне не помогал! Часто в ущерб собственным делам. Большой доброты был человек!
Он умер от сильнейшего сердечного приступа. Полагаю, что его угробила жена Лариса, которую он любил, а она то уходила от него к богатому грузину, то возвращалась, то опять уходила... А старейший яхтсмен Карелии Петерс дожил до 70 лишним лет, а затем - повесился! На шкотах от своего «Дракона». Ну, что тут можно сказать? Да ничего!
Теперь старейшим стал Володя Богатырев. О, этот не повесится, скорее, повесит кого-нибудь! Недавно ездил на Всесоюзные соревнования среди ветеранов по плаванию и привез оттуда три медали, в том числе, золотую.
Володя Колесов прошлым летом на ладье «под старину» ходил в Швецию и очень интересно об этом рассказывал. Теперь собирается в Англию.
Саша Кузнецов на своем «Арктосе» подрядился возить по Онеге туристов и этим зарабатывает себе на жизнь. Виктор Фролов работает тренером в детской парусной школе. А также регулярно поддаёт.
Каждому своё!
Назавтра ушли из Петрозаводска и направились в Нятину губу в соображении поесть черники, но она там еще не созрела.
А потом пошли в новое место, где еще не были - поселок Шальский в устье реки Водла, это на восточном берегу Онеги. В начале второй половины дня при слабых ветрах проползли остров Василисин. А когда разглядели Сосново-Шальский маяк, крепко дунуло, и «Палома» понеслась шести - семиузловыми ходами. Приятно так бежать, но очень мало времени остается на ориентировку,  а  устье  реки с  озера  не видно. Но мы, пройдя маяк, разглядели подходный створ и легли на него. Дальше шли по вехам, их здесь наставлено много, обогнули входной мыс и со свистом влетели в широкое устье Водлы. Ого, какая здесь жизнь кипит! «Волго-Доны» грузят щебенку, другие ждут своей очереди на рейде, третьи движутся, паром самоходный курсирует между берегами...
Вскоре после пассажирской пристани увидели тихую заводь между пакгаузами. Заходим туда и швартуемся. Паром причаливает рядом, но нас не беспокоит.
Отдохнули, переночевали. А назавтра пошли на незнакомый нам остров Чур. Мне про него рассказывали знакомые яхтсмены, говорили - красивые места, удобная стоянка, хорошая рыбалка.
Курс наш лежал на север, а ветер - от юго-запада, удобный для нас. Все время узла 4 печатала наша «Палома».
Все дни безуспешно таскаю за кормой «дорожку» с блесной, кроме маленького лососика ничего не поймал. Непонятно, что у нас плохое: блесна или рыбак, т.е., я.
Скоро увидели впереди остров с маяком, это - Северный Кузовец. Согласно инструкций моих друзей, огибаем его и сворачиваем к востоку,  а там и остров Чур должен быть.  Ага, вот он!  На карте выглядит  в виде восьмерки  с узким перехватом посередине.  Меня учили,  что  подходить надо к этому перехвату с любой стороны. Ветер к этому времени задул от юго-запада, поэтому мы, обогнув остров подходим к нему с востока. Со второй попытки находим приглубый берег, стоим носом к берегу.
Стоим. Тишина. На острове птички поют. Эге! А это уже не птичьи, а человеческие голоса. Недаром мы, подходя к острову с запада, видели на берегу какое-то движение.
Надо же знать, с кем мы стоим на одном острове. Послал Виталия посмотреть, что за люди. Минут через пять Виталий возвращается, ведя за собой молодого красивого парня. У того из руки хлещет кровь. На бедре висит здоровенный тесак без ножен, видно, продираясь сквозь заросли, он и располосовал руку своим холодным оружием.
Оказываю первую помощь: останавливаю кровь перекисью водорода, далее, как положено - зеленка, стрептоцид, пластырь. А пока я все это делаю, мы знакомимся. Дэвид - американский студент-кибернетик из Хьюстона, штат Техас.
Вслед за ним к яхте подходит  еще один. Приглашаем на борт. Тоже студент, только филолог-русист из штата Мичиган. Зовут Дон (Дональд). Оба неплохо говорят по-русски.
Еще один идет. Черт возьми, сколько же на этом острове американцев?! Но этот оказался не американцем, а москвичом. Сергей Сорокин, корреспондент «Московского комсомольца».
В разговоре выясняется, что сегодня утром всех троих сбросили на парашютах на острова в порядке теста на выживание, и они без еды и прочего, вообще без ничего, должны прожить на острове 4 суток. Только коробок спичек можно иметь с собой и нож. Узнав про это, я всполошился: «Так вы что, с утра не евши?». Ребята сознались, что за последние дни им и в Петрозаводске некогда было поесть - так активно они готовились к высадке. Чаёк пили больше!

- Петя, готовь обед на шестерых!
- Есть!

Ребятам надо вернуться на остров, достраивать шалаш для ночевки. Сейчас 17 часов, к 19 приглашаю их на обед. - «Тенкью вери мач!».
К семи  часам у Пети обед подошел, я подудел в туманный горн,  и наши гости гуськом пришли на «Палому». Мы все хорошо покушали, неплохо подпили и еще лучше пообщались.
Дэвид, хоть и кибернетик, но русский знает лучше, чем русист Дон. И еще несколько языков знает, завидно. В России Девид уже 4 месяца, и за это время успел жениться на русской Наташе. А Дон по-русски говорит хуже, зато по делу. Явно, умный и остроумный малый.
Они оба - любители-парашютисты, у Дэвида 130 прыжков, а у Дона аж 430. Большую часть прыжков они сделали в России, т.к. в Штатах прыжок стоит довольно дорого, а «здесь мы прыгаем по блату», как пояснил нам  Дон.
А Сергей, поучаствовав в этом «тесте  на выживание», должен сделать об этом репортаж для «МК». Я его спрашиваю:

- Ну, а о встрече с нами и о нашем обеде ты напишешь?
- Да там видно будет - отвечает он уклончиво.
- Не напишешь. Знаю я вашего брата, журналиста. Встреча с нами и обед на яхте не укладываются в твой сюжет.

И оказался прав, репортаж мы потом в Москве прочли - там про страшный голод было очень живописно разрисовано, а о встрече с нами - ни гу-гу. Ну, и Бог с ним!
Спрашиваю Дона:

- Ну, а ты женат?
- Нет пока...
- А девушка есть?
- Есть. Много.

Я же говорю - деловой парень.
Когда мы пообедали, гости рассказали нам, что перед тем, как прийти к нам на обед, они посовещались на тему: а имеют ли они моральное право у нас обедать? Но разумный Дон сказал: «Ведь в Петрозаводске нам объясняли: что мы найдем на острове, то и наше. Но ведь мы вас нашли!». Резонно!
Вечером сходили посмотреть на их шалаш. Страшилище! Комары их ночью сожрут, как пить
дать.  Но тут уж мы им ничем помочь не сможем. А вот кое-какие рыболовные принадлежности  я им подарил. А ещё – запасную ракетницу, свою Девид сломал, охотясь с ней на уток (!).
А еще они показали нам, как выглядят их управляемые парашюты. Меня они поразили своей  легкостью и портативностью. Я припомнил тяжеловесные парашюты времен моей юности. А за последние годы мне не раз случалось видеть, что выделывают на этих управляемых. Любые фигуры!
Мы перед сном, как всегда, проделали операцию «Комар» и спали спокойно. А вот о ребятах-островитянах этого нельзя было сказать: прощаться утром они явились с опухшими физиономиями.
Попрощались, мы снялись с якоря и взяли курс на север. Куда? А куда дойдем, пока время не покажет, что пора возвращаться. За ходовой день мы дошли до Кузаранды. Обстановка  была спокойной, медленно только шли - все время 2 - 3 узла.
В Кузаранде еще не совсем развалился пассажирский причал, и мы поставили «Палому» сбоку. У нас на корме, по правому борту разболталась швартовная утка. Надо подтянуть гайки, которые ее держат, а они внутри и далеко. Виталий слазил посмотреть и говорит: «Не добраться!». Я из принципа ввинчиваюсь в ахтерпик, наружу одни ноги торчат, изгибаю руку в девяти местах и со страшным трудом кручу окаянные гайки. Пыхчу, обливаюсь потом, но дело идет. Вдруг сверху слышу голос: «Сергей Яковлевич, куда это ты залез?». Голос знакомый, а чей - не вспомню. Докрутил гайки, с трудом выбрался из ахтерпика, смотрю, а у нас на яхте гость - мой старый знакомый и приятель, петрозаводский яхтсмен Володя Тихонов по прозвищу Тихон Иванович. Он мне немало помогал в прошедшие годы.
Еще в Петрозаводске ребята мне говорили, что «Тихон» забрался в глушь, в Кузаранду, и там  фермерствует.
Оказывается Володя с берега разглядел, что «Палома» идет к пристани, сел на велосипед и приехал со мной повидаться.
Пообедали, выпили, пообщались. Конечно, никакой он не фермер, 12 соток земли всего, но пытается наладить на них хозяйство и обеспечить семью продуктами на зиму.
Утром двинули дальше на север, а я про себя соображаю: возникает ситуация, сходная с той, что была в Уницкой губе. Мы очень комфортно идем с попутными ветрами на север, а вот как насчет возвращения? Через пять дней Аржанов с командой  приедет в Петрозаводск нас сменять.
Тем не менее, за день уплыли мы еще севернее - на остров Сал. Мотор сегодня не заводили, все время был подходящий ветер. Через Мегостровский пролив вышли к Салу и встали у хорошо знакомого мне и Виталию рыбачьего причала. Скажем точнее - у его обломков, к которым мы и пришвартовались. Ходить на берег приходится с осторожностью - доски все прогнили. А по берегу ходить трудно - все заросло густой травой выше пояса.  Да, забросили рыбаки о. Сал.
Хотели  еще сходить на Палеостров, посмотреть бывший монастырь. Но я просчитал обратные хода и понял, что мы рискуем не поспеть к смене экипажей. Так что, с утра тронулись к югу. За день прошли от Сала до пассажирского причала села Тамбицы. И село это - уже не село, а брошенное село, и причал - не причал, а гнилые обломки. Грустно, девушки!
На следующий день, обогнув мыс Лейнаволок, входим в Кижские шхеры. Останавливались у Кижей в расчете на магазин, но он оказался закрыт. А ночевали у хорошо знакомого нам островка Радколье в шхерах. Перед сном купнулись в затишке, но при этом нас немилосердно кусали слепни.                                                                    Утром взяли курс на Ялгубу. За ночь подраздуло, и я, сообразив, что на Онеге нам наподдаст, велел поставить фок и взять один риф на гроте. И на этих малых парусах мы все время бежали с шести узловой скоростью. Бакштаг, волна - до метра. Немного рыскала «Палома», ну, да это - пустяки.
Уже несколько лет я практически не укачиваюсь, но привычка сильнее человека, и, как только начинает «шкивать», т. е. болтать яхту, я хватаюсь за румпель и никому его не отдаю, пока не станет спокойнее. За рулем не укачаешься.
А вскоре ветер стал послабее, отдали риф на гроте, фок заменили на геную. Подходим к Ялгубе, обстановка спокойная. Виталий эти места хорошо знает, я отдаю ему румпель, а сам укладываюсь отдохнуть. Залез в гроб, одна голова торчит. И вдруг на эту голову падает чайник. Несколько удивившись этому событию, вылезаю и вижу: незаметно подкрался шквал и накрыл нас. Яхту подбросило, и чайник, выстрелив с камбуза упал на меня.
Но Виталий управился очень грамотно: острым курсом, при заметных кренах,  вводит  яхту  в Ялгубу. Уходим в глубину губы, встаём у Малых скал, хорошо знакомых мне и Виталию. Здесь уже стоит «Умка» из московского «Спартака». Ребята с «Умки» рассказали мне, что Онежская регата стартует сегодня. Это хорошо – из Петрозаводска они уйдут, и проблем с местом стоянки у нас не будет.
На следующий день мы отправились в Петрозаводск. Можно было бы и днём позже, но уж очень банька нам нужна, да и продукты кое-какие кончились. Выйди из Никольского прохода в Петрозаводскую губу, я изо всех сил начал резаться, т.е., держать как можно круче к ветру – очень уж хотелось одним галсом выйти к стоянке. Миновали стоящие на рейде суда-заправщики, вижу   входные   ворота   стоянки,  чувствую    не
 хватает метров 20..
Ну, и что?  Подумаешь, фокус - короткий контргалс заложить. Так нет же - обязательно надо одним галсом выпилиться! Яхтсменские штучки!
Наудачу, в это время ветер слегка отошел, я привелся. Ребята шустро смайнали паруса, и «Палома», ворвавшись в ворота, разворачивается и четко встает на «свое» место. Развернули яхту «по-адмиральски», т.е., кормой к пирсу. Стоим.
А назавтра передали яхту прибывшей команде Аржанова и уехали в Москву.

 

Глава двадцать восьмая

И снова, и снова... Онега!

 

На следующий год плавание опять организовали в две команды: первую - в северном направлении - возглавил Боря Штрейс, а вторую, назад - я. Боря взял с собой Димыча, Борю Адамова - сына моего бывшего матроса Валентина Адамова. Борька Адамов ходил со мной и с отцом на «Тумане» еще мальчишкой, а сейчас это - длинный  «фитиль», неплохо знает парусное дело, да и в подвесных моторах разбирается. А кроме того прекрасно играет на гитаре и поет, у него обнаружился очень красивый баритон.
А также в их плавании участвовали Борина жена Анечка, ее подруга Лада, они дошли до Углича, а там их сменила Рита Генис - сестренка моего матроса Петьки Гениса.
Странное дело: лет десять назад  мне приходилось моих матросов пинками заставлять записать что-либо в судовой дневник. А теперь - пишут все, просто вырывают  друг  у  друга  ручку  и тетрадь.  В результате у нас получилась книга об этом плавании, у которой было семь авторов и пять фотографов. 80 страниц текста и фотографий. Конечно, не обошлось без перечисления всего, что они ели и пили, и прочих деталей, которых я в своих записках давно избегаю - это никому не интересно. Но были в первой половине плавания и эпизоды, заслуживающие внимания.
От Бориной команды мне в наследство достался Димыч - у него студенческие каникулы  позволяют. А в Петрозаводск со мной приехали Петр Пустарнаков, мой внук Сережа (у него это уже четвертое плавание) и Петя Генис.
Наш маршрут по Онеге был такой: Петрозаводск - Ялгуба - Шардонские острова - Уницкая губа (о.Миж) - о.Кижи - о.Южный Олений - Нятина губа - о.Суйсари - Петрозаводск - о.Брусно - Вытегра. Ну, и далее, в сторону Москвы.
Погода нам благоприятствовала, ни разу Онега нас серьезно не потрепала. Во множестве собирали грибы и ягоды. Одно огорчение: ни одной крупной рыбы не поймали, к сожалению заядлого  рыбака Сережи, и к моему, мне очень хотелось поймать приличного лосося на радость внуку.
Когда шли на юг вдоль Большого Клименецкого острова, встретили флотилию яхт - это шла одна из гонок на «Кубок Онеги». Всего 38 вымпелов насчитали, а я помню годы, когда участвовало до 150 яхт.
Переходя от Нятиной губы  на остров Суйсари, заметили идущую навстречу тучу необычной формы: «узкая, как сосиска», так ее обозначил в судовом дневнике внук Серега и нарисовал ее очень похоже. Мы приготовились к шквалу, но туча только полила нас дождем, а ветра не дала.  
   
