2010г. В КОНАКОВО
Забавы наши не изменились со времени волжского похода – пиво днем, после заката водка, всегда непринужденный треп обо всем на свете. Правда, веселое купание за бортом сменилось простым обливанием из ведра, так как лесенку я умудрился утопить, решив искупаться напротив города Дмитров. Теперь придумывали разные варианты стационарного её крепления на транце, но уже на следующую навигацию.
На траверзе монументальной фигуры Ленина, ( кстати, интересно, сколько лет она ещё сможет простоять здесь, прежде, чем разрушится и, что случится раньше – саморазрушение или разломают и этот памятник, как многие другие на бескрайних просторах нашей Родины) Дима, который видно очень любит этот персонаж и часто поет – ‘ И Крупский такой молодой!...’ начал готовить очередной чайник коктейля ‘Сюрприз’. Наливая рюмки или открывая бутылку, старпом часто говорит – ‘Сделаешь, что-нибудь хорошее, так сразу ветер появится!’ И почти всегда появлялся - проверялось неоднократно ещё на ‘Персее’. Древний ритуал скрести мачту или палубу, или насвистывать, чтобы призвать ветер остался в дремучем средневековье, в современном мире силы природы реагируют только на вино-водочные продукты. Так и в этот раз, наш родной ‘Сюрприз’ понемногу начал набирать ход, и слегка накренившись на левый борт, быстро побежал бакштагом правого галса. Чтобы пораньше придти в Конаково решили идти без остановок; на руле сидел боцман, старпом был на шкотах, а я устроился на рубке около мачты сделать небольшую запись в судовом журнале.
В акватории Конаковской ГЭС, куда мы пришли в пять часов дня, ветер начал заметно усиливаться и уже скоро мы полетели с сильным креном – на шквалах фальшборт часто уходил в воду, в каюте, как обычно из-за нашей расслабленности, не закрепленные книги, атласы, посуда с грохотом повалилась на пол.
Дима удерживал румпель с помощью ног. Нагрузка была такой большой, что из-за незаметно отвинтившейся гайки даже погнулась толстая, около 7-ми мм, нержавеющая пластина крепежа румпеля.
Неужели синоптики не обманули! Будет шторм?
Восторг у нас был неописуемый – ведь столько дней мы молились Эолу и ждали настоящий хороший ветер! Андрей почему-то не поддавался всеобщему восторгу и настойчиво просил выровнять лодку. Примерно через час после нашего буйного, я бы даже сказал неистового катания по воде Иваньковского водохранилища, прямо напротив ГЭС мы сели на мель.
Нет не сели – а влетели на полных ходах, со всего маху, со всей дури, с хорошим креном.
- Докатались – сурово произнес боцман.
Пока Андрей громко рассказывал нам все, что о нас думает нехорошего, я спустился в каюту, чтобы заклеить пластырем большой палец на ноге, который очень глубоко порезал где-то, во время нашей безудержной гонки. Совершенно правы все яхтенные инструкции, запрещающие ношение на лодки сандалий с открытым носом – работая на палубе вероятность, пораниться об какую-нибудь деталь такелажа становится стопроцентной и никакой, даже сильно выступающий носок не защитит. Всему этому я много раз, правда, безрезультатно, поучал свой экипаж, но в результате сам поддался их примеру и стал носить сандалии. Но одно дело, когда идешь под мотором, по палубе передвигаешься медленно с большим чувством самоуважения и совсем другое дело, когда работаешь с парусами в свежий ветер.
Я ещё никогда так крепко не садился на мель, даже перо руля, будучи в наклонном положение еле-еле двигалось. Второй раз я так сильно сяду на мель, уже на родном Пестово этой осенью, когда буду катать Андрея Букашкина с его гостями. Тогда катер из яхт-клуба напротив бескорыстно снимал нас два часа подряд. Денег с собой не было, виски и водку уже всю выпили, хорошо хоть у меня была припрятана бутылка хорошего французского вина, я понимаю, что такая благодарность, конечно неадекватна затраченному времени и усилиям, но все же это лучше, чем ничего.
Сейчас же с большим трудом нам удалось развернуть лодку носом туда, откуда пришли, то есть в сторону глубины. Ещё труднее было удержать её в этом положении. Ни двигатель с полными оборотами, ни туго выбранные паруса, ни тем более футшток – ничего не помогало сдвинуть лодку с места. Мы уже начали беспомощно оглядываться по сторонам, в надежде увидеть катер, который мог бы нам помочь сняться, но видно из-за, усиливающегося ветра на воде было пусто. Не переставая, раскачивали яхту, практически находясь на месте, более часа и только благодаря очередному шквалу она потихоньку, очень неуверенно пошла вперед. Слава Богу, что не сидели, сложа руки, и не дали лодке всосаться в ил.
Выбравшись на глубокую воду, мы ещё немного походили под парусами по водохранилищу (у Николая Никандрова в рассказе ‘Кочевники моря’ запомнилось любопытное выражение – ‘за парусили’, ‘давай парусить’) и около восьми часов вечера, с сожалением убрав паруса, отправились в яхт-клуб, где на прошлогодней регате стояла ‘Гринда’.
