2011г. - ГОРИЦЫ

Каюта, несмотря на сильно открытые люки, не продувалась, и из-за духоты спать в ней было невозможно. В надежде найти все-таки освежающий сквозняк я перебрался в форпик, но и там, было безветренно и душно.
Я лежал и сонно, сквозь ресницы, разглядывал диковинные текуче - изменчивые формы облаков, поймав себя на мысли, что пейзажам с облаками всегда придавалось огромное значение в старых немых фильмах. Большое количество таких кадров дающих воздух и, что самое главное, создающих атмосферу и настроение, говорило о том, что раньше кинематографисты лучше понимали значение состояния природы для образности всего фильма. Вспомнилась замечательная фраза Анатолия Головни из наставления молодым кинооператорам – ‘пейзаж ощущений’! Я рад, что ее произнес и ввел в искусствоведческий лексикон не живописец, а именно кинооператор!
Из кокпита донесся спор юнги с боцманом по поводу последнего глотка портвейна, который мы естественно не смогли довезти до ‘Паруса’. Иван высказывал мысль привезти старпому хоть половинку, хоть четвертинку бутылки, чтобы наглядно показать, как мы его любим и заботимся о нем, но стоило юнге не надолго спуститься в каюту, как Андрей тут же допил ее всю без остатка.
Созерцательность очень часто провоцирует у одних людей философствования, у других  хандру, что очень часто бывает одним и тем же.
Для меня в последние дни похода вспоминания разных событий завершающегося плавания закономерны и традиционны.
Есть факт общеизвестный, наверное, еще со времен допотопного капитана Ноя, что все моряки, проведя долгое время в плавании,  непременно начинают скучать по родным и близким людям, да и просто по тверди земной. Эта аксиома. Эта грусть проявляется у всех по разному, но проявляется обязательно.
А у меня же, все наоборот, возвращение домой всегда вызывает легкую грусть по воде и парусу, потому что яхтенных эмоций всегда не хватает. Вот и в этот раз мы добровольно, без каких-либо серьезных причин прекращаем, наш и так короткий, поход на 4-5 дней раньше первоначально запланированного срока и, что самое главное и обидное, заканчиваем раньше, чем закончится наше свободное время. Вначале планировали, что я с Андреем погоню лодку из Череповца 30 июля. У меня отпуск кончается только 7 августа, Андрей уезжает в Питер только 5-6 августа. Если у Димы с Иваном были объективные причины сойти на берег (самочувствие старпома и заканчивающийся отпуск юнги), то Андрей, который спокойно мог бы продолжить плавание со мной до 3-4 августа, что называется под шумок, за компанию, быстро-быстро засобирался домой, и мне естественно ничего не оставалось, как повернуть форштевень ‘Сюрприза’ в сторону Михалевского залива, то есть дома.
В эти моменты я остро ощущаю, свое одиночество оттого, что в экипаже, как мне кажется, никто больше так не болеет яхтингом как я.
Испытываю досаду от своей беспомощности, оттого, что лодка пока еще не подготовлена к управлению в одиночку. Хотя я и не являюсь апологетом одиночных плаваний, но, наверное, это неизбежный вариант к которому, рано или поздно, приходят очень многие яхтсмены - притягательна и радостна зависимость только от капризов природы и своих сил, не зря в мире такой огромной популярностью пользуются именно одиночные гонки и плавания.
Испытываю горечь от мысли, что я одинок в своем стремлении наполнить нашу яхтенную жизнь каким-нибудь ‘высшим’ смыслом – либо активным участием в регатах, либо интересными экспедиционными путешествиями, либо попробовать начать сотрудничество с какой-нибудь парусной школой.