Завершив в Петрозаводске круг, проводили Серёжу в Москву – он человек занятой, у него время вышло. А сами за дневной переход добежали до острова Брусно и спрятались за ним на ночёвку.
К берегу не вышли, мелко. Положили с кормы якорь, а Димыч вплавь вытянул на берег и закрепил там наш носовой швартов. Ночью ветер поменялся - дунул в пролив, разогнал волну, и она стала молотить нам в борт.  Спать мне стало невозможно - капитанский сон совсем не такой, как у матросов.  Вылезаю на палубу. Отдаю носовой, бросаю его в воду, а якорный конец переношу на нос. «Палома» развернулась носом к ветру, но волна ещё увеличилась и еще сильнее лупит по нашим бортам. Вынужден был в 5 утра будить ребят, мы выбрали якорь и перешли к подветренной стороне острова - там спрятались от ветра и волны. Смогли доспать.
Но наш носовой швартов остался на берегу, надо его выручать. Вызвался Димыч, полез в похолодавшую воду (а она и раньше не была тёплой), уплыл на берег, вытянул к себе из воды весь длинный и тяжелый швартовный конец. Привязал его к поясу и вновь приплыл на яхту. Холодная вода и волны его не остановили. Сразу же по следам события я сочинил балладу.

 

Первый подвиг Димыча

 

Эпиграф:

 

И вот Садко бросается

В пучину вод морских:

Мелькнули ж…, я…

И океан затих.

Из фольклорного эпоса

 

«Палома» прячется от шторма -

Зашли в пролив за остров Брусно,

Но ночью волны долбят в корму

Да так, что стало спать невкусно.

 

Встал капитан, судьбой влекомый,

Швартов он с носа сбросил в воду,

А якорный на нос «Паломы»

Перетащил, кляня погоду.

 

Потом пришлось других будить

И срочно с якоря сниматься,

С плохого места уходить -

За островом от волн скрываться.

 

Легли доспать назло врагу,

Проснулись - и пора сниматься.

Но наш швартов на берегу,

И с ним нам жалко расставаться.

 

Конечно, Димыч - он из нас

Моржовей всех всегда бывает.

Раздевшись догола тотчас,

Он как Садко за борт сигает.

 

Борясь с огромною волной

(Ему плевать на волны эти),

Плывёт на берег наш герой

(Герой – герой, а в спасжилете).

 

Игоают волны, ветер свищет,

А мачта гнется и скрипит,

Но Димыч наш совсем не др(ейфит),

На берег за концом спешит.

 

Он не боится непогоды,

Широким взмахом мощных рук

Холодную он пашет воду –

Штормам и ветрам брат и друг.

 

Свернув швартов в большую бухту,

Он к поясу его крепил.

Потом мы видим: снова – ух ты!

В холодны воды он вступил.

 

И вот он снова к нам приходит –

Герой, спортсмен и молодец.

Так слава храбреца находит,

К тому ж спасён швартов-конец!

 

Приплыл на борт с огромным грузом,

Мы рады – званье потому

Героя бывшего Союза

Мы все присвоили ему.

 

Прочтя этот опус по прошествии времени, я его оценил: не только не Пушкин, но даже не Долматовский. Однако в нём все события отражены достаточно точно. Димыч обещает в этом плавании совершить, подобно Гераклу, 12 подвигов, а я обещал каждый подвиг воспеть.
Позавтракав, выходим из пролива и начинаем лавироваться в сторону Вытегры – ветер прямо оттуда.  Очень неприятная лавировка получается. Свежий ветер, баллов пять, волна до полутора метров, продвигаемся крайне медленно. И когда через час я увидел, как мало мы продвинулись вперед – ещё не миновали остров Брусно, а также обратил внимание на позеленевшие физиономии моей команды (моя, наверное, не лучше), я, не раздумывая, скомандовал: «К повороту!».
Назад, в пролив за о. Брусно,  мы влетели со свистом, там провели весь день и ночь. А за ночь ветер повернул на 180 градусов, и на следующий день мы с попутным ветром очень лихо пробежали до устья Вытегры.
В этом году с нас впервые стали брать деньги за шлюзование. И Боря по пути из Москвы платил, и мне в Вытегре пришлось побывать в диспетчерской участка канала и выложить больше четырех тысяч за прохождение Вытегорских шлюзов. Как обычно бывает в «совке», введение платы за услуги только ухудшает качество обслуживания. Оплатил шлюзование я с утра, а потом нас целый день продержали перед первым шлюзом. Только под вечер начали шлюзоваться, и до темноты успели миновать только два шлюза. А в темноте (ночи уже темные) нашего брата в камеру шлюза ни за что не пустят.
Пришлось нам пойти на ночевку в узкую, длинную и глубокую бухту в так называемой «Вытегорской Швейцарии». Там мы спокойно переночевали, а утром, собравшись отходить, не смогли вытащить якорь. Он на дне зацепился за что-то. Вот тут Димыч и совершил свой второй подвиг, на что я, как и обещал, немедленно отозвался балладой № 2. (см. на стр. 435).
Стишки опять получились весьма сомнительного качества, но они снова достаточно точно отразили события.
Дальше двигались к Москве нормально. Только вот Рыбинку проходили с трудностями – за 4 дневных перехода. До Комариной бухты пробежали как обычно, переночевали там, а наутро обнаружили неприятность – Петя Генис заболел: болит живот, общая слабость, тошнота, высокая температура. Не то нынешний грипп с желудочными явлениями, не то отравился чем-то. Он сам сознался, что вчера попробовал несколько красных ягод с куста. Ягодки были красные, а он, городской мальчик, подумал, что это красная смородина. А здесь никакая смородина не растёт, только волчья ягода. Вот он и поплохел.

 

Второй подвиг Димыча. (баллада № 2)

 

В походе общий друг наш Димыч                                     «Что толку, Димыч, в этой маске? -

Матросом образцовым был:                                                         Водичка - мутная струя!

Все делал, что необходимо,                                                         От маски никакой подсказки -

И званья жоп не заслужил.                                                                      В воде не видно ни...чего!»

 

Часами он сидел на вахтах,                                                         Ответил наш герой, ныряя,

И кашу в свой черед варил,                                                         На любопытный наш вопрос:

А, сверх того, во славу яхты                                                      «Затем я маску надеваю,

Немало славных дел свершил.                                        Чтобы вода не лезла в нос».

 

Вот, например:, на якорь встали                                     Отважно Димыч погружается

Мы в бухте между двух шлюзов,                                     В пучину, где мутна вода,

А утром якорь не достали -                                                          Мелькнуло все, что полагается,

Его заело - будь здоров!                                                                И нет от Димыча следа.

 

И как мы тут не исхитрялись:                                                     Руками трос перебирая,

Тянули за канат втроем,                                                               Уходит он на глубину

И на лебедках напрягались,                                                         А, вынырнув, сказал, вздыхая:

Качали яхту вчетвером...                                                            «Там глубоко - я утону!»

 

Потом мотор мы запускали,                                                         Но капитан звериным рыком

И с ходу дергали канат -                                                               Его опять во глубь послал.

И тут успехов не сыскали:                                                                      Он вынырнул с веселым криком:

Вцепился мертвой хваткой, гад!                                      «Наш якорь в бревнах там застрял!»

 

И тут вступает Димыч в дело:                                                   Еще нырок. Рукою мощной

Небритой челюстью вперед                                                         Восьмипудовое бревно

Он в воду залезает смело.                                                                      Он отвалил (не знаем точно,

Мошковский маску подает.                                                                      Но это нам уж все равно).

 

Что было – знают рыбы. Раки,

Нам не увидеть этих жел,

Но после этого наш якорь

Со дна, как пёрышко, взлетел!

 

Адмиралтейский якорь с нами –

Рад капитан и весь народ.

А подвиг Димыча веками

Народ в фольклоре воспоёт.

 

После этого опуса продолжим описание плавания. Петя заболел, а двигаться нам надо! Утром вышли мы на судовой ход и получили встречный ветер с крупной для Рыбинки волной. Из судового дневника: «И пошла глухая лавировки, долгая борьба с ветром за ход и высоту. Утомительное занятие! Двигаться приходится короткими галсами, далеко от судового хода уйдёшь – будешь на мелях!
Нос яхты ходит вверх-вниз с амплитудой метра три. А в форпике валяется бедный больной Петька».

                                                                                               435.

 

За 6 часов лавировки продвинулись по судовому ходу всего 20 километров, т. е. средний ход по генеральному курсу - около 1,5 узлов. Нет, это - не езда! И Петьку жалко..
Я решил свернуть в виднеющуюся на траверзе Мяксу.  Бывал там, но очень давно. На карте обозначен подходной створ. Ребята долго ломали глаза, отыскивая  его. Как потом выяснилось, его сняли. Зачем? Все же вошли в бухту, по пути разок стукнувшись килем о камни. Укрылись от ветра и волны, встали носом к берегу, отдохнули. Петю лечим энтеросептолом, сном,  голодом и большим количеством чая.
Наутро двинулись дальше, и все началось сначала. И в этот день миновать всю Рыбинку не удалось. На этот раз во второй половине дня, сильно утомившись и опять же жалея больного Петю, свернули в рыбацкое селение Гаютино. Опять отсутствует числящийся на карте подходной створ. И опять при подходе стукнулись о камни. Но все же входим в речку Маткому, сворачиваем  вместе с её руслом к югу, и там обнаруживаем симпатичный дебаркадер, к которому мы и встаем бортом, вывесив кранцы.
Сварили и съели обед, Петя обошелся чаем с сухариками и таблеткой антибиотика, который мы нашли в нашей аптечке. Ему (Пете, а не антибиотику) немного легче.
Отночевав, выходим. 13 километров до 63-го судового хода в полветра пролетели меньше, чем за час, а там... все сначала! Ветер еще сильнее, опять чистый мордотык, а волну разогнало уже до двух метров.. Опять я сквернословя сквозь зубы, ворочаю румпелем, как насосом, шарахаясь от очередной волны.
Но, во-первых, укрываться уже было негде,  мест укрытия больше нет, а во-вторых, надо же когда-то уходить с этой проклятой Рыбинки. Вот мы и упирались, хотя временами чувствовали, что силы иссякают. А тут ещё лопнул у нас старый стаксель-шкот, пришлось его на ходу подвязывать. Димыч на баке, обливаемый встречной волной, менял геную на фок, этот его подвиг я тоже потом воспел.
Но всё кончается, и к 17 часам пришла долгожданная перемена. Ветер затих, волна быстро поуменьшилась. А когда мы миновали маячок Зональный, ветер почти совсем кончился, и волна стала уже не волна, а волнишка. Мы тут же убрали паруса, завели мотор и шустро побежали в нужном направлении. В поздних сумерках вошли в Петраковскую бухту, оставив позади Рыбинское водохранилище. Перефразируя Честертона, мы воскликнули: «Добрая, милая Рыбинка! Да поразит тебя сифилис, старая сука!». Но это сгоряча, все-таки и приятных минут и часов мы здесь видели немало.
После чего приняли по стопарику, заели приготовленным Петром бульончиком и без сил рухнули в койки.
А наутро поправившийся Петька уже варил кашу и ел ее вместе со всеми.
До «Паруса» дошли без проблем. Из судового дневника: «Еще 850 миль. Бывало  весело, бывало грустно, бывало легко, бывало трудно. Только скучно не бывало никогда! Спасибо!».

 

Глава двадцать восьмая

Плавания в навигации 1984 – 1985 г.г.

 

