2012г. - БОЛЬШАЯ НАВИГАЦИЯ


Я же впервые оказался на пластиковой ‘Гринде’ в 2009 году. Тогда я в компании Демина Димы и Вити Тимошина возвращался с Верхневолжской регаты, но на руле в тот раз я практически не сидел, поэтому сегодня сделал для себя еще одно важное открытие в особенности управлении RT–эшкой под мотором.

 

 Идя под двигателем, лодка становится необычайно чуткой к управлению – румпель невозможно отпустить буквально ни на секунду, даже чтобы прикурить сигарету. Это происходит, потому что подвесной мотор устанавливается в специальный вырез в кокпите – так называемый колодец, который острословы прозвали ‘унитаз’, поэтому двигатель находится впереди и очень близко к перу руля и струя воды из под винта постоянно и сильно на него воздействует. У такой установки подвесного двигателя против транцевой установки есть только одно, правда, очень существенное и самое главное преимущество – на волне не выскакивает винт мотора и его очень легко обслуживать, но управление на спокойной воде канала и повышенный шум в кокпите делают не комфортным длительное плавание по речной глади. Теперь я понял, почему некоторые не гоночные RT–эшки, даже если имеют ‘унитаз’, дополнительно устанавливают на корме еще и пантограф. Получается оптимальная комбинация на все случаи жизни – гонишь лодку по реке, мотор висит на транце, вышел на волны Рыбинки или Онеги переставил мотор в ‘унитаз’. Хотя Дима уверяет, что через неделю к шуму привыкаешь и уже не обращаешь на него никакого внимания. Охотно верю его опыту, но меня после ‘картера’ это немного напрягло. Да и судя по сложной системе шумоизоляции, какую придумали гриндовцы можно смело сказать, что и они за много лет,как-то не очень привыкли к нему.
Обсуждая преимущество такой установки мотора, также Дима исправил мое ошибочное мнение, что поляки сначала делали яхты с ‘унитазом’, а потом отказались от такой конструкции. Оказалось, все было наоборот. В начале лодки делали без ‘унитаза’ рассчитывая на установку стационарного двигателя (яхты клуба ‘Парус’ - ‘Палома’, ‘Маугли’), а уже чуть позже они стали делать лодки со специальным колодцем в днище для установки подвесного мотора в кокпите яхты (яхты ‘Изумруд’, ‘Гринда’).
Вот так нечаянно у меня получился небольшой исторический экскурс в старые добрые времена, кода лодки были еще деревянные и вода была мокрее.
В шлюз вошли только в 9.27. вслед за ‘Речным-82’, толкавшим впереди себя пустую баржу. Видно из-за того, что она была пустой он тяжело и долго швартовался, так как его постоянно сносило к противоположной стенки шлюза. И уже час как стоим перед открытыми воротами шлюза. Горит красный свет, рации у всех молчат. Если я ранее правильно понял переговоры нашего диспетчера - то нас задерживают водолазные работы, которые ведутся на пятом шлюзе. Ошвартовались левым бортом за второй рым.

 

 Дима, сидя со швартовыми в руках напротив рыма, долго сосредоточенно рассматривал на поплавке большую цифру ‘два’ нарисованную свежим суриком и вдруг громко спросил
- Дим, как люди могут прожить жизнь без этого?
- Без чего - без этого? Без рыма?- попытался острить я.
- Ну, конечно! Представляешь, на склоне лет, уже жизнь как бы заканчивается, а ты вспоминаешь, что так и не видел его! Или, что еще хуже - ты умираешь, так и не узнав, что на свете есть рым! - печально продолжал рассуждать старпом.
- Да-а, считай жизнь зря прожил. Жизнь мимо пробежала! – утвердительной интонацией добавил я свое видение этой сентенции.
Немного помолчали, рассматривая узоры из трещин на бетоне.
-Дим, да ты посмотри внимательнее – они очень похожи на нас – людей! Ведь при всей своей кажущейся, на первый взгляд, одинаковости, на самом деле, они все такие разные! Смотри - у этого тонкий крюк напоминает профиль жесткого провинциального интелектуала – такие ходят исключительно в костюмах и мечтают сделать блестящую карьеру в какой-нибудь крупной айтишной компании. А про того, что напротив сказали бы, что нос картошкой – рязанский – он владелец маленького магазина и любит ‘побыковать’ по-маленькому среди родни и своих подчиненных, а вот тот в сторону завернутый крюк напоминает хобот милого и хорошо нам всем, еще с детства, знакомого, нашего тезки - мамонтенка Димы.
- Или…… - не договорив, засмеялся старпом.