От прошлогоднего гостеприимства сейчас не осталось и следа. Высунувшийся в окно будки охранник закричал, что заходить на территорию клуба начальник запретил, что гостевой стоянки у них нет и, вообще, чтобы мы убирались куда подальше. Всё это мы с трудом разбирали из-за шума двигателя и свиста усиливающегося ветра. О штормовом предупреждении знали все и в Москве и в Конаково, погода, на глазах, реально стала ухудшаться, и такое поведение яхтенных людей вызвало у нас, мягко выражаясь, недоумение.
Наверное, увидев наше настойчивое кружение перед шлагбаумом, закрывающим вход в клубную гавань, выехал какой-то человек на моторной лодке и посоветовал причалить, как он его назвал к ‘пьяному’ мосту, дескать, глубина там хорошая и яхты часто там стоят. Позже я, пришёл в ярость, когда узнал, что на моторке был начальник клуба, так как предложение встать у моста от местного, опытного судоводителя, совету которого мы простодушно доверились, чуть не привело к серьёзным повреждениям нашего ‘Сюрприза’. Конструкцию моста мы тогда, естественно, не знали, а увидели её слишком поздно, когда, уже находясь в повороте, внезапно налетевший шквал бросил яхту всем бортом на притопленные, но сантиметров на двадцать, выступающие, из-под воды, понтоны. Крикнув, чтобы боцман взял румпель, я быстро выпрыгнул на понтон и из всех сил старался одержать трёхтонную яхту, но тщетно – ветер уже плотно прижал лодку и пока мы отходили всё-таки хоть и неглубоко, но в пяти местах поцарапали левый борт чуть выше ватерлинии. Кранцы предполагают защиту борта от сплошной вертикальной поверхности, а не от таких ‘торпед’. Мне до сих пор, любопытно узнать какими этот мореход- начальник руководствовался соображениями, посылая нас в сумерках при шквальном, навальном ветре к такому непростому мосту. Или он дурак или, что ещё хуже сознательный вредитель. Ещё усиливало моё раздражение и досаду то обстоятельство, что мы были, как угодно это назови – если грубо, то пьяные, если смягчить, то выпившие, короче были нетрезвыми и должной реакции проявить не смогли. Но я понимаю, что это сейчас легко так рассуждать, спустя некоторое время, а тогда вся эта авария случилась внезапно и молниеносно и, слава Богу, что отделались только косметическими повреждениями.
И, конечно, необходимо признаться, что самая большая вина лежит на мне, на моей лени тогда класть якорь с кормы - при швартовке в незнакомом месте, конечно надо было подходить к мосту только носом на самом малом ходу и одерживаться футштоком. Только после благополучной швартовке носом можно было бы, хорошенько оглядевшись пере швартовать яхту лагом для более комфортной стоянке.
Это происшествие окончательно меня утвердило в правильности ещё ранее принятого решения разрешать выпивку на борту только, когда швартовы заведены на пирс. Кстати такое решение было поддержано, надеюсь искренно, всем экипажем и, потому, этот случай будем считать досадным исключением из жёстко соблюдаемого даже не правила, а закона.
Удалившись от злосчастного моста на безопасное расстояние, решили идти искать убежища у замеченного ранее по левому борту дебаркадеру. Вариант якорной стоянки мы рассматривали, только как самый крайний и безвыходный, так как ветер продолжал ощутимо усиливаться, на берегу, он погнал по земле большие серые клубы пыли, поднял высоко вверх много бумажного мусора, его свист в такелаже мешал слышать собеседника, а небо стало совсем чёрным от грозовых туч. Всё предрекало, что действительно с минуту на минуту может случиться сильнейший ливень и ураган.
Восторг и ужас охватили нас одновременно.
Напряженно-ожидающее состояние вызвало яркое воспоминание о жутком шквале, в который мы попали, в июле 2009 года, когда отмечали приезд в отпуск Жени Полойко, заставило нас прибавить оборотов и быстрее двигаться к дебаркадеру. В тот год мы, как и сегодня, заранее видели, что все небо обложили грозовые тучи, но тогда не смогли правильно рассчитать время его прихода и стали убирать паруса только, когда над водой уже пошел горизонтальный дождь, полетела водяная пыль. Она летела параллельно воде, больно секла лицо и мгновенно залепила солнцезащитные очки, сбросив их, я смог с большим трудом только чуть-чуть приоткрыть глаза, не размыкая ресниц, поэтому видел все нерезко – открыть глаза сильнее, чтобы их сфокусировать было невозможно. Скорость того ветра была однозначно больше знакомых мне 15-20-ти метров в секунду и опоздай я с уборкой парусов хоть на полминуты – оверкиля нам бы не избежать, в рубке на подветренной банке спал Дима и сидел настороженный Женя. Под голым рангоутом нас быстро несло к мелководному берегу, в трехстах метрах от острова Любви и только вовремя заведенный Андреем мотор, помог избежать выброса на неизвестную нам мель. Тот шквал длился не больше пятнадцати минут, а впечатления будоражащие кровь сохранились до сих пор.