Старею - последние годы стал мечтать о неторопливом плавании со стоянками-дневками, рыбалкой, купанием, сбором грибов и ягод. А то ведь всегда несемся, как угорелые, с рассветом отходим, к темноте приходим, только спим, стоя на месте, да и то - не всегда.
А с годами человека начинает клонить к неспешности, к раздумьям. Не помню, где - вычитал одну мудрость: «То, что делается в спешке, делается руками дьявола, а то, что делается неторопливо - вершится Божьим промыслом». В нынешнем моем возрасте это мне подходит...
Только как на это посмотрят мои молодые соратники? Поговорил с Борей Штрейсом, он не возражал; Аржанов согласился принять от меня вторую смену в Угличе. Вот мы с Борей и решили провести все плавание на пути к Рыбинскому водохранилищу и походить по нему. Столько, сколько хватит у нас намеченных дней. Другие наши матросы были в это лето заняты, а взяли мы с собой Борькиного кузена Гошу, 15 лет, и моих внуков - Сережу, ему было 18 лет, и Сашу - 13 лет.
И поплыли. Неторопливо, с короткими переходами  и длинными стоянками. Посещая все красивые бухточки и речки на Волге, где раньше бывали, и где не бывали. Чуть дальше Калязина нам приглянулась одна симпатичная глубоководная бухточка на левом берегу Волги, а еще нашли очень приятную стоянку на реке Пукша - левом притоке Волги. Все первые дни мы шли и стояли вместе с одноклубниками на «Акеле», которым командовал Саня Обыден.
Выйдя на Рыбинку, побывали в Переборах - пригороде       Рыбинска.     Стояли     в     яхт-клубе приборостроительного завода. А затем направились в реку Ухру, которая понравилась мне несколько лет назад - мы с Вадимом Прокладовым ночевали там. Тогда эта река была основательно обставлена буями, вехами, створами. А теперь оказалось, что ничего этого нет, я даже только примерно мог предположить, где находится вход в реку. А судовой ход по реке - помню - узкий и извилистый; без обстановки там все мели пересчитаешь. И я туда не пошел.
А пошли мы на север вдоль восточного берега Рыбинки и свернули в реку Согожу. Там вся судоходная обстановка на месте. Побывали в маленьком старинном городишке Пошехонье, посетили городскую баню, закупили очень вкусных свежих булочек. Нашли заправку и пополнили свой запас горючего.
Далее пересекли Рыбинку с востока на запад. Я впервые двигался в таком направлении, обычно - с юга на север и обратно. Заходили на ночевку в небольшой порт Брейтово, а потом продвинулись на север и постояли в речке Себла у пристани с жалостным названием Сиротка. Места здесь очень красивые, с густым сосновым лесом, с грибами, черникой, земляникой...
На этой стоянке Боря дал мне понять, что он не удовлетворен нашим плаванием: «Сергей Яковлевич, очень мало ходим!». Но ведь я так и планировал это плавание и предупреждал его об этом. На будущее следует иметь в виду: Боря стал «медведем», я - уже давно «медведь», а двум медведям в одной берлоге тесно. Надо ходить поврозь. При этом наши отношения с Борей не пострадали - остались добрыми. Просто каждому свое: кесарю кесарево, а слесарю слесарево.
А только Борино плавание уже подходит к концу, дней у него мало, и мы вновь пересекли Рыбинку на юго-восток, в сторону Перебор.
Получился довольно длинный переход, и весь день нас    преследовала  гроза,   а  настигла   она   нас  и накрыла при входе в Переборский залив.
Шквальнуло  не сильно, а ливень хлынул такой, что я потерял из вида входной буй, но до ливня успел засечь на него компасный курс и вышел точно.
Вскоре мы стояли в переборском яхт-клубе, и наутро Боря с Гошкой уехали на автобусе в Рыбинск, а оттуда на поезде - в Москву.
Остался я с двумя внуками. Они мне очень хорошо помогали в эти последние дни плавания.
В Углич мы прибыли за день до срока сдачи яхты Аржанову. Это потому, что у Сережи дни кончились, ему надо быть в Москве по своим биологическим делам. Поезда от Углича в Москву ходили теперь только раз в неделю, пришлось Сереже с Сашей добираться на автобусе до Ярославля, а там с пересадкой - в Москву.
А я простоял весь этот день под угличскими соборами по соседству с московской яхтой «Ом», а назавтра Аржанов с командой приехал на машине и сменил меня, а я на той же машине уехал в Москву.
После этого нашего неторопливого плавания я ушёл из фирмы, где служил последние три года и стал неработающим пенсионером. Я позволил себе такую роскошь потому, что чётко знал, чем я буду заниматься на заслуженном отдыхе. Буду писать – эту и другие книги.
Здесь маленькое отступление. Мне тогда было 65 лет, три года я писал книгу о своих плаваниях. А когда написал, выяснил, что издавать её никто не собирается. Я эту рукопись отложил в долгий ящик и в память моего компьютера. Потом стал преподавать в Московской яхтенной школе и там написал несколько книг, которые были изданы одна даже двумя изданиями. Это были учебные пособия по парусным делам. Написал все, что хотел, а теперь писать не о чем, решил возобновить
  эту книгу.
Издам её сам тиражём в 1 экземпляр. Пусть остаётся после меня память о счастливых днях, проведённых в плаваниях под парусами. А теперь можно продолжать повествование.
А насчет последующих плаваний я рассуждал так: мне уже 65 лет, года бегут, а силенок не прибавляется. Да тут еще в прошлом году перед уходом в плавание я на работе позволил себе рывком поднять тяжесть и надорвался. После плавания обратился к врачам, и они подтвердили мой собственный диагноз: паховая грыжа. Пришлось лечь на операцию.  Она прошла хорошо, я никаких неприятных эмоций не испытал, но перед уходом из больницы мне пояснили: в течение года я не имею права поднимать ничего тяжелее стакана, да и тот - двумя руками!
Шутки шутками, но какой же я яхтсмен, если не могу ворочать? Наверное, пора завязывать. Но вот, прошла зима, болячка моя давно уже зажила, и я почувствовал, что сил у меня еще много.
А тут еще в процессе моих писаний  пришлось мне произвести подсчет пройденных мною по воде километров и миль, о котором я упоминал в начале этой книги. Чуток не хватает до кругосветки - километров 400 с небольшим. И подумал: «Э, нет, кругосветку надо завершить!»
И опять мы с Борей начали планировать плавание в навигацию 1995 года.
Наш яхт-клуб «Парус» к этому времени изрядно постарел. Нет, конечно, на наших сборищах зимой мы все строили самые лихие планы: и в яхт-клубе мы построим то-то и то-то, и поплывем мы туда-то и туда-то. Но когда началась навигация, я понял, что  во время плавания  мы вряд ли встретим на воде кого-либо из одноклубников.
Так и вышло. «Палома» сходила на Онегу, вернулась  в  «Парус». Еще две яхты выходили на Московское море, километров на 70 от Дубны, не более. А остальные  стояли у причалов  яхт-клуба, отходя от них по субботам и воскресеньям, а иногда и не отходя вовсе.
Мне в этом плавании досталась первая смена, Боре - вторая. Отдал я ему самых лучших матросов - Димыча, своего внука Серёжу, а мне достался Петя Пустарнаков. Как мы с ним формировали команду, я еще расскажу.
По уговору наша команда должна была привести «Палому» на Онегу и в назначенный срок передать ее Боре с его командой. Он пару недель походит по Озеру, а потом должна приехать и сменить их третья команда во главе с Аржановым, они, погуляв по Онеге, приведут яхту домой,  в «Парус». Готовили яхту все вместе, снова отрывали фальшкиль от корпуса и старались как можно лучше заделать стык между ними.
И снова яхта текла, хоть и немного. Старенькая уже, 14-я навигация, по человеческим меркам - 70 лет.
Много времени потратили мы на корпусные работы, а для работ с моторами времени уже не осталось. В результате, к моменту отплытия, к 10 июня имеем два мотора, и ни один не работает. Два последних дня я ими занимался, не разгибаясь, но успеха не добился. Позорище - «Ветерок-8» - простая вещь, и я много лет с ними  имел дело, а тут не хотят они пахать, и я не пойму, в чем дело. Оправданием мне было то, что уж очень много было советчиков и помощников. Забегая вперед, скажу, что, вернувшись из плавания, я в спокойной обстановке, отгоняя все время от себя советчиков, привел  один из моторов в рабочее состояние за три часа.
А вечером 9-го один из моторов начал подавать какие-то признаки жизни, я к этому времени полностью лишился сил и решил, что утро вечера мудренее.
Тут прибыла моя команда. С ней, с командой, в этом году тоже было непросто. За всеми хлопотами я полностью доверился в подборе команды Петру, и он привел двоих друзей - Виктора Шибаева (я его немного знал) и Володю Перельдика, который должен был с нами дойти только до Петрозаводска. А там его сменит Петин же приятель Сережа Ахманов.
Нет, я не могу иметь претензий к Пете, раз я ему доверил  это дело. Но вышло так, что в команде образовалось две психологические микрогруппы: одна «группа» - это я, а вторая - все остальные.  В результате временами я чувствовал некоторый душевный дискомфорт.
С утра мотор заводиться отказался. И не завёлся, несмотря на все мои усилия до 6 часов вечера. Т.е. день пропал. Наблюдавший за моими мучениями Шипилов по доброте душевной дал мне свой движок, и в 19-30 мы отошли. Я к этому времени устал, как собака - работа с моторами - это всегда тяжело. Да еще нервничал, конечно, из-за того, что выход задерживался, а нервы никогда не идут на пользу дела. А тут еще помощники, которые меня не понимают, а я не понимаю их...
В этот день мы смогли только до Икши, где начинаются шлюзы. Там ошвартовались у пристанишки, у которой швартоваться запрещено, и отлично переночевали.
Наутро начали шлюзоваться, но тут шипиловский мотор тоже начал валять дурака. Кончилось тем, что в шлюз № 4 он нас кое-как завёз, а таам отказался заводиться наотрез, и мы выцарапывались из камеры с помощью отпорных крюков,  а  навстречу нам шли в шлюз теплоходы. Неприятно!
Долго мы ковыряли свой движок в затоне за 4-м шлюзом, помогали нам ребята с плавкрана и с путейского катера, но ничего не добились. Потом катер по моей просьбе взял нас на буксир, протащил до шлюза № 3 и через него, и подтянул нас к Яхромской пристани. Здесь мы пристроили яхту сбоку, так, чтобы никому не мешать. Ребята хотели сразу же накинуться на мотор, но я им не разрешил, а приготовил обед, после которого мы отдохнули, искупались, а потом укрепили наш трап поперек кокпита, подвесили и привинтили к нему мотор и методично начали проверку всех систем. У меня, как всегда, был с собой ящик с запчастями, а детали, которых не хватало, мы снимали с нашего, паломовского мотора.
К вечеру мотор исправно работал на двух цилиндрах. Т.е. еще один день мы потеряли, но добились успеха. А жаль  - эти потерянные дни мы могли бы прекрасно провести на Онеге.
Дальше в пути с мотором у нас были только обычные мелкие заморочки, которые мы без труда быстро ликвидировали.
Продвигались нормально и постепенно стали догонять наш сорванный график. Но экономить время мы можем только там, где это от нас зависит. А в Вытегорских шлюзах мы застряли прочно. Прошли первый по нашему ходу шлюз № 6, а у пятого  простояли двое суток! Шли на север танкеры один за другим, их парами запускали в шлюз, а мы торчали у палов в неудобной позиции. Стояли в жару, при обилии комаров. Я психовал. Дело осложнялось тем, что в Петрозаводск уже должен прибыть наш новый матрос Сергей Ахманов, а нас там нет, и неизвестно, когда будем.
Но все кончается, запустили и нас. К вечеру третьего дня мы прошли все шлюзы. Увидев, что времени уже больше 20 часов, мы даже не стали сворачивать в г. Вытегру, как делали обычно - все равно все, что нам там нужно, уже закрыто - магазины баня, АЗС. И мы, на ночь глядя, направились к Онеге.
Выйдя в Озеро, ставим паруса и при слабом ветре ползем двух узловыми ходами к мысу Сухой Нос. Скоро наступила ночь, и в 24 часа мы с Володей  уселись  на  «собачью»  вахту.  А около  3 часов пал на озеро «черный» онежский туман. Редко он бывает в это время года, но так уж нам «повезло». Туман такой, что носа яхты не видно. При этом поддуло, и скорость наша выросла до 4,5 узлов. А мы идем рекомендованными судовыми ходами. Мне несколько беспокойно, но Володе-новичку я об этом не говорю, только прошу его внимательно прислушиваться. Он старается.
Где-то посреди вахты сильно затрещала катушка, с которой я вытравил леску с блесной, как только мы вышли в Онегу. Я сунул Володе руль, сам прыгнул к катушке и поддернул ее - подсек. Чувствую - рывки и сильнейшее сопротивление - кто-то здоровый клюнул. Начинаю сматывать, но трудно - у нас ходов многовато. Говорю Володе: «Растрави стаксель!». Он тянется рукой к стаксель-шкоту, а за рулем следить перестает. «Палома» делает самопроизвольный поворот, я вижу, как леска уходит в сторону, провисает, а через секунду - никакой тяги. Сорвалась! Произношу несколько нехороших слов, но про себя; Володю травмировать не хочу, он не виноват, у него никакого опыта. Обидно-с!
Туман к рассвету еще густеет, а мы приближаемся к берегам. Как прикажете их разглядеть? Меняю галс, ухожу в озеро - лучше рано, чем поздно. Вскоре совсем рассвело. Я ждал, что солнце разгонит туман, а он остался, как был. Видим свой стаксель, видим курс на компасе, и все.
В 6 часов утра разбудил Петю и Витю, Володю отправил спать, а сам ввиду тумана остался им помогать. Через пару часов в промежутке между двумя полосами тумана  на минутку открылся кусочек берега с поселком и створными знаками.  Ага, мне и этого кусочка достаточно, чтобы определить свое место: это поселок Рыбрека, значит вскоре  -  мыс Сухой Нос с маяком. Только это, если идти параллельно берегу, а ветер тоже дует параллельно берегу, только нам навстречу. Лавируемся медленно, ветер с утра заслаб. А включить мотор не имеем права – бензина осталось всего полканистры, до Петрозаводска на хватит.
10 часов лежал на Онеге проклятый туманище, только к 13 часам растаял. Тут и ветер полностью кончился – мы встали, не дойдя до острова Брусно. Пришлось нам всё-таки завести свой движок и пойти на поиски ветра. 
Примерно через час ветер мы нашли. Или он сам к нам пришел. Уже далеко впереди завиднелась Петрозаводская губа, когда небо над Онегой нахмурилась, и стало поддувать. Мы вздернули грот, геную, «Палома» пошла. Но вскоре ветер превратился в хороший шквал. Когда наш креномер начал показывать больше 25 градусов, я послал Володю на бак убирать геную. На кренах и качке это - непросто, а Володя- человек не очень грамотный. Мне бы надо было следить за подходящими волнами и отыгрывать рулем, а я не сводил глаз с Володи и каждый свой шаг он делал по моей команде. А за волнами мне следить было некогда, «Палома» долбилась носом, и Володю поливало холодной онежской водой.
Геную он убрал, но вернулся в кокпит мокрый насквозь. Я его послал переодеваться и отогреваться, а себе на помощь вызвал Петю. Шквал слабеет, мы под одним гротом идем в нужном направлении, но очень медленно. К тому же волна еще велика. Надо ставить фок. Петя пошел на бак, он человек опытный, я мог за ним не следить, а работать с волной. Благодаря этому, Петр вернулся почти сухой. Но укачался, пару раз траванул за борт. Это не смертельно.
А потом ветер еще заслаб.  А волна - нет, после сильного шквала она еще час держится. Плохо идем, надо бы еще добавить парусов. Поскольку Петя укачанный, я ему дал румпель, а сам пошел убирать  фок  и  ставить  геную.  Швыряет на баке, но ведь мы это проходили - держусь. А в какой-то момент  и не держусь - в одной руке держу мочку, другой отвинчиваю ее палец, сидя на корточках. Прибежавшая волна швырнула яхту, и я улетел за борт! Впервые за три десятка лет!
Пребывая под водой, пытаюсь сообразить, где верх, где низ, т. е. в каком направлении выныривать. Одновременно приходит мысль: в таких обстоятельствах людей теряют. Как Петя управится без меня?
На мне две пары теплых штанов, свитер, телогрейка, непромоканец, резиновые сапоги и монтажный шлем. Хорошо, что все это намокает не сразу. Воздух, оставшийся под непромоканцем, вытянул меня наверх. Подняв над водой голову, вижу прямо перед собой борт яхты и свисающий с него конец шкотины. Цап! Шкот в моих руках, уже не пропаду. На яхте паника: «Капитан за бортом!». Крикнул им: «Ребята, я уцепился!».
До падения я успел убрать фок, а геную еще не поставил, яхта под одним гротом почти стояла на месте. Это меня и спасло.
Держусь за фальшборт в районе вант. Подбегает Витя - глаза на макушке: «Сергей Яковлевич!», - и хочет меня тянуть из-за борта. Но я уже весь пропитан водой, вытянуть меня смог бы чемпион по штанге. Говорю: «Здесь не тяни, я сейчас передвинусь на корму, там буду выбираться». Перебирая руками по фальшборту, добираюсь до транца, а там мне и помощь не нужна - сто раз, купаясь, я вылезал через моторный кронштейн. Вылез и сейчас - самостоятельно. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих!
Петр продолжает рулить, а я в кокпите начинаю раздеваться. Тут меня стало трясти - от холода и от пришедшего к этому времени испуга. Я всегда пугаюсь задним числом. А раздеваться трудно: мокрые и тяжелые одёжки не хотят с меня слезать. Минут через двадцать я был в каюте голый  и энергично растирался полотенцем.   Пока пребывал в каюте - раздевался, растирался и одевался в сухое, успел укачаться, яхту еще болтает. Но - некогда, надо двигаться дальше. Вылезаю в кокпит, сажусь за руль. Меня продолжает трясти, Виктор дает мне еще одни штаны, куртку на меху, шерстяные носки. Отогрелся.
Ужасно досадую на себя: это же надо было так ... фраернуться, другого слова не подберу! Вполне свободно мог отдать концы. Скольким людям доставил бы неприятности! Старею, видимо, реакция уже не та.
Ладно, я это все потом проанализирую, а сейчас надо заканчивать этот затянувшийся переход через Онегу, вторые сутки уже пошли.  Волна почти кончилась, а идти осталось 5 - 6 миль. Я завожу мотор. Бензина теперь до места стоянки хватит. «Палома» пятиузловыми ходами бежит к Петрозаводску, который  уже весь виден.
В 22 часа с минутами входим в ворота кооперативной стоянки и швартуемся там же, где стояли прошлые годы - это место свободно.
Садимся за стол, по случаю завершения перехода Онеги я достаю НЗ, и мы отмечаем это дело, чокнувшись друг с другом и с мачтой «Паломы».
Володя завтра уезжает, а взамен него третий день нас ждёт здесь Петин одноклассник Сергей Ахманов. Мы справились о нём на причалах стоянки. О, этот человек за три дня приобрёл здесь широкую известность – пил уже со всеми, кто бывает на этой стоянке. А желающих принять на халяву было много – от рюкзака водки, привезённого им, за три дня не осталось ничего.
Вскоре и сам он появился у «Паломы». Пребывал в изрядном подпитии, очень веселился. Увидел бы я его такого в Москве – чёрта с два взял бы его в плавание! А теперь – что делать? Это уже мой человек. Велел ребятам быстренько затолкать его в койку, где он мгновенно уснул.
На другой день запаслись в Петрозаводске всем, что нам было нужно, и даже билетами на поезд через десять дней - на день смены экипажей, обусловленный с Борей.
Сергей - новый член нашей команды. 39 лет, мужик сильный, толковый и веселый. Чего бы лучше желать? Да только уж очень крепко он зациклен на выпивке. Других мыслей почти не обнаруживает. Как это он смог написать интересную книгу по компьютерам? Может, он такой только в отпуске?
Наутро отходим. До смены экипажей сделали обычный малый круг по Озеру: Петрозаводск - Ялгуба - Шардонские острова - Кижские шхеры - Петрозаводск.
Очень крепкий шквал накрыл нас при подходе к Кижским шхерам. Шквал был попутным, силу ветра я оценил в 7, порывами 8 баллов. Петя на попутняке с помощью Сереги изловчился убрать грот, и «Палома» под одним фоком летела, зарываясь носом в волны, с 8 - 10-узловой скоростью; все трещало, но все выдержало - ничего не порвалось и не сломалось.
А через день непогода заперла нас в шхерах. Большой джентльменский набор: задувон, дождь, и полное отсутствие видимости. В какой-то момент показалось мне, что ветер прилег, и я подал команду на выход. Направил яхту через Северный фарватер, но как только поставил ее кормой на Коткаснаволокский створ, а по нему надо идти миль шесть, началась такая долбежка от встречной волны, что я, по раздумав, развернул «Палому», и она по ветру шустро побежала обратно в шхеры. У Кижей стоять нам уже надоело, поэтому мы продвинулись поближе к южному выходу из шхер и остановились у причала Сенная Губа. Сеннуха, как здесь говорят.  И там, в ожидании погоды, простояли полтора суток. Я только ждал приличной видимости, а ее-то и не было.                          

