2011г. - ГОРИЦЫ

 

Правильно говорят люди – место подвигу есть всегда - спасибо Ване, он мгновенно прыгнул с берега и с двухметровой глубины достал телефон с еще светящимся дисплеем. Сам аппарат спасти не удалось, а сохранить симку получилось, и Иван смог переписать на нее почти все номера телефонов. За всю мою парусную биографию это моя первая такая потеря телефона, что для яхтсмена очень не характерно, но, как говорится – почин сделан.
20 июля 2011 года (среда) проснулись в десять часов. Брились, мылись, в 11.30 ребята пошли в Горицы купить всем нам майки со схемой волго-балтийского канала на груди, которые мы заприметили накануне. Я предложил сделать их форменной одеждой нашего экипажа на этот поход и видел в них некое сакральное свидетельство дальности нашего похода! Сам же остался ждать их возвращения в компании наших новых знакомых. Они рассказали, что являются двоюродными сестрами и им шестнадцать лет от роду, но, честно говоря, не очень верится, вот лет четырнадцать больше похоже на правду, что хотят в Вологде поступить учиться на парикмахеров. Ожидание ребят затянулось на три часа, и было очень утомительно  - мы оказались с девчонками скучной компанией друг для друга - они, мне так показалось, стеснялись меня, и я не знал, как и о чем говорить с ними.
Не нашел ничего умнее, как расспрашивать их про историю и сегодняшнюю жизнь монастыря. Как и ожидал, о прошлом монастыря они толком ничего не знают, многие исторические факты пришлось мне самому рассказывать им, но зато барышни с благородным возмущением поведали про сегодняшнюю настоятельницу святой обители матушку Евфалию, которая жутко матерится и всегда гоняет малышей, когда те зимой приходят кататься на санках с монастырского вала.



Вот у юнги, самого молодого из нас, общаться с ними получалось лучше всех, и они явно ему симпатизировали, во всяком случае, мне так показалось.
В какой-то момент нашего разговора, заслушавшись и засмотревшись на них, я с громким, наверное, испугавшим их своей беспричинностью смехом вспомнил охотинских экскурсанток на ‘Персее’ в первый наш поход и подумал о несколько настораживающей тенденции – что-то рановато нас стали любить дети!
Правильно советуют мудрые люди, особенно такие, как Адриано Челентано (помните, как ловко он дрова рубил в фильме ‘Укрощение строптивого’!) - спасение надо искать в труде. Я так и поступил, взял четыре пятилитровые бутылки, пошел к монастырскому колодцу и натаскал в наш питьевой бак 90 литров необычайно вкусной святой воды.

Ребята все не возвращались, и я стал уже не на шутку волноваться, подумывая, не пойти ли их искать. Когда же они пришли сытые и пьяные, то мы единогласно решили продлить стоянку еще на один день.

Весь остаток дня постоянно купались. Под руководством приезжего из Череповца плотника-реставратора ловили рыбу.

Он пьяно хвастался, что бригадир его специально,  уже не первый день отряжает на лов рыбы, как самого ‘выпимшего и везучего’. Через равные промежутки времени,  в его голове что-то замыкало, а может и наоборот, размыкало, и он абсолютно трезвым голосом говорил сам себе
- Нет, он меня точно рассчитает!
Дядька представлял собой очень колоритный и запоминающийся персонаж. Не понятно в силу, какого кокетства, Вова – так он представился, периодически просил угадать, сколько ему лет, но сделать это было совсем не просто. Сильно загоревший,  высокий, гибкий, от природы складный, рельефные -  красивые для мужика черты лица, большие со сломанной дужкой старомодные очки, придававшие лицу некую начитанность вкупе с золотыми фиксами и глубокими морщинами человека пьющего каждый день уже на протяжении последних, как минимум, двадцати лет давали очень широкий диапазон для размышлений. Либо о капризах природы, либо о слабости и уязвимости организма человека. Ему легко могло быть около тридцати пяти - сорока лет, но вполне могло оказаться и за шестьдесят. Мы угадать не смогли, он признаться не захотел.
Ближе к вечеру Вова пришел вместе со своим, по его заверению, ‘любимым другом’ продавать нам большого леща. От описания внешности друга я, пожалуй, воздержусь, каждый из нас хоть раз видел классического синюшного бомжа, поэтому, опираясь на имеющийся опыт, пусть каждый представит его облик себе сам, и я уверяю, не ошибется -  Вовин друг был яркий и типичный образчик этой категории населения. Скажу только, что друг был явно моложе тридцати лет.
Путь в пропасть давно проторен и незаметно короток. На эту невеселую мысль меня навел сравнительный анализ наших физиономий с мордами наших новых знакомых. Похоже, за четыре дня нашего плавания мы прошли к ней тот путь, на который им потребовались многие годы.
Вове, как по-настоящему одухотворенному человеку взять  деньги не позволяли понятия о дружбе, а житейская мудрость подсказывала, что с деньгами надо будет еще, как минимум,  километр - полтора топать до магазина, поэтому у нас шел натуральный товарообмен или, как выражался Вова, демонстрируя свою экономическую эрудицию, ‘происходил бартерный обмен’ и вопрос заключался только в том, как правильно оценить леща в 0,5 или 0,7 литра. Пока я решал с Вовой, этот честно скажу, непростой вопрос, я увидел, что его ‘любимый друг’ плотно занялся обхаживанием Димы и Вани, так как ему предложить на обмен было нечего, то он убедительно давил на человеческое сострадание и мужскую солидарность. Из-за некоего их удаления от меня я не мог разобрать всего монолога, но четко слышал его громкое, по-моему, гипнотизирующее восклицание
– Добрый человек!
В экипаже у меня товарищи, все как один,  люди редкой доброты и естественно ребята ‘милость к падшим проявили’ и вскоре ‘любимый друг’ позабыв своего ‘любимого друга’ Вову, звеня в кармане Диминой мелочью, умчался в магазин со скоростью штормового ветра.

  

В одной из постоянно гуляющих по берегу вокруг монастыря и соответственно проходящих мимо ‘Сюрприза’ группе иностранцев, на наше еврейское счастье, оказался итальянец-яхтсмен. Он отделился от группы и начал бойко, со знанием дела, разглядывать нашу яхту. Кое-как разговорились, и он попросился на борт осмотреть ‘Сюрприз’. Такую модель соплеменник ‘GrandSoleil’ и ‘Wally’ и сам владелец пятидесятифутовой ‘Beneatue’ раньше не видел и про яхтенного конструктора по фамилии Картер тоже ничего не слышал. Странно. Ведь в начале шестидесятых годов фамилия Ричарда (Дик) Картера, была весьма популярна, так как он один из первых в мире начал строить лодки с раздельным килем и пером руля. С грехом пополам, но вполне обстоятельно мы ему рассказали то немногое, что знаем сами об этом американском конструкторе. О том, что по не известным нам причинам эта модель, не завоевала большой популярности на Западе, но в конце двадцатого столетия стала одной из самых распространенных яхт в странах социалистического содружества, особенно в Польше, России и Болгарии, а на Западе была больше известна другая его модель – ‘картер-33’. По трапу он спускался медленнее, чем поднимался, чувствовалось - несет груз новых знаний и, видно, чтобы запомнить навсегда, бормотал себе под нос новое русское слово, наш тост – буль-буль, буль-буль!