Объективно говоря, обижаться на Андрея и Ивана или хоть как-то укорять их мне нельзя. У каждого свой энтузиазм – боцман честно говорит, что любит путешествия, а к гонкам он достаточно равнодушен. Иван признает, что ему сейчас определиться трудновато -  им пока движет  только любопытство познания нового, необычного для него образа жизни, и я лично пока совсем, не уверен, останется ли Иван вообще в яхтинге, а вот позиция старпома, настоящего яхтсмена, честно говоря, иногда бывает не совсем понятна и последовательна. Это немного огорчает, так как именно от него жду основной поддержки. Он гонки любит. Витя Панов мне даже как-то доверительно попенял, что Дима тяготится тем, что мы не гоняемся на регатах, и он не исключает, что Дима может уйти в другой экипаж. Странно. Очень странно. Ведь совсем недавно я первый сказал Диме, что беру все материальные расходы по комплектации яхты на себя и предложил ему перейти на график работы с выходными в субботу и воскресенье - это, как раз, те дни, когда все яхтсмены и судьи выходные, это те дни, в которые проводятся все соревнования и начать самим активно, без дураков, тренироваться каждые выходные, так он просто промолчал, сделал вид, что не расслышал моего предложения. И он знает, что на гонках я легко готов отвести себе скромную роль старательного матроса, а ему всегда предлагаю почетную и руководящую роль рулевого. Может Дима считает, что его мастерство в тренировках не нуждается? Так это необходимо для матросов. Странно. Не понятно.
Ну, да ладно, в принципе это житейские частности. Их надо понимать и принимать, как они есть, а по большому ‘гамбургскому счету’ я должен быть благодарен судьбе и за лодку и за хороший экипаж, где нет склок, где нет утомительных  дипломатических подвыпертоверов, где мы можем, предельно искренне, разговаривать друг с другом. И, что очень важно, слышать и понимать друг друга. А это, поверьте, самое главное в человеческих отношениях.
Около 18-19 часов мы были в Калязине. У охраны нас уже ждал забытый здесь две недели назад наш новый отпорник. Сначала хотели сделать короткую остановку всего на час-полтора, но, зайдя в бар и купив там холодного пива, мы еще раз уяснили себе простую истину – счастливые часов не наблюдают и просидели там часа три в разговорах о гендерном понимании смысла жизни. С Иваном наши точки зрения почти полностью совпадали. Андрей внимательно слушал.
Отчалили только в девять вечера, взяв курс на Кимры.

 

Почти всю ночь лодку вели Андрей с Иваном, лишь однажды они меня разбудили ненадолго, когда в районе Белого Городка немного заблудились в огнях города и стоящих на якорях судов. В районе Кимр нарушили правило, которого я стараюсь придерживаться неукоснительно - на вахте всегда должно быть два человека - железный боцман все-таки заснул, и Иван один вел яхту практически до первого шлюза. Между Дубной и шлюзом сломало и Ивана. Ребята нехотя признались, что   систематический недосып начинает проявляться жестко.
29 июля (пятница) Я проснулся перед первым шлюзом, когда Андрей уже встал на якорь. Связался с диспетчером шлюза и получил указание заходить в камеру толи за ‘Окским’, толи за каким-то ‘Речным’, сейчас точно не вспомню, да это и не принципиально. Вспоминаю только потому, что из-за него мы чуть не пропустили шлюзование. Он должен был заходить после двух пассажирских ‘австрийцев’, но и после их доклада диспетчеру о завершении швартовки,  наш ‘Речной’ продолжал стоять на якорях. Поняв, что происходит, что-то не ладное, я запросил диспетчера, и у нас состоялся такой диалог
-Яхта ‘Сюрприз’ вызывает первый шлюз.
- Первый шлюз слушает.
-Скажите, я не ослышался, что должен заходить за ‘Речным’
- Нет, можете заходить, как только он ошвартуется. Правым бортом, седьмой рым.
-А вы, ’Речному’ никакой дополнительной команды не давали, а то он до сих пор стоит на якорях.
-Как на якорях! – взревел диспетчер.
-‘Речной’ ответьте первому шлюзу!- металлическим голосом проговорил диспетчер.
- Вы, почему еще с якоря не снялись!
- Вы, почему мне не докладываете!
- У меня два пассажира уже ошвартовались, они, что ждать вас должны! Вы, что не понимаете, что график движения ломаете! - и понесся жуткий выговор старпому ‘Речного’, что-то лепетавшего невразумительное в свое оправдание, хотя даже по рации его выдавал сонный голос -  было ясно, они просто проспали.
По-моему еще якоря не успели появиться над водой, как они уже дали ‘полный вперед’.
На пристани ‘Большая Волга’ мы высадили Ивана и высадили уже не салажонка юнгу Ивана, а закаленного ветрами и волнами яхтенного матроса второй статьи Ивана.