Я уже стал соображать, как быть в случае невозможности перехода в Петрозаводск. Время-то уходит, седьмого числа Борина команда прибудет. Думаю, «Комета» ходит, отправлю свою команду на ней, пусть сменный экипаж таким же способом добирается сюда, а я постерегу яхту и также доберусь до Петрозаводска. Но обошлось без этого.
5-го числа за завтраком увидели кусочки голубого неба. Ветер - не слабее, чем вчера, но видимость уже нормальная, а остальное - преодолимо. Выходим. Миновали Гарницкий маяк, встали на нужный курс в сторону Петрозаводска. Впрочем, это нам, оптимистам, казалось, что идем нужным курсом. Волна полутораметровая и крутая, здорово мешала вырезаться. Я вынужден был все время отыгрывать рулем  и терять на этом высоту.
Пройдя половину залива Большое Онего, я обнаружил, что остров Монак остается у нас СЛЕВА, т.е. выходом в Петрозаводскую губу и не пахнет. А я к этому времени изрядно устал, ворочая румпелем. И не столько рука устала, сколько шея одеревенела. Чтобы видеть встречную волну, надо сидеть на наветренном борту. Я там и сидел все время, голова постоянно повернута в одну сторону. Понял: еще часа два так посижу, и шею мне уже никогда не разогнуть, так навсегда и останусь с головой, повернутой вправо.
А тут у нас по курсу - вход в Ялгубу. Я туда и направил яхту в соображении отдохнуть и пообедать. Зашли в нее на километр, встали на якорь в тихом месте, и я потихоньку начал разгибать свою искривленную шею. А после обеда глянул на небо, увидел тяжеленные черные тучи, идущие со стороны Петрозаводска и вспомнил, что у нас в запасе есть еще завтрашний день - Борис с командой прибудет послезавтра. Заночевали в Ялгубе у Малых скал.
Погода наутро не улучшилась, но мы шли в лавировку, поэтому моя бедная шея была свёрнута то вправо, то влево  - это уже легче. Я почему при волне всё время за рулём? Ни Петя, ни тем более остальные. Не умеют, как следует отыгрывать рулём так, чтобы яхта не долбилась носом. Мне надо отлучиться на минуту по нужде, передаю румпель Пете, и тут же начинается долбёжка, вся команда орёт: «С.Я. бери скорее румпель!».
Добрались утомлённые, но благополучно, встали на то же место, где и раньше стояли.
Борина команда приедет завтра, а я пока подвожу итоги нашего плавания. Скажу прямо - не в восторге я от него. Погода - ну ладно, она - от Бога, какая есть, за такую и спасибо. А вот команда, попутчики мои, меня не порадовали. В нее разлагающую струю внес Сергей Ахманов. Я с младых ногтей не люблю людей, не умеющих пить. Сам-то Серега как раз пить умел, т.е. он мог выпить много и остаться таким, как был. А был он, надо отдать ему должное, толковым и сообразительным: стоило мне один раз показать ему, что и как надо делать, он это с хода усваивал, и вторично учить его не надо было.
Беда в том, что за ним быстро втянулись в пьянку и Петя и Витя, а оба они пить не умели.
Конечно, я особо баловаться не давал, в ходу - ни капли, только на стоянках, но и на стоянках надо, чтобы люди вели себя правильно, а Петя с Витей, подпив, мало чего соображали. Ну, и беспрерывные Серегины рассказы о разнообразных пьянках, только о них, меня тоже изрядно угнетали.
Так что этим плаванием я остался недоволен. Команда - это уж как есть, тем более, что Сергей и Витя - это вовсе и не команда, случайные люди, пришли на яхту и ушли с нее, и больше мне с ними не ходить.
Жалко другое: я это плавание считал своим последним, а оно - неудачное. Не хочется на такой ноте заканчивать свою парусную симфонию. Значит - что? Значит, придется еще разок сходить! Это и был мой главный вывод.
Наутро появляется Боря, с ним Димыч, Борин кузен Гоша и мой милый внук Сережа, его я, конечно, особенно рад был видеть. Но что-то лица у них не очень веселые. Боря объясняет мне, что за день до их отъезда Аржанов объявил ему, что на третью смену он не приедет: работа, мол, не позволяет. Врёт, конечно: он мечтал, что ему дадут  походить  по  Онеге,  а  путь  от  Москвы  до Онеги и обратно возьмем на себя мы с Борей. Но я настоял на своём, Аржанову выпал обратный путь, и я еще в Москве видел, что он недоволен.  Ладно, ты недоволен, но подносить такую пилюлю за день до отъезда Бориной команды - это как?! Свинство это - вот что! Что ж, подумал я, - оргвыводы воспоследуют ( забегая вперед, скажу, что они и воспоследовали).
Однако что же делать Боре, когда у него все рассчитано на две недели. Ему пришлось сделать очень небольшой круг по Озеру, а потом изо всех сил молотить в сторону Москвы. Ребята поспешали, да еще им повезло со шлюзованием, и они поспели в Москву к нужному им сроку.
В плавании у них особых приключений не было, кроме сильнейшего шквала, накрывшего их у острова Суйсари, когда «Палому» швырнуло в брочинг. Это на них, на всех произвело сильное впечатление.

 

Глава двадцать девятая

Отставной капитан

 

Весной 1995 года мне исполнилось 66 лет. Люди командуют яхтами и в более почтенном возрасте. Но вот вопрос: как командуют? Какой ты ни могучий старик, а все-таки - старик. Физических сил не прибавляется, не говоря уже о душевных, которые для капитана совершенно необходимы.
Да и молодым надо дорогу давать, особенно, если есть среди них такие, которые могут принять на себя командование. У меня - есть. Боря Штрейс вырос у меня на яхте и стал человеком, который с моей точки зрения имеет все необходимые для капитана качества.
Вот я наблюдаю за моими сверстниками  - капитанами. Сергей Алексеевич Николаев (на два года старше меня) – капитан нашего флагмана «Акелы». Очень грамотный яхтсмен, однажды ему поручили быть главным мерителем на «Кубке Онеги». Он – учёный человек, и ко всему имеет системный подход; парусное дело тоже изучил глубоко. Но – постарел, в клубе появляется нечасто. А без него – порядка на яхте нет. Так же и у Олега Шипилова на «Изумруде», к тому же он не умеет сходиться с людьми, и команда у него никакая. Тоже яхта неухоженная.
Я уже не говорю о «Маугли». Непонятно, кто там командует. В команде три яхтенных капитана: Должиков, Прокофьев и Земляков. Вадим появлялся раз-два в месяц на денек, Должиков - три раза за лето, а Земляков - ни разу. Вот и использовал их яхту Барабошкин как свою дачу. И «Маугли» стал самой запущенной яхтой в нашем клубе.  Нет, так командовать яхтой я не буду.
Ну, а я нахожусь в очень неплохой физической форме, и могу работать наравне с молодыми; но душевных сил стало значительно меньше – меня стала угнетать постоянная ответственность и вообще многочисленные капитанские заботы. Сейчас расскажу, как я перестал быть капитаном, и что из этого вышло.
В эту навигацию наш председатель Слава Демин предложил мне  поработать в должности боцмана яхт-клуба - следить за порядком с выходом яхт на воду и соблюдением правил. Я согласился и почти все лето провел в яхт-клубе, приезжал в Москву раз в неделю, отмыться, купить еды  и посмотреть, как себя чувствует моя матушка.  Поэтому,  пребывая  постоянно  на  «Паломе»,    я    мог  следить за  её состоянием и основную часть необходимых дел проделывал сам, а кое-что заставлял матросов, приезжавших по выходным. Уставал временами очень сильно. И еще случай в плавании, когда я сыграл за борт, произвел на меня тягостное впечатление. Какой же ты моряк, когда ты с яхты бряк!?
И к концу навигации, уже после плавания, я принял окончательное решение: хватит командовать! В отставку!
Но, уходя в отставку от дела, которое тебе дорого, надо позаботиться, чтобы это дело из твоих рук подхватил тот, кому ты доверяешь.
Помимо всего прочего у меня в голове всегда сидела мысль: не загораживать дорогу молодым, дать им возможность расти.
Очень хотел быть капитаном «Паломы» Аржанов. Знания у него – на высоком уровне, особенно в вопросах ремонта яхты, рукастый, хорошо владеет деревянными работами и многими другими, хорошо соображает насчет применения современных материалов, о которых знает много. И очень работоспособен – может вкалывать от света до света. Казалось бы – чего ещё не хватает? Оказывается – многого. И главное – умения работать с людьми. У меня к этому времени сложилась команда стабильного состава – потихоньку отошли постаревшие Боря Николаев, Виталий Ефимович стал редко появляться, Валентин Адамов больше стал тяготеть к другой команде. Обижаться нечего – всё это жизнь во всех её проявлениях, и со всеми ними у меня сохранились тёплые отношения – ведь столько миль пройдено вместе.
А взамен, как водится, пришли молодые. При мне ещё остались Боря Штрейс, который повзрослел, окончил институт, женился и стал отцом. Он уже – матёрый морячила! Парусное дело знает хорошо. Остальные – Илюша Нестеровский, Лёша Тягунов и другие – пришли ко мне мальчишками, ходили со мной на «Паломе», учились у меня, взрослели. И, смею сказать, характер у них в большой степени формировался под влиянием парусного спорта.
А ещё Илья привёл на яхту Мишу Грешнякова. Это – вообще был замечательный мужик! Бывший подводник-атомщик, инженер-кораблестроитель. Он был действующий офицер, сотрудник Минобороны, капитан
II ранга, при нас стал капитаном I ранга. Ребята шутили: «С.Я. у вас матросом служит каперанг, значит вы – не менее, чем вице-адмирал». Я на эти шутки только ухмылялся, но Михаила полюбил от всей души. Он несколько позже женился, взял женщину с ребёнком, потом у них родился ещё один. И Миша все свои силы и время отдал семье, а на яхту перестал появляться. Жаль!
И вот такую уже слаженную, схоженную команду Аржанов, придя к капитанской власти, просто разгонит, уничтожит.  Кроме всего прочего Аржанов стал сильно пить последнее время, а мои ребята все пили весьма умеренно, и Аржанова это раздражало.                                                                 