 

 - Этот некрашеный черный метал – молодой горячий брюнет – быстро продолжал я - напротив его покрашенный серебрянкой – поседевший старик-профессор, наш крашен суриком – рыжий здоровяк-балагур, вон тот со следами стершейся краски – как бы лысеющий шатен-работяга – упахивается на двух работах, но так и не может свести концы с концами.
- Знаешь, а давай сочиним сказку, в духе Андерсена, про романтичную, трагическую или какую иную любовь рыма и швартового конца, например! - предложил я.
- Рым и конец? – заинтересовано, но как-то ехидно повторил Дима.
-Нет. Не годится. Рым, конец, швартовый, все это - какой-то гомосятиной отдает! Многовато мужского рода, получается! – засмеялся старпом.
- Хорошо, давай по- другому, по правильному посмотрим – любовь рыма и нежно его обвивающей веревки!- не унимался я.
- Представляешь, в течение дня и ночи его ласкают многие разные веревки и толстые и тонкие, старые и молодые, то есть новые, всевозможных цветов, иностранки - дайнима и наши коломенские, а он и в дождь и в зной, согласно классике жанра, ждет только ту единственную, с такой забавной, умилительной кисточкой на конце! – фонтанировал я, помахивая распушенным концом швартового.
- Рым, не смотря на свою молодость и свежесть - такой основательный, крепко прикрученный к своему поплавку, домовитый, можно сказать, абсолютный домосед - любит всяческие неторопливые размышления, любовь его тоже глубокая и тягучая, а она швартовая веревка - такая легкая и быстрая, естественно слегка ветреная, любящая дальние путешествия….. Она весело играет с ним и только!
- И все как в жизни, если наш рым полюбит кормовую веревку, то у нее всегда будет соперница – носовая веревка и наоборот! Нежно, медленно обвивает – это как бы достаточно целомудренное звучание темы, быстро, страстно обхватывает – согласись, звучит уже эротичнее!- разглагольствовал я как будто сам с собой.
Не знаю, куда бы могла увести нас наша фантазия, если бы не прозвучала команда на выход из шлюза, поэтому сегодня мировая литература не смогла обрести новый шедевр.
Мы вышли из шестого шлюза только в 11.38. Безветренная, тихая, унылая погода. Я уже не первый раз замечаю, что в тишине монументальных сооружений шлюзов возникает острое чувство одиночества, что в серую пасмурную погоду высокие башни московских шлюзов смотрятся некими величественными надгробиями. В принципе это так и есть и в прямом и в переносном смысле этого слова - как и московский мавзолей, они действительно являются надгробиями советской империи – мысль банальная, но абсолютно справедливая. Вспоминается, что много лет назад в Каире мне удалось посмотреть пирамиды и в солнечный день и в пасмурный – и это закономерно, что впечатления были абсолютно разные, но меланхолических чувств они тогда не вызвали. Здесь же у меня часто возникает чувство одиночество не в бытовом понимание этого слова, а именно тревожное чувство вселенского одиночества. Особенно, когда ты находишься на самом верху шлюза, и в полнейшей тишине, видишь вокруг себя помимо каменных башен только бескрайнюю зелень лесов до самого горизонта, и вдруг тебя медленно и беззвучно начинают опускать вниз. И если не крутить головой по сторонам, а смотреть только перед собой, то также медленно будет уходить из поля зрения тусклое небо, мокрая зелень леса и останется только серый глубокий прямоугольник шлюза…..