Нет, подумал я, не отдам я Аржанову эту команду, а, значит и яхту! Тем более, что за десяток лет воспитал я готового капитана – Борю Штрейса. Или он сам воспитался с моей помощью. Он был из семьи с хорошими устоями – я бы сказал – из благородной семьи.
Я собрал команду без Аржанова, провёл голосование, и все согласились с тем, что капитаном должен быть Борис, а меня они обозначили капитаном-наставником, есть такая должность на флоте. Этот человек может подавать советы, но отвечает за всё и, следовательно, все решения принимает капитан.
Далее я проделал необходимые формальности – подал заявление в совет яхт-клуба и в дирекцию института о моей отставке и рекомендацию на Бориса в капитаны. Всё это было утверждено, и тогда я поставил в известность Аржанова. Он сразу сказал: «Под Борькой я ходить не буду!», на что я ему ответил: «Не под ним, а с ним. Тебя из команды никто не гонит, а не желаешь – ищи себе другую команду и другую яхту!».
Проходит пара дней. Мне домой раздается звонок. Звонит зам. директора института, мой старый приятель Лёня Лазопуло. «Сергей, институту нужны деньги, нам поступило заявление, человек готов взять яхту в аренду, мы хотим её сдать». – «Аржанов?» - «Да». Я не стал ему объяснять, что Аржанов не склонен платить по счетам, а тут же позвонил Боре, Он, выслушав, сказал: «С.Я., хорошо, что вы мне позвонили. Не беспокойтесь, я все сделаю, как надо!». Следующим утром он был в институте у Лазопуло, подал заявление и выплатил аванс. И договор об аренде был заключён с Борей. Уходя из института, он встретил Аржанова и вежливо с ним поздоровался. Так всё получилось наилучшим образом.
Я до того и потом долго раздумывал, правильно ли я поступил, не доверив Аржанову капитанство. Два факта решили вопрос окончательно не в его пользу. Однажды мы с ним на «Паломе» участвовали в гонках с пересадками. Я на руле, он – на шкотах. В какой-то момент говорю ему: «Потрави стаксель-шкот!». Он мне: «И не подумаю!». Вот так-так!. Когда гонка кончилась я ему сказал: «Саня, команды капитана надо выполнять, капитан на яхте один» - «Ладно, разберемся!». Но я был настроен довести дело до конца: «Нет, уже разобрались! Я отвечаю на яхте за всё, я один и принимаю решения!». А он, видимо, был настроен считать, что мы оба капитаны. Отвечать – мне одному, а решения принимать вдвоём или ему одному.
Второй случай – я о нём уже писал: Аржанову было предложено принять
 третью смену в плавании, и он дал на это согласие. А  за сутки до отъезда второй смены  объявил им, что сменять их не приедет..
Позже в Москве я сказал ему, что порядочные люди так не поступают.

- Работа не позволила!

- Работа - это я понимаю, но почему ты сказал им только  за сутки до их отъезда?

- А ни черта с ними не сделалось - прошли от Онеги до Москвы, и - ладно!

А то, что у людей были другие планы, ему на это наплевать.

Короче, раньше, чем подать в отставку,  я принял меры, чтобы капитаном стал Боря. Прежде всего, поставил вопрос на голосование в команде. Здесь проблем не было - Боря им свой, а Аржанов - чужой. Они же не дураки, понимают, что с Аржановым им на яхте не быть.
Решение команды, написанное на бумаге, я подал на Совет яхт-клуба вместе с моим заявлением об отставке. И, конечно, предварительно провел разговор с председателем яхт-клуба Деминым и  зам. директора института Леней Лазопуло, он представляет институт, как владельца яхт. Оба были готовы и после некоторых прений вопрос о капитанстве Бори был решен.
Узнав об этом, Аржанов мне заявил: «Я под ним ходить не буду!». Не будешь - не надо, никто тебя из команды не гонит, но с капитанскими правами придется считаться каждому. А Боря не такой человек, который даст наступать себе на ноги. Аржанов это понимал, и его это не устраивало.
А весной Аржанов вышел на дирекцию института и Совет яхт-клуба с предложением: взять яхту  в аренду. Причем, только «Палому», Это, конечно, в пику мне и команде. Мол, готов заплатить за навигацию 5,5 миллионов рублей. Момент, надо сказать, он выбрал удачный: институту очень надо получать побольше денег от яхт-клуба, потому, что многие акционеры сильно давят на дирекцию: почему, мол, вы дивидендов не платите, а деньги на «Парус» расходуете?
Совет капитанов Аржанову навстречу не пошел, а вот Лазопуло - пошел. Раздается телефонный звонок мне домой, и Лазопуло объявляет мне, что институт хочет принять предложение Аржанова и сдать ему «Палому» в аренду. Услышав это, я осатанел. Сквозь зубы говорю ему первое, что мне пришло в голову: «Какого чёрта ты звонишь мне, я не  капитан, звоните капитану!». У меня берут номер телефона Бори и обещают ему позвонить. Я был уверен, что не позвонят (межгород надо набирать, Боря живет за городом, это же «трудно»), и, как позже выяснилось, оказался прав.  Тут я немедленно разыскал по телефону Бориса и сообщил ему эти печальные новости. Боря с полным спокойствием мне говорит:

- С.Я., вообще-то я над этим вопросом пораздумал, и хочу у института «Палому» купить.
- Боря, раз ты такой состоятельный, советую тебе яхту не покупать, а поспеть вперед Аржанова и заключить договор аренды с правом последующего выкупа.

На том и порешили. Боря созвонился с Лазопуло и на следующий день рано утром был у него в институте; они обо всем договорились. А Аржанов явился в институт, когда Боря уже уходил оттуда. Увидев Бориса, он был сильно удивлен,  а Борис с ним вежливо поздоровался. Но Лазопуло объявил Аржанову, что «Палома» уже сдана в аренду и тут же предложил взять в аренду шипиловский «Изумруд». С Шипиловым, разумеется, никто предварительно не переговорил. Позднее Олег Шипилов наотрез отказался сотрудничать с Аржановым.
Чем вся это история закончится для Аржанова, я не знаю; ясно лишь одно: мой ученик и выученик Боря стал капитаном «Паломы». А меня ребята произвели в звание капитан-наставника. Существует на флоте такая должность. В яхтенном деле она не сильно ответственная – отвечает всё равно за всё капитан, а капитан-наставник подаёт советы; капитан может эти советы слушать, а может и решать по своему.
Вот на этом я и закончу эту главу, имеющую отношение не столько к парусным, сколько к около парусным делам.
Примерно через час ветер мы нашли. Или он сам к нам пришел. Уже далеко впереди завиднелась Петрозаводская губа, когда небо над Онегой нахмурилась, и стало поддувать. Мы вздернули грот, геную, «Палома» пошла. Но вскоре ветер превратился в хороший шквал. Когда наш креномер начал показывать больше 25 градусов, я послал Володю на бак убирать геную. На кренах и качке это - непросто, а Володя- человек, не очень грамотный. Мне бы надо было следить за подходящими волнами и отыгрывать рулем, а я не сводил глаз с Володи и каждый свой шаг он делал по моей команде. А за волнами мне следить было некогда, «Палома» долбилась носом, и Володю поливало холодной онежской водой.
Геную он убрал, но вернулся в кокпит мокрый насквозь. Я его послал переодеваться и отогреваться, а себе на помощь вызвал Петю. Шквал слабеет, мы под одним гротом идем в нужном направлении, но очень медленно. К тому же волна еще велика. Надо ставить фок. Петя пошел на бак, он человек опытный, я мог за ним не следить, а работать с волной. Благодаря этому, Петр вернулся почти сухой. Но укачался, пару раз траванул за борт. Это не смертельно.
А потом ветер еще заслаб.  А волна - нет, после сильного шквала она еще час держится. Плохо идем, надо бы еще добавить парусов. Поскольку Петя укачанный, я ему дал румпель, а сам пошел убирать фок и ставить геную. Швыряет на баке, но ведь мы это проходили - держусь. А в какой-то момент  и не держусь - в одной руке держу мочку, другой отвинчиваю ее палец, сидя на корточках. Прибежавшая волна швырнула яхту, и я улетел за борт! Впервые за три десятка лет!
Пребывая под водой, пытаюсь сообразить, где верх, где низ, т. е. в каком направлении выныривать. Одновременно приходит мысль: в таких обстоятельствах людей теряют. Как Петя управится без меня?
На мне две пары теплых штанов, свитер, телогрейка, непромоканец, резиновые сапоги и монтажный шлем. Хорошо, что все это намокает не сразу. Воздух, оставшийся под непромоканцем, вытянул мены наверх. Подняв над водой голову, вижу прямо перед собой борт яхты и свисающий с него конец шкотины. Цап! Шкот в моих руках, уже не пропаду. На яхте паника: «Капитан за бортом!». Крикнул им: «Ребята, я уцепился!».
До падения я успел убрать фок, а геную еще не поставил, яхта под одним гротом почти стояла на месте. Это меня и спасло.
Держусь за фальшборт в районе вант. Подбегает Витя - глаза на макушке: «Сергей Яковлевич!», - и хочет меня тянуть из-за борта. Но я уже весь пропитан водой, вытянуть меня смог бы чемпион по штанге. Говорю: «Здесь не тяни, я сейчас передвинусь на корму, там буду выбираться». Перебирая руками по фальшборту, добираюсь до транца, а там мне и помощь не нужна - сто раз, купаясь, я вылезал через моторный кронштейн. Вылез и сейчас - самостоятельно. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих!
  Петр продолжает рулить, а я в кокпите начинаю раздеваться. Тут меня стало трясти - от холода и от пришедшего к этому времени испуга. Я всегда пугаюсь задним числом. А раздеваться трудно: мокрые и тяжелые одежки не хотят с меня слезать. Минут через двадцать я был в каюте голый и энергично растирался полотенцем. Пока пребывал в каюте - раздевался, растирался и одевался в сухое, успел укачаться, яхту еще болтает. Но - некогда, надо двигаться дальше. Вылезаю в кокпит, сажусь за руль. Меня продолжает трясти, Виктор дает мне еще одни штаны, куртку на меху, шерстяные носки. Отогрелся.
Ужасно досадую на себя: это же надо было так ... фраернуться, другого слова не подберу! Вполне свободно мог отдать концы. Скольким людям доставил бы неприятности! Старею, видимо, реакция уже не та.
Ладно, я это все потом проанализирую, а сейчас надо заканчивать этот затянувшийся переход через Онегу, вторые сутки уже пошли.  Волна почти кончилась, а идти осталось 5 - 6 миль. Я завожу мотор. Бензина теперь до места стоянки хватит. «Палома» пятиузловыми ходами бежит к Петрозаводску, который  уже весь виден.
В 22 часа с минутами входим в ворота кооперативной стоянки и швартуемся там же, где стояли прошлые годы - это место свободно.
Садимся за стол, по случаю завершения перехода Онеги я достаю НЗ, и мы отмечаем это дело, чокнувшись друг с другом и с мачтой «Паломы».
Володя завтра уезжает, а взамен него третий день нас ждет здесь Петин одноклассник Сережа Ахманов. Мы справились о нем на причалах стоянки. О, этот человек за  три дня здесь приобрел широкую известность - пил уже со всеми, кто бывает на этой стоянке. А желающих принять на халяву было много. От рюкзака водки, привезенного им, за три дня не осталось ничего.
Вскоре и он сам появился у стоянки «Паломы». Был в изрядном подпитии, очень веселился. Увидел бы я его такого в Москве - черта с два  принял бы его на яхте! А теперь - что делать? Это уже мой человек. Велел ребятам быстренько затолкать его в койку, и он скоро уснул.
На другой день запаслись в Петрозаводске всем, что нам было нужно, и даже билетами на поезд через десять дней - на день смены экипажей, обусловленный с Борей.
Сергей - новый член нашей команды. 39 лет, мужик сильный, толковый и веселый. Чего бы лучше желать? Да только уж очень крепко он зациклен на выпивке. Других мыслей почти не обнаруживает. Как это он смог написать интересную книгу по компьютерам? Может, он такой только в отпуске?
Наутро отходим. До смены экипажей сделали обычный малый круг по Озеру: Петрозаводск - Ялгуба - Шардонские острова - Кижские шхеры - Петрозаводск.
Очень крепкий шквал накрыл нас при подходе к Кижским шхерам. Шквал был попутным, силу ветра я оценил в 7, порывами 8 баллов. Петя на попутняке с помощью Сереги изловчился убрать грот, и «Палома» под одним фоком летела, зарываясь носом в волны, с 8 - 10-узловой скоростью; все трещало, но все выдержало - ничего не порвалось и не сломалось.
А через день непогода заперла нас в шхерах. Большой джентльменский набор: задувон, дождь, и полное отсутствие видимости. В какой-то момент показалось мне, что ветер прилег, и я подал команду на выход. Направил яхту через Северный фарватер, но как только поставил ее кормой на Коткаснаволокский створ, а по нему надо идти миль шесть, началась такая долбежка от встречной волны, что я, пораздумав, развернул «Палому», и она по ветру шустро побежала обратно в шхеры. У Кижей стоять нам уже надоело, поэтому мы продвинулись поближе к южному выходу из шхер и остановились у причала Сенная Губа. Сеннуха, как здесь говорят.  И там, в ожидании погоды, простояли полтора суток. Я только ждал приличной видимости, а ее-то и не было.
Я уже стал соображать, как быть в случае невозможности перехода в Петрозаводск. Время-то уходит, седьмого числа Борина команда прибудет. Думаю, «Комета» ходит, отправлю свою команду на ней, пусть сменный экипаж таким же способом добирается сюда, а я постерегу яхту и также доберусь до Петрозаводска. Но обошлось без этого.
5-го числа за завтраком увидели кусочки голубого неба. Ветер - не слабее, чем вчера, но видимость уже нормальная, а остальное - преодолимо. Выходим. Миновали Гарницкий маяк, встали на нужный курс в сторону Петрозаводска. Впрочем, это нам, оптимистам, казалось, что идем нужным курсом. Волна полутораметровая и крутая, здорово мешала вырезаться. Я вынужден был все время отыгрывать рулем  и терять на этом высоту.
Пройдя половину залива Большое Онего, я обнаружил, что остров Монак остается у нас СЛЕВА, т.е. выходом в Петрозаводскую губу и не пахнет. А я к этому времени изрядно устал, ворочая румпелем. И не столько рука устала, сколько шея одеревянела. Чтобы видеть встречную волну, надо сидеть на наветренном борту. Я там и сидел все время, голова постоянно повернута в одну сторону. Понял: еще часа два так посижу, и шею мне уже никогда не разогнуть, так навсегда и останусь с головой, повернутой вправо.
А тут у нас по курсу - вход в Ялгубу. Я туда и направил яхту в соображении отдохнуть и пообедать. Зашли в нее на километр, встали на якорь в тихом месте, и я потихоньку начал разгибать свою искривленную шею. А после обеда глянул на небо, увидел тяжеленные черные тучи, идущие со стороны Петрозаводска и вспомнил, что у нас в запасе есть еще завтрашний день - Борис с командой прибудет послезавтра. Заночевали в Ялгубе у Малых скал.
Погода наутро не улучшилась, но мы шли в лавировку, поэтому моя бедная шея была свернута то вправо, то влево, это уже легче. Я почему все время сижу за рулем при волнении? Ни Петя, ни, тем более, остальные не умеют как следует отыгрывать рулем на волнах так, чтобы яхта не долбилась носом. Мне надо отлучиться по нужде на минуту, отдаю Пете румпель, и тут же начинается долбежка, и вся команда орет: «С. Я., бери скорее румпель!» Добрались утомленные, но благополучно, и встали на кооперативной стоянке.
Наутро появляется Боря, с ним Димыч, Борин кузен Гоша и мой милый внук Сережа, его я, конечно, особенно рад был видеть. Но что-то лица у них не очень веселые. Боря объясняет мне, что за день до их отъезда Аржанов объявил ему, что на третью смену он не приедет: работа, мол, не позволяет. Врет, конечно: он мечтал, что ему дадут походить по Онеге, а путь от Москвы до Онеги и обратно возьмем на себя мы с Борей. Но я настоял на своем, Аржанову выпал обратный путь, и я еще в Москве видел, что он недоволен.  Ладно, ты недоволен, но подносить такую пилюлю за день до отъезда Бориной команды - это как?! Свинство это - вот что! Что ж, подумал я, - оргвыводы воспоследуют ( забегая вперед, скажу, что они и воспоследовали).
Однако что же делать Боре, когда у него все рассчитано на две недели. Ему пришлось сделать очень небольшой круг по Озеру, а потом изо всех сил молотить в сторону Москвы. Ребята поспешали, да еще им повезло со шлюзованием, и они поспели в Москву к нужному им сроку.
В плавании у них особых приключений не было, кроме сильнейшего шквала, накрывшего их у острова Суйсари, когда «Палому» швырнуло в брочинг. Это на них на всех произвело сильное впечатление.
Здесь я заканчиваю рассказы о своих плаваниях. Но у меня еще есть много чего сказать заинтересованному читателю. Наверное, писать буду еще несколько лет, и если за это время проведу еще плавание, о нем расскажу в приложении к этой, первой книге.
Но, заканчивая эту книгу, я одновременно заканчиваю и свою капитанскую карьеру. И, поскольку считаю нужным рассказать об этом, то появляется еще одна глава.
Очень рвался в капитаны Александр Васильевич Аржанов. Почему я был категорически против? Несколько причин, и все - серьезные. Я пару лет проработал в коммерческой фирме, где руководил Аржанов и насмотрелся на его деятельность. Авантюрист он изрядный, а организатор - никакой.  Здесь не место для служебных рассказов, но фирму он довел до ручки. Это раз.
Второе. Пьет. Как говорится, меньше, чем хочет, но больше, чем может. Он - здоровенный  лось,  однако  здоровье себе  уж изрядно подпортил, пришлось и в больнице побывать на почве пьянки. Но это его личное дело, а вот склонность к выпивке на воде, на яхте, это - уже не личное. Мне  случалось наблюдать, как Аржанов, придя с воды, пытался командовать швартовкой, а был он на это неспособен. За рулем была его дочка Катя, только благодаря этому, швартовка прошла безаварийно
Третье. Как я уже отмечал, Аржанов многое знает и многое умеет делать руками. И когда приезжает работать на яхте, пашет, как вол. Раньше и я умел так пахать, хотя руками умел делать гораздо хуже, чем он. Сейчас так пахать уже не могу. Да и вообще, не все умеют, и не все хотят так работать, в частности наши молодые матросы. Что ж, каждый человек таков, каков он есть, надо уметь сотрудничать со всякими людьми. А Аржанов молодых и за людей не держит. Т. е. - станет Аржанов капитаном - не станет моей команды, останется он на яхте вдвоем с дочкой Катей. Да и приезжал он в яхт-клуб за лето всего раз пять. У него фирма, у него дача.
А окончательно меня против него восстановила его эскапада, когда он должен был возглавить третью смену в плавании, а он за сутки до отъезда второй смены объявил им, что сменять их не приедет.
Позже в Москве я сказал ему. что порядочные люди так не поступают.
Работа не позволила!
Работа – это я понимаю, но почему ты сказал им только за сутки до их отъезда?
А ни черта с ними не сделалось – прошли от Онеги до Москвы, и ладно. А то, что у людей были совсем другие планы, на это ему наплевать
Здесь мы пристроили яхту сбоку, так, чтобы никому не мешать. Ребята хотели сразу же накинуться на мотор, но я им не разрешил, а приготовил обед, после которого мы отдохнули, искупались, а потом укрепили наш трап поперек кокпита, подвесили и привинтили к нему мотор и методично начали проверку всех систем. У меня, как всегда, был с собой ящик с запчастями, а детали, которых не хватало, мы снимали с нашего, паломовского мотора.
К вечеру мотор исправно работал на двух цилиндрах. Т.е. еще один день мы потеряли, но добились успеха. А жаль  - эти потерянные дни мы могли бы прекрасно провести на Онеге.
Дальше в пути с мотором у нас были только обычные мелкие заморочки, которые мы без труда быстро ликвидировали.
Продвигались нормально и постепенно стали догонять наш сорванный график. Но экономить время мы можем только там, где это от нас зависит. А в Вытегорских шлюзах мы застряли прочно. Прошли первый по нашему ходу шлюз № 6, а у пятого  простояли двое суток! Шли на север танкеры один за другим, их парами запускали в шлюз, а мы торчали у палов в неудобной позиции. Стояли в жару, при обилии комаров. Я психовал. Дело осложнялось тем, что в Петрозаводск уже должен прибыть наш новый матрос Сергей Ахманов, а нас там нет, и неизвестно, когда будем.
Но все кончается, запустили и нас. К вечеру третьего дня мы прошли все шлюзы. Увидев, что времени уже больше 20 часов, мы даже не стали сворачивать в г. Вытегру, как делали обычно - все равно все, что нам там нужно, уже закрыто - магазины баня, АЗС. И мы, на ночь глядя, направились к Онеге.
Выйдя в Озеро, ставим паруса и при слабом ветре ползем двухузловыми ходами к мысу Сухой Нос. Скоро наступила ночь, и в 24 часа мы с Володей уселись на «собачью» вахту. А около 3 часов пал на озеро «черный» онежский туман. Редко он бывает в это время года, но так уж нам «повезло». Туман такой, что носа яхты не видно. При этом поддуло, и скорость наша выросла до 4,5 узлов. А мы идем рекомендованными судовыми ходами. Мне несколько беспокойно, но Володе-новичку я об этом не говорю, только прошу его внимательно прислушиваться. Он старается.
Где-то посреди вахты сильно затрещала катушка, с которой я вытравил леску с блесной, как только мы вышли в Онегу. Я сунул Володе руль, сам прыгнул к катушке и поддернул ее - подсек. Чувствую - рывки и сильнейшее сопротивление - кто-то здоровый клюнул. Начинаю сматывать, но трудно - у нас ходов многоваито. Говорю Володе: «Растрави стаксель!». Он тянется рукой к стаксель-шкоту, а за рулем следить перестает. «Палома» делает самопроизвольный поворот, я вижу, как леска уходит в сторону, провисает, а через секунду - никакой тяги. Сорвалась! Произношу несколько нехороших слов, но про себя; Володю травмировать не хочу, он не виноват, у него никакого опыта. Обидно-с!
Туман к рассвету еще густеет, а мы приближаемся к берегам. Как прикажете их разглядеть? Меняю галс, ухожу в озеро - лучше рано, чем поздно. Вскоре овсемвело. ждал, что солнце разгонит туман, а он остался, как был. Видим свой стаксель, видим курс на компасе, и все.
В 6 часов утра разбудил Петю и Витю, Володю отправил спать, а сам ввиду тумана остался им помогать.  Через пару часов  в промежутке между двумя полосами тумана  на минутку открылся кусочек берега с поселком и створными знаками.  Ага,  мне  и этого кусочка  достаточно,  чтобы определить свое место: это поселок Рыбрека, значит вскоре  -  мыс Сухой Нос с маяком. Только это,    если  идти   параллельно

 

Глава тридцатая

А жизнь продолжается…

 

Название этой главы означает, что не окончились мои парусные дела, как не окончились и мои дальние плавания. Тут я должен сделать маленькое отступление. В яхт-клубе я познакомился с двумя людьми, с которыми мне судьба послала большой подарок – я приобрёл на старости лет двух хороших друзей. Я это очень высоко оценил, понимая, что в моём возрасте уже не столько находишь, сколько теряешь. К тому же в с годами начинаешь более глубоко понимать людей, и подружиться с человеком не так просто, как в молодости.
Ко мне, как к опытному человеку, поочерёдно обратились за помощью два человека. Сергей Григорьевич Пантелеймонов, лет на 10 моложе меня, попросил меня помочь со стоянкой яхты в «Парусе». Выяснилось, что у него дача недалеко от нашего клуба – в «Заветах Ильича». А на даче у него стоит швертбот, приобретенный им в Финляндии, где он служил по линии Внешторга. Об этом швертботе надо писать отдельно, но сейчас речь не о нём. А о людях – Сергей Григорьевич и его жена Наталья Сергеевна давно стали для меня Серёжей и Наташей, тому уже больше 10 лет. У нас с ними общие интересы – парусный спорт и вообще интерес к флоту и всему морскому.  Сергей, помимо прочих достоинств – великий рукодел, в частности занимается моделями кораблей. Я со своими кривыми руками мало чем мог ему помочь, зато неоднократно помогал с его яхтами. Почему пишу - с яхтами? Кроме его алюминиевого швертботика, у него на даче был «эллинг» - хорошо обихоженный сарай, где стояла недостроенная яхта на базе «Звёздного», из которой он хотел сделать тримаран. Вот тут моя помощь ему понадобилась – и делом и советом. А первый совет был такой: даже одна яхта требует очень много трудов и времени, а две – одному человеку,  к  тому  же  немолодому    почти  не под силу.  От одной из яхт надо избавиться.  Несколько позже Сергей моему совету воспоследовал, продал незаконченный тримаран и ходил на своём швертботике.
О людях надо писать, а не о яхтах! Люди – главнее! С.Г. – что о нём сказать? Основная черта – доброта, доброжелательность и желание помочь. К сожалению, в последние годы их с Наташей замучили болячки. У него есть смешная поговорка: «То понос, то золотуха…». И у них мало времени остаётся на общение с друзьями.
Теперь от Сергея Григорьевича перейдём к Сергею Евгеньевичу Кузьмину. Нас три друга, три Сергея, и когда зовут: «Серёжа!», откликаются сразу трое. Мы промеж себя приспособились: называем по отчеству: Евгеневич, Яковлевич, Григорьевич.
Однажды мне позвонили незнакомые люди и сообщили, что приобретают яхту и просят помочь им перегнать её в наш яхт-клуб. Не помню уже почему, но перегнали они её без моей помощи. А когда оказались у нас в клубе то познакомились со мной, и дальше я уже помогал им освоить и обиходить эту яхту – весьма неновый польский четвертьтонник «Нефрит» по имени «Шаман». Я эту красную яхту встречал на московских гонках. Как и следовало ожидать от старой яхты, на ней много чего не хватало для нормального плавания. Я несколько раз походил на «Шамане» с ребятами и подсказал им, что надо приобрести, а потом помог всё приспособить на яхте.
Их поначалу было двое владельцев, а потом один из них отпал, и Евгеньич остался единоличным капитаном. Так вышло, что «Палома» и «Шаман» оказались соседями по стоянке в нашем клубе. Мы регулярно общались, советовались, помогали друг другу. И – подружились! А когда я уговорил Евгеньевича сходить со мной на «Паломе» в дальнее плавание на Онегу, я ещё больше его полюбил и зауважал. Я как-то писал,что в плавании на одной яхте полностью познаёшь человека, во всех его проявлениях. И я понял, что за человек Сергей Кузьмин. Что сказать? Замечательный человек, великолепный! Я не очень склонен к таким эпитетам, но здесь могу сказать такие слова без сомнений. Человек безусловно умный, безусловно добрый (к друзьям), интеллигентный. Много читает. Заинтересовавшись парусным делом, прикипел к нему и занимается им в упор. Когда-то я втравил его в парусные гонки, он ими увлёкся, и теперь ни один выход на яхте не является просто прогулкой – это всегда тренировка. И на яхте он произвёл массу усовершенствований в целях удобства управления, и в целях выжимания из яхты скоростей.  Команда у него – трое: он сам, Света Лотова (изумительная женщина и прекрасная яхтсменка) и Илюша Бродский, который вырос в «Парусе». Он их тренирует при  каждом выходе.
Эти труды не пропали даром. В навигацию 2007 года «Шаман», а, следовательно, и его команда стали чемпионами Москвы в своей группе. А в 2008 – повторили свой успех. С трудом, с разницей в пол-очка выиграли у сильных конкурентов. Но выиграли! Молодцы! Горжусь тем, что Сергей и Света – мои друзья и в некоторой степени – мои ученики.
Кстати, теперь, по-моему, пора рассказать и о моих учениках. На старости лет судьба мне послала и ещё одну радость: я стал преподавать парусное дело. Как это получилось? Как и другие события в моей жизни – случайно. Когда я ушёл на пенсию, я решил написать вот эту книгу. Ту, над которой я сейчас работаю. Писать, как следует, я тогда не умел ( умею ли сейчас – вот вопрос?). Но во время работы над книгой, я вдруг понял одну интересную вещь. Вот я больше 20 раз ходил по маршруту от Москвы до Онежского озера и обратно, а также по Онежскому озеру. Опыта накопил, места многие  хорошо узнал. Неужели же этот мой опыт пропадёт зря? И я попутно с этой книгой написал ещё одну небольшую книжонку, которую назвал «От Москвы до Онежского озера на яхте». Так, брошюрка вышла, страниц на 60. И вдруг  она получилась интересной и даже полезной для многих. Рукопись, отпечатанная на машинке (компьютером я тогда ещё не владел), случайно (всё получается случайно!) попала в руки к Павлу Николаевичу Новосёлову. О, это был очень интересный человек. Старый (но действующий) яхтсмен, редактор, издатель. И когда он посмотрел моё творение, он сказал мне: «С.Я., надо это как следует выправить и я эту брошюрку издам». Я выправил – он издал. Мизерный тираж – 500 экзампляров. Потом – ещё 500, потому что первый тираж разошёлся мгновенно. Весь мой гонорар состоял из 50 авторских экземпляров, которые я раздарил своим друзьям-яхтсменам.
И стал я, как говорится, «широко известен в узких кругах». Многие яхтсмены, особенно проходившие по первому разу описанным в книжонке маршрутом, пользовались моими указаниями и потом благодарили меня. И я даже однажды получил весьма неожиданный дополнительный гонорар за свои труды. Вот как это было: идём мы с ребятами на «Паломе» по Пестовскому водохранилищу. Ветер слабый, медленно лавируемся. Навстречу нам, со стороны Икши, выходит яхта и чапает под мотором в сторону Москвы. Ещё ребята у меня спросили: «С.Я., что это они на моторе идут, когда у них попутный ветер?». Я предположил, что они возвращаются из плавания, парусных ходов наелись и торопятся домой, в Москву. Вдруг эта яхточка разворачивается и устремляется за нами. Догнали выровняли скорость, пошли параллельно, борт в борт. И с этой яхты через борт к нам протянулась рука с бутылкой водки. Я бутылку принял, и спросил: «А за что?». В ответ мне показали мою брошюрку и пояснили, что в пути она им очень пригодилась. На моих ребят это произвело сильное впечатление, и когда мы распивали бутылку «Рнежской», они подняли тост за моё творчество.
Но это так, анекдот из жизни. А вот более весомым и значимым для меня оказался звонок из Московского ГИМСа, там прочли мою книжонку и пригласили меня преподавать у них парусное дело. Я быстро согласился и скоро начал читать лекции людям, которые хотели получить права на управление яхтой.
Конечно, там в ГИМСе отнеслись к этому делу халтурно, для них это было одним из способов намывания денег. На ВСЕ парусные дисциплины (управление яхтой, такелажные и судовые работы, навигация, метеорология и пр.) отведено было всего 60 часов. Читать мне пришлось «галопом по Европам», и прочных знаний дать своим ученикам я не мог.
Но я только позже понял, что не в этом моя задача, а в том, чтобы их, учеников, как следует заинтересовать.
А что было позже? Вот отчитал я нескольким группам, кое-какие денежки мне за это капали, что пенсионеру совсем не во вред. Вдруг (всё вдруг!) раздаётся мне звонок по телефону. Звонит директор Московской яхтенной школы, некий Романов Валерий Вячеславович и приглашает придти к нему в школу для переговоров. Я пришёл. Оказывается, этот Романов слышал обо мне отзывы, как о хорошем преподавателе, и читал мою брошюрку. Он предложил мне провести у него на курсах пробную лекцию и предложил тему для неё: «Подготовка и проведение дальних спортивных плаваний». О! У меня было, что сказать по этому поводу! Я, конечно, хорошо подготовился, написал конспект, в который мне почти не пришлось заглядывать. И – моя лекция понравилась. После чего я получил приглашение читать в этой школе три курса: «Управление парусными яхтами», «Такелажные работы» и «Судовые работы» для курсантов – будущих рулевых
II класса. На каждый предмет были отведены часы – не столько, сколько мне хотелось бы, но в разы больше, чем в ГИМСе.
И началась у меня новая жизнь.
Несколько лет подряд эта жизнь была насыщенной и интересной. Время моё было заполнено: вот я готовлюсь к очередному занятию, вот его провожу. Даже когда я почти наизусть знал, о чём и как я буду говорить своим курсантам, я все равно подолгу и тщательно обдумывал свои лекции. Постоянно обновлял конспекты, а поскольку имел привычку кроме конспектов готовить ещё и тезисы, то проводил я лекции, почти не заглядывая никуда.
Я видел, что моим курсантам они интересны. Я ведь никогда не сидел за столом, проводя занятия. Если я не рисовал на доске, то расхаживал по аудитории, на ходу заглядывая в лица курсантов. И если я видел, что у кого-то глаза, как у варёного судака, - значит, что-то я не так делаю. Я резко изменял плавное течение  лекции, делал какое-то отступление, рассказывал какую-то смешную или страшную байку из парусной жизни. Аудитория просыпалась.
Я разрешал курсантам себя перебивать, если что-то было неясно, и они этим правом пользовались. Единственно, с чем я всегда воевал – это с окаянными мобильниками, они тогда вошли во всеобщее употребление, и многие курсанты желали бы на занятиях давать указания своим подчинённым иди домашним. На первый же лекции я демонстративно отключал свой мобильник и произносил: «Кто не может отключить свой телефон, по его звонку – марш в коридор, там и разговаривайте.
Так получилось, что с первых же занятий у меня с курсантами устанавливались дружеские отношения. Многие были на машинах, и меня всегда подвозили до метро. Со многими отношения продолжались и после окончания обучения. Сейчас у меня есть отдельная записная книжка только для моих бывших учеников. В ней – больше 100 фамилий. Это люди, с которыми у меня установились дружеские связи.
Всего за зиму я выпускал 2 – 3 – 4 группы, по 20 – 30 человек каждая. Можно представить, скольким людям я дал путёвку в парусный спорт за шесть лет!
А летом я проводил практику с курсантами на «Паломе». О, это было прекраснейшее дело! Запись желающих пройти у меня практику делалась еще с зимы. Желающих было много, хватало на всё лето. Я же не мог посадить на «Палому»  сразу всю Аудиторию – 20 или 30 человек. Подбираю группу – 4 – 5 человек, да что бы у кого-нибудь была машина. Встречаемся где-то у метро на проспекте Мира, чтобы потом сразу выехать на Ярославку. Садимся в машину, я обычно рядом с водителем в качестве штурмана – дорогу показываю. Через час мы в яхт-клубе, спускаемся к воде. Короткая экскурсия вдоль причала – показываю, какие у нас есть яхты, и чем они отличаются. Затем – на «Палому». Начинается подготовка к выходу – постановка парусов. На случай штиля беру с собой мотор.
Сам я при выходах с курсантами не делаю ничего – всё делают они при моих подсказках. Вот паруса поставлены. «Ты и ты – на шкоты, ты – за руль!» - « С.Я., как за руль, я же не умею!» - «Вот садись и рули, иначе не научишься. Да не бойся, я подскажу!».
И так – весь ходовой день, который обычно продолжался 7 – 8 часов, включая постановку на якорь, чтобы поесть. И в течение всего дня я ни одним пальцем не прикасаюсь ни к рулю, ни к снастям. При этом изрядно устаю – всё время напряженно отслеживаю действия моих курсантов.
А уж они – вообще еле живые выползают с яхты. Я не давал им расслабляться на ходу. Известно ведь, что как только человек почувствовал, что яхта его как-то слушается, начинаются разговоры, анекдоты, а то и песни… Нет, я им втолковываю: «Ребятки,  вы учитесь – полная сосредоточенность и внимание, пока не сошли с яхты!».
Обычно четырёх выходов бывало достаточно, чтобы я мог дать людям понятие об управлении яхтой и поставить им зачет по практике. Они после этого получали права яхтенного рулевого
II класса.
Но им, конечно эта работа была безумно интересна! Видели бы вы, с каким азартом они выполняли придуманные  мной  упражнения.  Тем
более, что я в эти упражнения вводил элемент соревнования. Например, вести яхту с закрытыми глазами – кто сколько секунд сумеет удержать яхту на курсе? А я отслеживаю по секундомеру. Наиболее способные вскоре могли это делать до 40 секунд. Это упражнение – на выработку автоматизма при рулёжке. Или упражнение по спасению утопающего, роль которого выполнял обычно надутый спасжилет. Несколько заходов – и у ребят это получалось, причём, с минимальной затратой времени.
Много раз за лето я выходил с курсантами на «Паломе», делали практически одно и то же. Но для меня эта работа не превращалась в рутину – нет, люди-то были разные, и мне каждый раз приходилось подумать, как с кем работать. К тому же работа на свежем воздухе и, несмотря на усталость, я получал от неё большое удовольствие. Для здоровья полезно. Да и денежки капали весьма неплохие. За одно занятие я получал несколько больше, чем моя месячная пенсия. Сколько-то от этих денег я должен был «отстегнуть» в школу, но всё равно для меня это было существенным подспорьем.
В общем, я не только занимался делом, которое мне было очень по душе, но и главное – чувствовал себя востребованным. А это очень важно для пенсионера, который ещё что-то может.
А тут в моей жизни появилось и ещё одно дело, связанное с парусом – я стал писать. И печататься!
С чего всё началось? Я уже упоминал, что книгу, над которой я сейчас работаю и которая лежит перед вашими глазами, я написал очень давно – лет 12 назад. И понял, что она никому не нужна, кроме меня (вот поэтому я сейчас к ней возвратился). Также сочинил брошюрку «От Москвы до Онеги на яхте», которую издал П.Н.Новосёлов. Но это не главное, а главное то, что я почувствовал вкус к писанию ( т.е. стал графоманом). Да ещё все меня очень нахваливали – говорили, что дескать «зело борзо» написано. Вот я и стал «борзописцем».
Интересно, что в те времена я не успевал закончить одну рукопись, а у меня уже в голове созревала идея следующей книги. Сначала я понял, что имеющиеся учебные пособия по парусному делу,   например    «Школа    яхтенного    рулевого», изданная в 1987 году, несколько устарели. Кроме того, хотя она была издана приличным тиражом – 30 000 экземпляров, её распродали очень быстро, и в продаже её давно уже нет. А авторы – глубоко уважаемые  мною корифеи паруса – Е.П.Леонтьев, Н.В.Григорьев и другие, уже умерли и кому-то надо продолжать их дело. Почему бы не мне?
А ещё, перечитывая имеющиеся пособия, я заметил, что они имели в виду читателя, имеющего какую-то, хоть минимальную подготовку. А мне видно, что сейчас очень много людей, не имеющих представления о яхтах, как у нас говорят, не отличающих носа от кормы. Но – испытывающих большой интерес к парусному делу. Значит, должно быть какое-то пособие, в котором всё излагается с самого начала. Т.е., требуется «разжевать и в рот положить».
И я стал писать такую книгу. Это был большой труд, я бы сказал – многолетний. Но до конца ещё было далеко, когда я понял: интерес к этой книге есть. В яхтенной школе мне посчастливилось познакомиться с одним очень интересным человеком. Никита Вронский – писатель, редактор, переводчик. Узнав, что я – преподаватель школы, он поинтересовался, а нет ли у меня чего-либо написанного. Я сознался, что есть. но – недописанное. Буквально на другой день он мне позвонил и сказал, что есть издательство, имеющее интерес к такой книге. И пригласил меня поехать с ним в это издательство. «Терра-Спорт» - вот как оно называлось. Мы с ним поехали туда, он меня познакомил с Генеральным директором Валерием Львовичем Штейнбахом и его заместителем по производству. Я по их просьбе рассказал им о книге и показал несколько отрывков, уже мною написанных. Они предложили мне заключить с ними договор.
Да, наивным я был тогда «писателем»! Много лет я возжался с этой фирмой, пока не выяснил всех её секретов, и тогда поставил крест на этой книге. А главный секрет был очень простой: фирма любит иметь задел рукописей, и у них заключено более 100 договоров с авторами. А книг они могут издать в год не более 10.  Понятно?
Второй секрет – простой. Мне его в одной из бесед выдал Генеральный директор Штейнбах. Он произнёс: «С.Я., понимаете, если я захочу вас обмануть, то сделаю это без труда!».
А третий секрет – ещё проще. Издательство – фирма – коммерческая, И как у любой коммерческой фирмы, у них бывают приливы и отливы в финансовых делах, Уже дважды были моменты, когда на подходе была сдача моей книги в типографию, но типография – вот недоверчивые люди – требует предоплаты. А у «Терра-Спорта» денег нет. А потом, когда деньги появляются, подходит очередь другой книги.
Так и не вышла, и – уже не выйдет эта книга, Даже, если издательство вдруг воспрянет духом и решить книгу печатать – не дам согласия. Вот хрен вам – я на вас большой зуб нарисовал! Да, по правде сказать, за эти годы книга уже устарела, сейчас  я её  совсем  не  так  бы написал.  Но писать такую книгу по новой – мне сейчас уже не под силу.
А жаль, я видел книги, который выпускал «Терра-Спорт» - очень красивые! Я даже держал своими дрожащими руками макет моей книги, он тоже выглядел очень красиво.
Ладно, проехали, была бы это единственная неприятность в моей жизни!
Далее. Продолжаю преподавать в своей школе, работаю по конспектам, которые для каждой новой группы выправляю, в соответствии со всеми новациями в парусном спорте, о которых узнаю.
Как-то Романов мне говорит: «С.Я., а что, если ваши конспекты издать в виде книги?» - «Кто будет издавать-то?» - «У меня есть издатель!».
Везет меня к этому Герману Белову – молодой мужик, владелец фирмы, коммерческой конечно. Но главное: он – яхтсмен, и художник издательства – тоже яхтсмен, причём опытный. И этот художник такой Миша Михайлов, прекрасно понял мои корявые эскизы к иллюстрациям и сделал для книги вполне приличное оформление.
Герман заключил со мной договор, мне пришлось изрядно и срочно поработать, я во время сдал и текст, и эскизы картинок. И что вы думаете?  Не прошло и полугода, как меня приглашают в издательство, дают мне денег – авторский гонорар, а также авторские экземпляры новеньких книжек, на обложке которых написано: С.Я.Мошковский «Управление парусными яхтами». И я, опять же трясущимися руками держу эту новую книжку.
Сергей Евгеньевич Кузьмин на своей машине  довёз меня с тяжелой пачкой авторских экземпляров до дома, и тут получил в подарок книгу с дарственной надписью автора. А автор – это, оказывается – я. Знаете, дарить свою книгу с авторским автографом – очень приятное занятие!
А Романов объявил в нашей яхтенной школе эту книгу обязательным учебным, заставляет всех курсантов её приобретать, намывая при этом некоторую деньгу для школы.
Мне стало немного легче на моих занятиях, не надо стало рисовать на доске мои ужасающие картинки. Я, кажется, не писал ещё, что Бог начисто обделил меня художественными способностями. Забыл обо мне при раздаче. А теперь я мог просто произнести: посмотрите на странице такой- то схему номер такой-то.
Конечно, как только книга вышла, я в ней обнаружил немало ляпов, которые пропустил и я сам и мои издатели-яхтсмены. И сразу же встал вопрос о втором издании. Тем более, что первое издание разошлось в магазинах довольно быстро, несмотря на сумасшедшую цену, заломленную  книготорговцами. Книжка в мягком переплёте стояла в продаже по 400 рублей, и я сам видел, как её покупали.
Что интересно – книжку покупали люди, не занимающиеся парусным спортом и не собиравшиеся это делать. Я сам расспросил одного покупателя, и он мне сказал, что ему просто это любопытно.
Вот интересное явление: когда  я дарил книжку своим друзьям яхтсменам, я всех очень просил: ребята, ради Бога, критикуйте, указывайте на ошибки, я нисколько не обижусь, только спасибо скажу. Будет второе издание – учту все ваши замечания. Нет, чёрт побери, единственное, что я слышал – это комплименты: «Серёга, какой ты молодец, да как зело борзо написано, да какой у тебя стиль отличный» и т.д. А мне эти комплименты были и на фиг не нужны, насчет своего стиля я сам всё знаю. А критики – не было. Один Сергей Евгеньевич не заленился продиктовать мне по телефону несколько замечаний, и они мне потом пригодились.
Но вот звонит Герман-издатель: «С.Я. тут в издательство  пришло письмо с критикой вашей книги». Ого! Я забрал письмо, оно оказалось от одного старого яхтсмена с Волги из Саратова. Мастер спорта Кольцов – вот как его звали. Большой молодец этот Кольцов! Сперва похвалил книгу, сообщил, что они её закупили для их парусной школы, и она стала у них законным учебным пособием. А потом выдал очень толковую критику. И даже прислал распечатку одного документа, касающегося установленных правил спасения утопающих, о которых я не знал. И мне пришлось при подготовке второго издания этот раздел переписать заново. Но я не возражал, а только был благодарен Кольцову за его письмо, даже послал ему ответ с благодарностью. Герман меня торопил с работой, и я. уже зная его темпы, не медлил – сдал ему всё в оговоренные строки. Ещё и он и Романов захотели, чтобы на последней странице обложки был портрет автора с краткими сведениями о нём. Я им принёс несколько фотографий, и они выбрали снимок, который мне и самому нравился – С.М. на яхте, в тельняшечке.
И снова – радость от сознания, что я держу в руках свою новую книжечку. Да ещё Миша Михайлов здорово поработал над иллюстрациями, они из схем превратились в прекрасные картинки. И снова – удовольствие дарить эту книжечку друзьям-яхтсменам, а также родным и близким. И снова – неудовольствие от той цены, которую заломили за неё книготорговцы. И теперь уже книжечка расходилась гораздо хуже. По крайней мере Герман ссылался на это, когда отказывался мне заплатить положенный по договору гонорар. Ну, Бог ему судья.
Казалось бы, вроде написал всё, что хотел. Пора бы и остановиться. Нет же, зуд графомании не даёт покоя! Я же в Яхтенной школе преподаю и другие дисциплины. Ничего никому не говоря, я сажусь и сочиняю опус под названием «Судовые работы» или, в подзаголовке «Как обиходить вашу яхту». Написал, эскизы к тексту нарисовал. Но эта книжка не пошла, Герман её не взял. А Романов взял, и даже какие-то деньги мне заплатил. Но – ничего не сделал. И очень хорошо, что не сделал! Самое главное я понял несколько позже: НЕЛЬЗЯ писать такую книжку в расчете на долгое использование. Она, по-моему, устарела ещё в процессе написания. Дело в том, что сейчас чуть ли не ежедневно появляются всё новые и новые материалы для ремонта яхт, а, значит, старые уже не годятся, и весь технологический процесс тоже меняется.
Ладно, не вышло, я и не очень огорчался.
Думаю, хватит писать о яхтах, у меня в планах было написать кое-что для себя и своих близких «Родословную Мошковских», я уже давно собирал материалы для этой книги. Ан нет! И Романов и Герман прут на меня: надо возобновлять книгу о хождении на яхте.
А на следующее утро прибыла сменная команда, мы передали им яхту. День мы провели в Петрозаводске, а вечерним поездом  отбыли в Москву.
По пути Света, приехавшая за день до нашего отъезда, чтобы побыть с нами (точнее – с Евгеньевичем) ещё денек, пела нам песенку, придуманную ею на известный мотив. Песенка была о «Паломе», о нашем плавании, о наших приключениях. И о Светланином прекрасном настроении в течение этого плавания. Что же, я могу сказать то же самое о своём настроении. Даже Вера Анатольевна Королёва со своими фокусами не смогла испортить мне конец нашего путешествия. А уж Светке, Серёже Кузьмину и Сашке Голубкову считаю себя обязанным и благодарным за ту атмосферу дружелюбия и веселья, которые они сумели создать. Считаю это плавание весьма удачным!
Саша Голубков не стал яхтсменом, его другие дела заинтересовали. Но хорошие отношения с ним у нас троих остались. Мы были у него в гостях, он был у меня в гостях. Хороший парень!
А Света  теперь – главный матрос у Евгеньевича на «Шамане». Отлично управляется со всем яхтенным хозяйством, очень азартно участвует в гонках. Недаром они дважды стали чемпионами Москвы!
Наверное, теперь следует сказать о моих учениках – прошедших курсы, а также ходивших со мной на яхте в разные годы. То, что я выучил многих людей, а. главное, приохотил их к парусному спорту – считаю одним из главных достижений  моей жизни.
Из моих бывших матросов выделю в первую очередь Борю Штрейса. Я хорошо помню высокого мальчика, который лет 25 назад обратился ко мне с вопросом: «С кем бы здесь поговорить, чтобы заниматься парусным спортом?». – «Поговори со мной»  – сказал я ему. И до сих пор ни разу не пожалел об этом. Он ходил со мной юнгой. Потом матросом, потом я стал доверять ему самостоятельно нести вахту. Потом доверил «Палому», он возглавил плавание сменного экипажа.
А сейчас Боря – матёрый человечище, окончил институт, стал главой семьи (трое детей), вместе с отцом возглавляет собственное предприятие. Кроме того, Боря – капитан и владелец большой яхты польского проекта «Скорпеус». Он отлично управляется с этой яхтой один, но уже подрос его старший сынок Федя и помогает отцу.
Мой бывший матрос Димыч живёт и работает в Израиле. Часто во время летнего отпуска берёт в чартер яхту и возглавляет команду в таком плавании. Не забывает своего первого капитана, присылает мне отчёты о своих плаваниях с красивыми фотографиями. Например, у меня есть его отчеты о плавании в Хорватии и по норвежским фиордам.
А Влад Онищенко, с которым я занимался отдельно, приезжая к нему в офис. О, это человек, которым я могу гордиться! Он, богатенький Буратино, купил себе хорошую яхту – «Рикошет-900». Я ему помог устроить стоянку в нашем клубе. Походил он  на ней несколько лет, теперь она перестала его устраивать, и он заказал себе новенький «Океаник – 310», весной 2009 года её должны доставить в Москву. А тем временем он успел поплавать в Средиземном море, а потом принял участие в гонках английских яхт через Атлантику. У меня лежит его увлекательный дневник, который он вёл в этом плавании. Гонки его не привлекают, дальние плавания ему по душе – ну, что ж, каждому своё.
Дима Евтушенко, его приятель, окончил наши курсы. Как и Влад, здоровенный красивый хохол. Он несколько лет ходил на арендованном четвертьтоннике по имени «Капер». А недавно, в конце лета, купил в Набережных Челнах « Картер-30» по имени «Бахус» и, меняя экипажи, пригнал его своим ходом в Москву. Что ж, как у нас в клубе шутят: «Большому кораблю – большая пробоина!».
Женя Кабанов, кончивший наши курсы, и его милая жена Катя с моей помощью купили сначала «Микрик» и плавали на нём по подмосковным водохранилищам. Потом я, как и многих моих учеников, отправил их на Онежское озеро, и они там   прошли неплохую  практику  у  Александра      Леонтьевича Экало, моего приятеля на его самодельной, но приличной яхте «Омега».
Поняв, что такое – прекрасное Онежское озеро, они потом в Питере приобрели подержанный, но в хорошем состоянии «Фолькбот», перевезли его в Петрозаводск. Там, с помощью моих друзей, поместили его на кооперативной стоянке, и каждое лето выезжают туда в отпуск. Сходили на своём «Фолькботе» на Ладожское озеро, побывали на Валааме, благополучно вернулись.
Они часто бывают у меня, советуются, рассказывают о своих приключениях. У них имеется постоянный спутник по плаваниям и по жизни: карликовая такса по имени Кристя. Есть много фотографий, где их яхта на ходу, а собачонка сидит у рулевого за  пазухой, только мордочка видна.
Я никогда не был сторонником присутствия животных на яхте во время дальнего плавания – обстановка иногда бывает такой, что можно легко потерять своего друга. Но любой владелец всегда утверждает: моя собака (кошка или ещё кто) на такая, как все – ведёт себя на ходу замечательно.
Конечно, собаки, как и люди, бывают разные. Многие из них нас хорошо понимают. Беда только в том, что мы их не понимаем – не предполагаем, что это животное сделает через минуту. Я сам наблюдал за одной собачонкой. Катал на яхте милую даму с собачкой, причём, она (дама, а не собачка) уверяла меня, что собачку отправит в каюту, скомандует ей: «Лежать!», и она (собачка, а не дама) будет лежать, как приклеенная. Как только яхта накренилась, собака вылезла и пошла по подветренному борту, скользя лапами по палубе. Того и гляди – сыграет за борт, лови её потом!
Одна команда из нашего клуба, уходя в плавание, взяла с собой котенка. Вернулись без него. По их уклончивым ответам я понял, что котенок не убежал от них где-то на берегу, а, верно, упал за борт, не научившись предварительно плавать. А на Онеге встретил я одну яхту в экипаж которой   входил… петух! О,   они очень им очень гордились, считая его своим, так сказать, тотемом, а, по теперешнему говоря – брендом. Даже, когда их пригласили выступать по карельскому телевидению, они и в телестудию заявились с петухом подмышкой. А только, когда я их встретил, возвращаясь в Москву, петуха с ними уже не было. На мой вопрос: «А где же Петя?», они смущенно ответили: «Тушенка у нас кончилась!» Сожрали петуха, дьяволы. Ну, хватит о животных, поговорим ещё о людях.
Мой старпом в течение многих лет и многих плаваний Виталий Гельфанд покинул «Палому», яхт-клуб и меня по причинам, о которых здесь говорить не хочется. Но вот прошло лет 12, и вдруг он объявился – позвонил, а потом и приехал. Я был ему рад, он, по-моему – тоже. Не забываются мили и километры, пройденные вместе. Мы оба не помолодели, но я не теряю надежды, что, если буду свободен, мы ещё пройдемся с ним вместе на «Паломе».
Теперешнюю команду «Паломы» - капитана Илью Нестеровского, старпома Лёшу Тягунова, матросов Петра Пустарнакова , Лёшу Случа я тоже вправе считать своими учениками. Они не очень склонны к дальним плаваниям – у всех бизнес, семьи… В гонках они тоже участвуют только в клубных. Но яхтой все они владеют вполне грамотно, и научил их этому ваш покорный слуга.
И, конечно, те 400 или 500 человек, прошедшие курсы Московской яхтенной школы, на которых я преподавал основные предметы, тоже ходят под парусами и многие из них часто вспоминают своего старого учителя. А этот старый учитель гордится своими учениками, считая свои уроки одним из важных дел, сделанных в жизни.
Я, читая им лекции в аудиториях и проводя с ними практику на яхте, никогда не считал своей главной задачей внедрить в учеников все знания в том объеме, которым владел я сам. Нет – моё дело было важнее – заинтересовать, прочно привязать их к парусному спорту. А знания и умение – дело наживное, они придут в плаваниях и гонках. Старые яхтсмены говорят: «Чтобы научиться гоняться – надо гоняться». Я к этому присовокупил бы такие же слова о плаваниях: «Чтобы освоить дальние плавания, надо в них ходить!»
По-моему, я всё сказал о своей парусной жизни, на этом книгу можно было бы и закончить. Но жизнь-то не кончается. Последние два года я был привязан к дому из-за тяжелого состояния своей матушки. Был при ней сиделкой, кухаркой, уборщицей и т.д. К сожалению, матушку мы похоронили перед Новым 2009 годом. Теперь я живу один. Весной мне исполнится 80 лет. Возраст чрезвычайно почтенный. Но я ещё чувствую в себе силы, а главное желание походить под парусами. Что ж, если здоровье позволит, то и походим. А может быть и дальнее плавание проведём.  Но заканчивать книгу всё же надо. А если будет ещё о чём писать – сделаю приложение.
Засим мои пожелания всем, кто читал эту книгу, и у кого хватило терпения дочитать её до конца. Пусть у вас в жизни будет такое же любимое дело, какое было у меня. Пусть судьба даст вам возможность этим делом заниматься так же много лет, как и мне. И пусть вы получите от этих занятий столько радости, сколько её было у меня.
Заключая эту книгу, сообщаю, что моя матушка умерла перед новым 2009 годом. Это, конечно, горе, но она отмучилась и меня освободила. Оклемавшись от похорон и всего, что связано с её смертью, я стал строить планы на следующее лето. Директор яхтенной школы Романов, узнав, что я теперь один, немедленно предложил мне работу. Несколько занятий я должен провести в классе (буду учить курсантов такелажным работам). А летом он предлагает вести практику с курсантами на яхте. Причем не на «Паломе», он её видел, и ему не понравилось, как она выглядит. По правде сказать, мои ребята изрядно запустили лодку. Уже несколько лет не могут привести в порядок палубу – страшная, как чёрт. А весной почти вся команда собирается брать яхту в чартер на Сицилии и походить с семьями вокруг этого острова. Это, конечно, здорово, но как раз в то время, когда надо заниматься весенним ремонтом яхты. В Москве остаёмся мы с Юрой Ивановым, ремонтные работы  будем делать вдвоём. Думаю, управимся. А потом – видно будет. Мне предлагают походить по Онеге И Женя Кабанов на его «Фолькботе», и Миша Хавин на его «Картере». Фишка в том, что обе эти яхты стоят в Петрозаводске, и мне не надо проделывать путь от Москвы до Онеги. Приехать на поезде в Петрозаводск, выйти на яхте, походить, сколько захочется, и уехать обратно в Москву. Посмотрим!